Планета динозавров I

— А нельзя просто зависнуть над ними? Это их не потревожит.

— Можно.

Все новые золотистые существа выходили из нор и пещер. Они грациозно взлетали на самую вершину скалы. Наверху находилась относительно ровная площадка примерно в пятьсот квадратных метров, которая заканчивалась отвесной пропастью.

— Что они собираются делать? — спросил Боннард. — Сеть такая большая, ее не затащишь ни в одну из пещер… Ого!

Долго ждать не пришлось. Шеренга носильщиков как раз подлетела к краю скалы и внезапно выпустила из когтей один конец сети, вытряхивая улов на площадку.

Птицы со всех сторон кинулись на добычу. Одни приземлялись, слегка складывая крылья, чтобы подойти ближе к шевелящейся массе рыбы. Другие, наполнив горловой мешок, взлетали и исчезали в каменных норах. Во время процесса дележки не возникло ни одного недоразумения, ни одной свары. Словно каждая птица отбирала рыбу по своему вкусу. Случалось даже, что в какие-то моменты возле рыбы не оказывалось ни одной птицы.

Казалось, они действовали организованно и брали только свою долю улова.

— Подкрути фокус, Боннард, — сказала Вариан. — Сделаем несколько кадров, посмотрим, что они не стали есть.

— Тех с бахромой, только маленьких.

— Может, поэтому летучая бахрома нас преследовала. Наверное, птицы стащили у них мальков… — сказала Терилла.

Боннард презрительно фыркнул.

— У этой бахромы нет ни глаз, ни тем более мозга, так как же они могут любить своих чад?

— Не знаю… Зря ты споришь. Ведь рыбы тоже могут чувствовать. Я где-то читала, что…

— Ну хватит!

Безапелляционный тон Боннарда заставил ее умолкнуть.

Вариан обернулась, испугавшись, что ребенок обидится, но Терилла была, как всегда, безмятежна. Вариан пообещала себе при первой же возможности сказать Боннарду пару ласковых слов, но потом раздумала. Пусть дети разбираются сами.

Она взглянула на экран, чтобы самой увидеть нетронутую добычу.

— Некоторые подводные существа способны испытывать что-то вроде добрых чувств в отношении своих сородичей, но, мне кажется, организм этой бахромы все-таки примитивен. Скорее всего, они откладывают икру, причем до взрослого возраста доживают единицы, которые в свою очередь тоже мечут икру. Однако наши птички их не едят. И этих колючих тоже не едят. Боннард, ты помогал Тризейну и Дивисти — приглядись-ка к ним! Среди тех экземпляров, что мы им привезли, есть такие?

— Нет. Таких я не видел.

— Конечно, мы отлавливали их в океанах… Теперь исчезли все птицы, и только невостребованная живность осталась гнить на камнях.

— Вариан, посмотри! — Снова. Боннард настойчиво тыкал пальцем в экран.

— Они только что приподнимались… взгляни!

Вариан отвела от экрана его руку, поскольку он так разволновался, что загородил все изображение. Одна маленькая бахрома шевелилась в своей причудливой манере — переламывалась пополам и сворачивалась. Потом Вариан увидела то, что взбудоражило Боннарда: без воды, естественной среды этого существа, сквозь тонкую оболочку проступили очертания скелета. Были отчетливо видны все его сочленения. Существо двигалось за счет деформации составляющих его скелет параллелограммов. Оно дернулось раз, дернулось два и затихло, только бахрома чуть заметно подрагивала. "Интересно, — подумала Вариан, — как долго оно протянет без воды? Неужели у него есть зачатки легких? Иначе оно бы уже погибло, столько времени проводя на суше. Может, это существо находится как раз в стадии выхода на сушу, то есть уже становится земноводным?

— Ты это заснял? — спросила Боннарда Вариан.

— Конечно, как только оно зашевелилось, сразу начал снимать. Оно что, может дышать кислородом?

— Надеюсь, не может, — сказала Клейти. — Не хотелось бы встретиться с этой мокрой тряпкой в темном лесу.

Она содрогнулась и от отвращения закрыла глаза.

— Мне бы тоже не хотелось, — сказала Вариан.

— А может, она добрая? Может, она не всегда голодна? — спросила Терилла.

— Мокрая, скользкая обматывает вокруг тебя свою бахрому и душит до смерти, — сказал Боннард, извиваясь и подкрепляя жестами созданную его воображением пугающую картину.

— Она не смогла бы обмотаться вокруг меня, — сказала, не дрогнув, Терилла. — Посередине она не смыкается. Только концами.

— Теперь она вообще не шевелится, — грустно сказал Боннард. Он был разочарован.

— Если уж вы заговорили о движении, — сказала Вариан, глядя на светлое пятно в сером небе, — хочу заметить, что солнце садится.

— Откуда ты знаешь? — ехидно спросил Боннард.

— Смотри на часы.

Клейти с Териллой захихикали.

— А разве нельзя приземлиться и поближе посмотреть на этих птиц? спросил Боннард, теперь уже с мольбой.

— Правило номер один — никогда не мешай животным во время еды. Правило номер два — никогда не приближайся к незнакомым животным, пока досконально не изучишь их повадок. Если эти птицы не разорвали нас на куски, это не значит, что они менее опасны, чем безмозглые хищники.

— Ну, а вообще мы когда-нибудь сможем подойти к ним поближе? упорствовал Боннард.

— Конечно. Соблюдая правило номер два, но только не сегодня. Я должна подогнать флиппер к месторождению.

— Когда ты полетишь сюда в следующий раз, я смогу поехать с тобой?

— Возможно.

— Обещаешь?

— Нет. Я уже сказала тебе — возможно, и я имела в виду именно то, что сказала.

— От этой экспедиции для меня не будет никакого толку, если я не буду выезжать из лагеря в поле, если все время буду торчать у экрана…

— Если мы доставим тебя на корабль в уполовиненном виде или хоть какая-то часть твоего драгоценного тела останется в пасти птицы или этой милой бахромы, твоя мамочка покажет нам, где раки зимуют. Так что уймись.

Вариан говорила более резким тоном, чем обычно. Упрямство Боннарда, его избалованность, уверенность в том, что все его желания должны немедленно исполняться, выводили ее из себя. И все-таки в глубине души она сочувствовала парнишке. Конечно, его раздражали постоянные запреты.

Корабляне не могут понять, что планеты опасны, потому что знают о них понаслышке. Единственную реальную опасность для них представляют пробоины в обшивке. Любое повреждение хрупкой оболочки ведет к летальному исходу. Так что, грубо говоря, если нет герметичной оболочки — значит, нет и опасности примерно так они мыслят.

— Пожалуйста, покрути кассету и посмотри, хорошо ли получились эти бахромчатые, — попросила она Боннарда после долгого молчания — обиженного с его стороны, непреклонного — с ее. — Когда мы вернемся в лагерь, нам с Тризейном надо будет кое-что проверить! Как жаль, что у нас нет доступа к базе данных ИК!

Потом они опять долго молчали. Она слышала только тихое жужжание пленки. Наконец Боннард заговорил:

— Знаешь, эти птицы здорово напоминают мне кого-то. Словно я уже видел их раньше. Мне кажется, я даже помню надпись с титрами…

— В каком-то фильме?

— О, что-то очень знакомое, Вариан.

— Мне они тоже показались знакомыми, Боннард, но пока не могу ничего вспомнить.

— Моя мама всегда говорит, что если не можешь что-то вспомнить, надо лечь спать и думать об этом, и тогда утром все вспомнишь, — сказала Терилла.

— Хорошая идея, Терилла. Я так и сделаю, и ты, Боннард, тоже попробуй.

Между прочим, мы опять пролетаем над неисследованным районом. Включайте телтейл.

Они засняли какое-то жвачное животное на коротких кривых лапах, засекли, но не смогли пометить похожих на Денди малышей, спугнули несколько стай стервятников, занятых своим грязным делом, вернулись в район месторождения к тому моменту, когда «сгустились сумерки», как сказала Терилла. Там их ждали Кай, Дименон и Маргит с оборудованием, которое флиппер должен был перевезти в лагерь.

— Очень богатая находка, Вариан, — сказал Дименон. Он страшно устал и был безмерно счастлив.

— А в соседнем ущелье еще один выход жилы, еще одно отложение, такое же крупное и такое же богатое, — сказал Кай, и улыбка расплылась по его потному, перепачканному лицу.