Страница 32 из 33
Они меня дезориентировали – надо было писать другое, вписаться в «юбилей» училища. В праздник Шлезингера и Миронова. А может, это спесь?
Наверное, и спесь, и все, что угодно, наверно – но это было больно донельзя, это было гадко, это был какой-то обман. Да, слишком смело я живу, слишком давно не снимаю, слишком мало играю. 173 концерта за деньги – вот он, результат. В каком-то смысле вот он!
Очнись! Очнись! Очнись!
Такого со мной в жизни еще не было.
А студенты? А они отчего? А ведь это – главное!!!
ТВ – ладно, педагоги – ладно. Но студенты? Я понимаю, что выпал из сюжета вечера, но все же!
Надо просить, чтобы меня целиком вырезали!!! Просить. Умолять. Не скандалить.
А ведь я изменник в театре… Я бл…л с кино!
Нет, нет, нет. Все это серьезней. Не о них надо думать, а о себе. Не к ним упреки, а к себе, не к ним. Самое больное, что именно к себе. Это суть. Та жизнь, о которой я мечтал, еще не началась. Опять многое упущено. Очень много времени ушло зря. Я потерял свои позиции. Я потерял.
Конечно, не до такой степени, но сегодня: 1. Я был вне сюжета. 2. Не позаботился сам о себе. 3. Не сориентировался вовремя.
Во всем виноват сам. Как чувствовал, просил Лену не ходить со мной.
Капустники – верные спутники театров. В училище и позднее в театре Быков был королем капустников. «Седьмой гриб вторым составом» придуман Роланом. В.Г. Шлезингер был ведущий педагог Вахтанговского училища в 80-е годы, Андрей Миронов – гордость училища. И Быков почувствовал себя на этом юбилее не в своей тарелке. Он был уже «киношником». О кино говорить не пришлось. Неудивительно, что Быков почувствовал себя скверно. Ведь не будь вахтанговской школы, не было бы «Айболита-66», он всегда чувствовал себя вахтанговцем.
У Додика[53] был день рождения, я не мог не смотреть все время на Нелю, на брата Додика Сашу. Боже! Неля – как она была пленительна, обворожительна, обаятельна, притягательна – я не могу разглядеть за этой толстой женщиной Нелю. Как это страшно – старость.
Старушки выглядят лучше постаревших женщин. Но ведь некоторые и стареют красиво. А некоторые – безобразно. Старость тоже не ровна. Вот уж не думал.
Будет грустно и ужасно, пока не начну работать. Работать во всю силу души – даже уже не верится, что это возможно!
21.12.80 г
Из банального самое страшное – это банальная оригинальность.
Говорил с Микаэлян о Вышневском из «Доходного места»[54]. Не надо бы влезать – не верю я в это дело.
23.12.80 г
Позвонил в приемную Зимянина, пока отправили к помощнику Кузмину. Очень страшно «хлопотать» о себе. Но более нелогично молчать: мне не дают работать, меня шельмуют, может быть, надо хоть возразить!
Но это надо будет доводить до конца. Тут нельзя бросать дело на половине пути. Только озлобятся, и все.
Хочу вдруг взять и написать «Мама, война!» Сесть и написать. И писать, пока не напишу. Мучит Люба, Миша, дела[55]. А вот все бросить и сесть писать.
А может, взять стенографистку? А может, работать с пленкой?
24.12.80 г
Истерика как будто кончается. Отказ от прежней жизни – это еще не позитивная программа. Позитивная программа – это отказ от прежней жизни на деле. Отказ от прежней жизни – это созидание, а не одно только разрушение. И потом, так ли уж я отказываюсь от прежней жизни, продолжая покупать, планировать покупки и суетясь возле денег? Долгов нет. Но и денег всего 470 рублей. Все предстоящие получения липовые. Мне не хотят платить. Так или иначе – до Нового года шесть дней. Господи, помоги!
Надо узнать, нельзя ли Любе участвовать в конкурсе эстрадных артистов? Блок и детектив (?) Надо бы подключить к этому самого Гришу Перельмана.
Очень и очень конфликтно я живу.
«Дай денежку», «Варежка», «Сидит дед на пенечке», «Что лучше». (Что такое «орнаменты»?)
Что бы могло войти в ретроспективу советского детского фильма? Наверное, сказки Роу и Птушко, что-то Фрэза, «Республика Шкид», «Айболит-66», «Черепаха», «Буратино».
Надо представить ретроспективу моих фильмов (попробовать).
1. До войны: дом, приятели, тайна, подземный ход, голуби, враги, взрослые, социализм. Кукольный театр, спектакль в первой образцовой типографии. Абиссиния, испанцы. «Лапать» девочек. Вечер у радио. Первые стихи. «Мама, купи». Красивая тетя Маня. Додик Симочка и фортепиано. Отец. Туркмения. Цветы Сталину. Воровство. Ножички. Кошки. Ласточки. Суранда. Начало войны. Старуха-шпион. Грибы в Суздале. Сражение с преподавателями.
2. Эвакуация. Тимуровские команды, гадания, мамина столовая, трое на трое, сын наркома, побег на фронт, Лаг – собака. Журнал. Старшие.
3. Москва военная. Класс. Учителя. Время слез. Базар. Открытие Златы. Конфликт на кухне. Дом пионеров. Сталинград. Театр в Сталинграде. Дневники. Франклин.
4. Поступление в ВУЗ. 7-е ноября.
25.12.80 г
Собственно говоря, режиссура как направление в искусстве родилась сравнительно недавно – оттого-то она, по сути дела, не осмыслена. Однако это новый способ анализа, включающий в себя реконструкцию живого способом трактовки (то, чем занимался в художественной антропологии Герасимов). Тут принципиальная ориентация на художественность мышления, в коей мир и объективное познается через постижение субъективного «Я».
Существование своего «Я» в чужой структуре – оживление живой объективной жизни. Приблизительность этого оживления не принципиальна. Напротив, отсутствие так называемой точности – тоже открытие, и открытие сути (как в математике отбрасываются сотые и тысячные, когда они не принципиальны).
Образ, даже самый реалистичный, даже самый живой, – это все-таки факт в разрезе, это факт исследованный. Жизнь – факт неисследованный. Всякое исследование возможно только при допуске точности, при отбрасывании случайности.
Режиссура – некое завершение многих муз, некое возвращение музам их прямого природного начала. Кинематограф вдруг обнаружил свою слабость перед театром именно там, где он вдруг вышел на алхимию, на поиск философского камня. Именно там, где он полемически стал претендовать на абсолют. (Вот уж действительно «сумасшедшее фортепиано».)
Возвращение музам единства и разнообразие взаимоподчинения – открытие режиссуры. В режиссуре есть универсальность реконструкции жизни в образе. Тут снова приход от субъективного к объективному – слияние частного и общего в бесконечном постижении единства через вариант. Конечное исследование «Я», его итог – его противоположность: «не Я». Бог-Отец, Бог-Сын, Бог-Дух Святой – где-то в формуле реконструкции бытия и соотношения этой реконструкции с жизнью Духа.
Суть в искусстве – его развитие, рождение художников, которых и профессионализм не изгорбатит. Обаяние свежести и молодости не есть еще красота и совершенство. Это есть обаяние начала и надежд. Но в нем чрезвычайно сильно и впечатляюще прикосновение к Великому. Тут дело не в том, что профессия корыстна, тут дело в умении обращаться с опытом, который и благо, и рутина, и достоинство, и проклятие. Незнание – сила, но профессионализм – это уже «ученое незнание» (и не только по Николаю Кузанскому). Просто незнание выигрывает перед знанием, но лишь однократно. Искусство – это жизнь духа в веках. Это знание и накопление знаний, накопление культурной мощи Духа. Чур, на новенького! – Радуга бабочки, момент, игра разбивающихся о камень брызг. Что она без солнца и без векового колебания океана? Хотя во взметнувшейся у скалы волне – вся формула мгновения искусства. Тут тоже двуединство и третье – оставшаяся во впечатлении красота.
53
Давид Пажи – муж двоюродной сестры Нели.
54
Мара Микаэлян, театральный режиссер, стала снимать кино. Один из ее фильмов – «Доходное место» А.Н. Островского. Она предложила Быкову роль Вышневского. Быкова увлекло предложение, но смущал жанр мюзикла.
55
Любовь Кутузова – актриса, жена человека, которому Быков был обязан. С ней он приготовил программу, с которой она поступила в Москонцерт. Миша – актер цирка. Его увольняли. Он упросил Быкова помочь ему с номером, что тот и сделал.
56
Быков задумал небольшую книгу, которую для себя назвал «Орнаменты», туда должны были войти названные ниже сочинения.
57
Быковым написано 40 страниц под названием «Мама, война!». С этим ликующим криком Ролан вбежал в комнату, а мама села на кровать и заплакала. Это должна была быть повесть о детстве, а позже – фильм.