Мрак, сомкнись

— Принимается.

«Это, — подумал Джо, — было подтверждением моего предположения. Настоящие великие игроки всегда были истинными джентльменами, великодушными к бедности».

Голосом, в котором почти не чувствовалось раздражения, один из Больших Грибов сказал:

— Ваша очередь.

Джо взял рубиновые кости.

С тех пор как он впервые удержал два яйца на одной тарелке, подчинил себе все мраморные осколки в Карьере и бросил семь пластмассовых букв детской азбуки так, что они легли на ковер в ряд и образовали слово «мамочка», о Джо Слеттермен шла слава, как о человеке, обладающем необыкновенной меткостью броска. Он мог метнуть в шахте кусок угля в крысу и попасть ей в темноте в череп на расстоянии пятидесяти футов, а иногда он забавлялся тем, что метал куски руды в то место, откуда они отвалились, и эти куски, точно попав в цель, на несколько минут прилипали к стене. Временами, практикуясь в скорострельности, он бросал семь-восемь обломков в дыру, из которой они вываливались, и это было похоже на сборку головоломки. Если бы ему довелось выйти в открытый космос, он несомненно смог бы пилотировать шесть лунных скиммеров зараз и выписывать восьмерки в самой гуще колец Сатурна.

Единственным же отличием между бросанием камней и костей становится такая деталь: кости-кубики должны отскочить от боковины стола, что делало испытание искусства Джо еще более интересным.

Погромыхав зажатыми в кулаке костями, он почувствовал в пальцах и ладонях необыкновенную силу.

Он сделал быстрый бросок снизу так, чтобы кости упали прямо перед ассистенткой в белых перчатках. Его семерка, естественно, сложилась так, как он и рассчитывал, из четверки и тройки. Красные точки на цифрах располагались таким же образом, что и на пятерке, только у каждого черепа был один-единственный зуб, а у тройки отсутствовал нос. Это были детские черепа. Он выиграл пенни, то есть доллар.

— Ставлю на два цента, — сказал Джо.

На этот раз он выбросил одиннадцать очков, шестерка была похожа на пятерку, только выделялось три зуба; данный череп выглядел наилучшим образом.

— Ставлю никель без одного.

Эту ставку разделили между собой два Больших Гриба, обменявшись насмешливыми улыбками.

Теперь Джо выкинул тройку и единицу — четыре очка. Единица с ее единственной точкой, смещенной от центра к краю, выглядела тем не менее, как череп, может быть, череп циклопа-лилипута.

Джо выиграл еще немного, с отсутствующим видом выбросив три десятки весьма нетривиальным способом. Ему хотелось разглядеть, как ассистентка собирает кубики. Джо каждый раз мерещилось, что ее пальцы со стремительностью змеи проходят под костями, хотя на ощупь костяшки казались совершенно плоскими. В конце концов он решил, что его восприятие не может быть иллюзией, хотя кости не могли пройти сквозь креп; ее рука в белой перчатке вполне способна проделать манипуляции с костями, погружаясь в черную, вспыхивающую алмазами материю, как если бы ее вообще не существовало.

И опять в голову Джо пришла мысль о дыре размером в игорный стол, пронизывающей Землю насквозь. Значит, кости вертелись и ложились на абсолютно гладкую прозрачную плоскую поверхность, непроницаемую только для простых смертных. Или, пожалуй, руки ассистентки оставались единственным, что могло пройти сквозь эту поверхность, и такое простое объяснение превращало в вымышленную фантазию представшую перед мысленным взором Джо фигуру проигравшегося дотла игрока, совершающего Большой Прыжок в этот ужасный колодец, рядом с которым глубочайшая шахта становилась обычной оспинкой.

Джо решил, что он непременно должен узнать правду. Без этого ему не обойтись, ибо он не хотел иметь никаких осложнений, если в случае критической ситуации у него закружится голова.

Он сделал несколько ничего не значащих бросков, бормоча время от времени: «Ну, давай, милый, давай, Джо». Наконец, он взялся за осуществление своего плана. Когда он бросил кости, полетевшие по довольно сложной траектории и принесшие ему две двойки, он сделал так, чтобы они отскочили от дальнего угла и остановились прямо перед ним. Затем, чуть-чуть подождав, когда очки будут замечены, он протянул левую руку к кубикам, на какое-то мгновение опередив руки в белых перчатках, и схватил кости.

Ух ты! Джо ни разу в жизни не приходилось испытывать подобных мучений и сохранять при атом спокойное выражение лица, даже когда его ужалила оса в шею, как раз в тот момент, когда он впервые запускал руку под юбку своей жеманной, капризной, легко меняющей решения будущей жене. Его пальцы и обратная сторона ладони болели так сильно, так невыносимо, будто он сунул их в раскаленную печь. Ничего удивительного, что на ассистентке перчатки. Они, наверное, асбестовые. И очень хорошо, что он выполнил это манипулирование правой рукой, подумал Джо, глядя на проступившие волдыри.

Он вспомнил то, чему учили его в школе, то, что наглядно подтвердила Двадцатимильная скважина: Земля под корой ужасно горяча. Эта дыра размером с игорный стол, должно быть, втягивала страшный жар, поэтому любой игрок, совершающий Большой Прыжок, неминуемо зажарится, прежде чем успеет упасть на достаточную глубину, и вылетит в Китае в виде сажи, а то и вовсе ничем.

Большие Грибы снова зашипели без малейшего снисхождения к его обожженной руке, и Мистер Кости, опять побагровев, открыл рот, чтобы прикрикнуть на них. И снова движение руки Большого Игрока спасло Джо. Шепелявящий мягкий голос произнес:

— Скажите ему, Мистер Кости.

Последний проревел:

— Ни один игрок не может брать со стола кости, бросил ли их другой игрок или же он сам. Только моя ассистентка имеет право это сделать. Правило заведения!

Джо коротко кивнул Мистеру Кости. Тот холодно сказал: «Ставлю займ без двух». И пока покрывалась эта все еще смехотворная ставка, Джо назвал себе сумму, а затем специально стал выбрасывать пятерки и семерки все время, пока пульсирующая боль в левой руке не утихла, а нервы снова не успокоились. Сила в правой руке не слабела ни на минуту, она, пожалуй, даже увеличивалась.

Примерно в середине этой интермедии Большой Игрок чуть заметно, но с уважением наклонил голову в сторону Джо, прикрыв колодцы глаз перед тем, как повернуться и взять длинную черную сигару у самой хорошенькой и наиболее злобно выглядевшей девушки из своего окружения. Учтивость в каждой мелочи, подумал Джо, еще один признак магистра игры, где правит случай. Большой Игрок конечно же имел под своим началом блестящую команду, хотя, обведя всех внимательным взглядом во время очередного броска, Джо заметил человека, который явно в нее не вписывался, — юношу в элегантных обносках, со спутанной шевелюрой, пристальным взглядом и чахоточным румянцем на щеках.

Когда он взглянул на дым, поднимающийся из-под низко опущенной шляпы, он решил, что либо огни над столом потускнели, либо цвет лица Большого Игрока стал чуточку темнее, чем в начале. Или, что за дивная фантазия, кожа Большого Игрока слабо темнела в течение всего вечера, словно обкуриваемая пеньковая трубка. Об этом почти смешно думать: ведь здесь было предостаточно жарко, чтобы пенька успела потемнеть. Джо знал это по собственному опыту, но, насколько ему было известно, так происходило с ним, когда он оказывался под столом.

За все это время ни одна мысль Джо — ни обычная, ни восторженная — даже в малейшей степени не ослабила его уверенности в сверхъестественной опасности человека в черном, в его убеждении: тронуть того — значит умереть. Если бы у него в голове и зашевелились какие-либо сомнения, они были моментально развеяны последующим происшествием, от которого у него побежали мурашки по телу.

Большой Игрок как раз положил руку на плечо самой хорошенькой и самой злобной из своих девушек, стал ее ласково поглаживать. Тогда поэт с позеленевшими от ревности и любви глазами прыгнул вперед, словно дикий кот, и ударил длинным сверкающим кинжалом в черную атласную спину.

Джо не понял, как такой удар мог пройти мимо, но Большой Игрок, не снимая руки с плеча девушки, сделал движение левой рукой — словно распрямилась стальная пружина. Джо не успел даже подумать, воткнул ли Игрок поэту нож в горло, ударил ли ребром ладони, применил ли марсианский прием Два пальца или просто коснулся его, но так или иначе, парень замер, словно в него выстрелили из бесшумного пистолета или невидимого лучевого ружья, и рухнул на пол. Двое чернокожих утащили тело, и никто не обратил на этот эпизод ни малейшего внимания. Такие происшествия считались здесь обычным делом.