Страница 1 из 134
Петр Мамченко
Приди, приди возрождение
Пролог для неудачника
Нет, это просто хамство! Без стука, без предупреждений вваливаться туда, где занимаются крайне интимным процессом! Вежливый человек, между прочим, при таких обстоятельствах тихонько извиняется, и выходит, аккуратно прикрывая дверь. А этот… этот… как бы его назвать — тут же принялся орать, топать ногами и всеми другими способами выражать крайнее неудовольствие. Хотя, если рассуждать логически, основания для неудовольствия были, скорее, у меня и той красавицы, которой я объяснял тонкости камасутры в примерах.
При других обстоятельствах я бы, конечно, отвлёкся для выбрасывания наглого типа из нашей обители любви, но так как ответственный процесс как раз близился к кульминации, решил просто игнорировать негодяя. К сожалению, моя партнёрша оказалась не столь сильна духом, и немедленно растеряв всё духовное и чувственное, безжалостно оттолкнула меня и попыталась укрыться под кроватью, что, при её формах, было совершенно нереальной затеей.
Ну что же ты так нервничаешь, моя прелесть? Ну мало ли, посторонний припёрся? Разве это повод, чтобы прерывать распускание цветка, отвергать божественный нектар и… Муж? Какой муж? А, вот Это — муж?… Ну и что? Пусть бы смотрел и учился, такой большой мальчик, а совсем не умеет порадовать жену. Нет, нет, не меня надо радовать, а жену! Да ещё и обещать это столь неизысканными словами. Лучше бы поблагодарил, что нашёлся джентльмен, готовый развлечь скучающую супругу.
Это я-то урод?! А на себя ты в зеркало смотрел? А я, между прочим, хоть и не Бред Питт, но за собой ухаживаю, и за лицом и за телом. Ну чего ты лапами-то размахался? Говорю же, за телом хорошо ухаживаю! А означает это не только тренажёры, но и кой-какие боевые искусства, конечно, в большинстве я высоко не поднялся, поскольку не терплю грубости, но уж с болваном, которому пузо мешает дотянуться кулаком до противника, справлюсь запросто. Вот видишь? Этому приёму айкидо меня научила удивительная женщина, которой пришлось долго доказывать, что некрасивое лицо — ничто перед красотой души и тела… а уж потом я её такому научил… Ну, не будем отвлекаться, надеюсь, тебе хватило? Тогда извинись перед женой, и дай нам, наконец, закончить…
Пистолет? Нет, это уже просто предел грубости! Радость моя, твой муж, что, бандит? Депута-ат?! Ну это ещё хуже, бандиты хотя бы просто нарушают законы, а депутаты пишут их под себя. Да хватит уже стрелять, придурок! Мало тебе телевизора и окон? Всё равно я уворачиваюсь быстрее, чем ты целишься, а подходить в упор не собираюсь!
Ладно, моя ласточка, с не птичьими (97-65-104) размерами, продолжим как-нибудь в другой раз. А ты, пузатый-рогатый, запомни, жёны изменяют не потому, что шлюхи, а потому, что мужья ленятся! Адью!
Твою мать! Как же я забыл, что нахожусь не в стандартной пятиэтажке с высаженными вдоль двора деревьями, прыжки на которые я давно уже освоил в совершенстве. Четырнадцатый этаж! И ближайшее дерево метрах в пятидесяти. Я всего лишь скромный герой-любовник, а не супергерой, чтобы так сигать! Похоже, придётся всё же слезать с усеянного осколками подоконника и как-то пробираться к двери мимо необъятной туши с пистолетом.
Очередная пуля чиркнула по плечу, отправляя в вынужденный полёт. С воплем я отбросил схваченную в охапку одежду, размахивая руками в надежде зацепиться хоть за что-нибудь. Ни балконов, ни кондиционеров, и где все эти балки-штыри, за которые в случае нужды хватаются голливудские герои? Кто виноват — недобросовестные сценаристы, плохо разбирающиеся в архитектуре, или строители, не оставившие жизненно необходимых зацепок?
Бешено машущая рука ухватила лишь комок одежды, медленно уплывающий вверх. И почему я не ношу с собой парашют? Из кармана пиджака вывалился мобильник, и на осветившемся экранчике я успел заметить — 17:48 Пон. 13. Никогда не был суеверным, но, может быть, правда есть что-то недоброе в числе тринадцать? Правда, день не подходит. Понедельник, а не пятница. Ох и начало же недели выдалось!
Темно, уныло, безнадёжно… Осталось лишь одно ощущение — едва заметное движение, как будто плывёшь в смоляной неторопливой реке. Ни чувств, ни желаний. Мысли тягучи и разрозненны, и, похоже, идут по кругу.
В какой-то миг всё изменилось. Движение резко ускорилось, да и направление изменилось. Затем резкий толчок — и вокруг забрезжил смутный свет. Я вдруг понял, что стою где-то в сумерках, а передо мной… или, правильнее сказать подо мной? А если совсем точно, то это я стоял на ладони колоссальной тёмной фигуры. Безглазое, безликое, почти бесформенное нечто держало меня перед собой, анализируя неведомыми людям органами чувств. Страха не было, не смотря на подавляющую разницу в размерах, если бы неведомое мне существо собиралось сожрать меня или уничтожить, оно бы не стало приводить меня в сознание. Откуда-то я точно знал, что лишь его желание пообщаться позволило мне снова думать и чувствовать.
— Человек… человечек, без связей и стремлений… бессмысленный и бесполезный… сколько лет тебе было, когда ты умер? Чего ты стоишь, чего достиг?
— Мне было двадцать восемь! — Спокойно ответил я, хотя высказывание о моей бесполезности здорово уязвило. — Я был инженером, работал в хорошей фирме, делал карьеру…
Существо нетерпеливо взмахнуло конечностью, едва меня не выронив. Специфический способ прервать собеседника!
— Не рассказывай про эти бессмысленные человечьи игры — карьера, бизнес, деньги… Они важны только для подобных вам. Для нас важнее жизнь и смерть, душевный рост или погружение во тьму. Отчего ты застрял в междумирье? Почему тебя никто не зовёт и не вспоминает? Почему ты, обладавший десятками самок, не оставил потомства? Как ты сумел прожить целых двадцать восемь лет, и не оставить ни единого следа на душах окружающих, ничего, что напомнило бы о тебе? Ни детей, ни учеников, духовных подвигов или великих преступлений. Тебя никто не любил и не ненавидел всей душой. Ты пуст, бесполезен… Почему?
Пожалуй, с этой точки зрения, мне ещё не доводилось рассматривать свою жизнь. Неужели странное создание право, и я бесполезен? Но меня ведь любили! За ласку и нежность, за искусство любви, за умение превратить обыденность в праздник. Меня уважали коллеги и ценило начальства, даже бабки у подъезда считали меня «милым мальчиком»! Моя жизнь имела смысл, я просто не успел!
— Ты не прав! Я любил и был любим, я приносил радость женщинам, я никому не отказывал в помощи! Может, я не поэт и не завоеватель, но я нравился людям. Если бы только я прожил чуть дольше, у меня было бы всё — дети, ученики, любовь до гроба и духовное наследие, если бы только ещё пару десятков, да просто несколько лет, я…
Чудовище глухо рассмеялось и подбросило меня на руке. Случись такое в реальности, и многочисленные переломы были бы гарантированы. Но возмущаться было бессмысленно.
— Поверь мне, человечек, я насмотрелся на подобных тебе. Ты шёл по жизни, срывая цветы, не думая ни о прошлом, ни о будущем. Ты говоришь о нежности? Так почему ты дарил её лишь замужним, боялся брака? Хоть раз ты оглянулся на тех, кому «дарил нежность»? После тебя многие самки уже не могли довольствоваться семейной жизнью, искали новых любовников, ссорились с мужьями, разводились. Скольких ты сделал несчастными своей непрошеной нежностью? Ты был вежлив для вида, помогал для репутации, сверкающий, но пустой, как воздушный шарик! И вот тебя унесло ветром судьбы — и никто не вспоминает, не горюет и не радуется. Зачем, ведь таких шариков — каждый второй!
— Я понял… Я осознал! Пожалуйста, помоги мне, дай мне ещё один шанс! — В какой-то миг вдруг стало кристально ясно, что если сейчас неведомое существо утратит ко мне интерес, всё закончится. Теперь уже навсегда. Страх, прорезавшийся внезапно, туманил разум. Нельзя проиграть на этом страшном суде, ведь стоит мне покинуть чудовищную ладонь, и я окончательно растворюсь, утрачу последние иллюзии существования. — Верни меня, прошу тебя, умоляю! Я женюсь, заведу детей, буду помогать людям, буду учить, писать, рисовать! Я выполню всё, что прикажешь, только дай один, всего лишь один шанс!