Майор запаса

Банни считала, что нынешний состав спасательной экспедиции — самый неподходящий из всех, какие только можно представить. Но в Килкуле сейчас собралось столько пострадавших от раннего ледохода, что было просто некому больше поехать на поиски. Шинид поехала бы одна, если бы никто не захотел составить ей компанию — она очень хотела спасти Яну, надеясь как-нибудь найти и своего брата. Банни едва успела передать Клодах слова Адака о том, что разбился шаттл, а Яна попала в неприятности, как в дом вошла Шинид и сказала, что у Яны проблемы, и она, Шинид, едет ее выручать.

— Это Шон попросил тебя? — спросила Клодах, проницательно глядя Шинид в глаза.

— Не только Шон, — резко ответила Шинид и оглядела присутствующих, оценивая, годятся ли они ей в спутники.

Клодах коротко кивнула и с силой вонзила нож для резки мяса в доску.

— Я еду с тобой.

— Ты?! — Банни не могла поверить своим ушам. Но Клодах уже сняла передник и, подойдя к груде одежды, сваленной у двери, стала выискивать свою куртку и ботинки.

Решимость Клодах заразила всех остальных. Ничто не могло бы удержать Банику от участия в спасательной экспедиции — Стив Марголис даже удивился настойчивости девочки. Сам он собирался ехать, потому что твердо решил пронаблюдать “необычное природное явление” — вулкан. Диего колебался — ему, конечно же, очень хотелось поехать, но он не мог оставить отца одного. Тогда Эйслинг вызвалась присмотреть за больным, пока они не вернутся.

Когда все вышли на улицу, выбрать себе кудряшей из табуна, который пригнала Шинид, оказалось, что к экспедиции присоединится еще один доброволец — Нанук. Шинид улыбнулась и погладила черно-белого кота, благодаря за участие.

Дина тоже решила идти с ними и настояла на своем, прибегнув к самым крайним мерам. Когда собака увидела, как маленький отряд выезжает из поселка, она принялась скулить и завывать так жалобно и так пронзительно, что Клодах пришлось зайти к Лайэму и попросить, чтобы он отпустил Дину с ними. Дина радостно сорвалась с места и помчалась к Диего. И все время, пока они ехали на северо-запад, в глубь пустынной равнины, собака держалась рядом с кудряшом, на котором ехал мальчик.

Нанук пребывал в полной уверенности, что именно ему принадлежит право возглавлять экспедицию, и бежал впереди, время от времени приостанавливаясь и поджидая Шинид — как будто надеясь, что таким образом ему удастся заставить их ехать быстрее. Но земля размокла, повсюду лежали кучи подтаявшего, рыхлого снега, и экспедиция перемещалась вперед довольно медленно — даже смышленые кудряши то и дело оступались, когда их копыта попадали в предательские ямы, скрывавшиеся под талым снегом.

В первый день похода, когда земля снова содрогнулась, Клодах подняла руку, подав всем знак остановиться. Она с трудом слезла с кудряша, медленно легла, распластавшись всем телом, и приложила правую щеку к покрытой талым снегом земле. Через некоторое время Клодах поднялась, отерла лицо и указала на запад:

— Туда!

У Клодах были и иные способы общения, и Банни, как завороженная, наблюдала за ней. Клодах пела. Глубоким выразительным голосом она пела, обращаясь к птицам, к скалам и к растениям:

Когда птицы слышали Клодах, они сразу же улетали куда-то, если ее слышали звери, они оставляли свои звериные дела и куда-то убегали. Ручьи и реки продолжали деловито нести свои струи дальше, но Банни готова была поклясться, что их волны после песни Клодах изменяли свой ритм. А земля под копытами кудряшей просто слушала, вбирая в себя звуки мелодии. Клодах тоже слушала, а потом говорила, в каком направлении надо ехать. Караван поворачивал, куда указывала Клодах, и они ехали, а потом Клодах снова пела и снова слушала.

Таким вот образом они и путешествовали два дня, и две ночи, и еще половину дня. Правда, Стив Марголис все время требовал объяснений по поводу таких "донкихотских” перемен маршрута. Они спали, как могли, прямо в седлах и делали остановки только для того, чтобы покормить кудряшей, да еще останавливались на десять минут каждые два часа, чтобы дать кудряшам немного отдохнуть. Лошадки неутомимо продолжали путь, по большей части шагом, а когда попадались участки хорошо подсохшей, ровной земли без снега — переходили на легкий, ровный галоп.

Довольно скоро спасателям пришлось прикрывать лица кусками полотна, которое быстро забивалось пылью и пеплом, так что его надо было часто отряхивать. Пыль и пепел были повсюду, и даже пища, которую путешественники ели во время коротких привалов, на вкус больше всего походила на те же самые пыль и пепел. Глаза у всех покраснели и припухли. Когда на привалах им попадались нерастаявшие сугробы, путешественники разгребали верхний слой и чистым снегом умывали лица, пытаясь уменьшить раздражение, вызванное пылью.

Все вокруг было грязно-серого цвета — небо, земля, воздух. И сами люди верхом на лошадях были похожи на большие кучи пепла, такие же, как засыпанные пеплом холмы, среди которых они проезжали. Банни так устала и до такой степени надышалась дымом и гарью, что только боль в натруженном от долгой езды копчике убеждала девочку, что это путешествие ей не снится. Потом Нанук принялся быстро бегать то вперед, то обратно к лошадям, и караван поехал быстрее — всем не терпелось узнать, что же он такое там нашел? Нанук привел их к месту, где на земле четко отпечатались человеческие следы и длинные полосы от лыж садившегося вертолета. Там же обнаружилась кучка брошенных вещей, которые превратились в ни на что не годный мусор — более-менее целыми оставались только металлические части, все остальное являло собой разрозненные оплавленные куски, так что нельзя было даже понять, чем все это было раньше. Землю рассекала трещина, на стенках которой застывали потеки вулканической грязи.

Нанук прыгнул к плоской площадке затвердевшей вулканической грязи у самого края расщелины в земле так близко, что у Банни аж дух захватило — девочка испугалась, как бы кот не свалился вниз. Но кот был далеко не дурак — приземлился точно туда, куда хотел. Нанук улегся на площадку, которая, очевидно, была еще теплой, в самый раз для кота, и, как ни в чем не бывало, принялся вылизывать подушечки лап — совсем как дома, в лаборатории Шона.

— Да уж, вот кто умеет устраиваться! — развеселилась Клодах.

Дина тоже уселась и стала вылизывать лапы. Верная собака всю дорогу бежала рядом с Диего, и ее рыжий мех от пепла сделался грязно-серым.

Кудряшей распрягли, сняли с них одеяла, служившие вместо седел, и отпустили пастись. Из тюков достали снегоступы, в которых, как рассчитывали путешественники, будет легче ходить по вулканическому пеплу и полузастывшей грязи. Пока остальные последний раз проверяли свои рюкзаки, Стив Марголис связался по рации с Адаком и передал тому координаты места, где экспедиция расположилась на привал. Баника только понадеялась, что Адак слышал Стива лучше, чем они — Адака. Потому что в динамиках рации Стива слышались только неразборчивый треск и свист, звучавший чуть громче, чем свист сильного западного ветра.

— Надеюсь, меня услышали, — сказал Стив. — Я толком не понял, что они сказали, но, судя по тому, что здесь творится, они, наверное, предупреждают — дальше идти опасно. И еще они вроде что-то там бормочут насчет того, что в нашей команде некому отдавать приказания.

Клодах пренебрежительно фыркнула и, тяжко вздохнув, снова улеглась на землю. Остальные стояли и ждали. Ждать пришлось долго — по крайней мере, кудряши успели отойти довольно далеко, выискивая под снегом и пеплом какую-нибудь траву.

Но вот наконец Клодах поднялась, отерла пепел с лица и шеи, отряхнула одежду и указала:

— Нам туда!

— Но вулкан — там, — возразил Стив, показав в другую сторону.

Клодах махнула рукой на север: