Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 73 из 82

Наконец мисс Ройал села прямо и вытерла глаза.

— Ох, это до чего забавно, Эмили Берд Старр... умереть можно от смеха! Когда мне будет восемьдесят, я вспомню эту историю и буду хохотать до слез. Кто это опишет, вы или я? Но кому же все-таки принадлежит это чудовище?

— Понятия не имею, — сказала Эмили сдержанно. — Я впервые в жизни его вижу.

— Ну, давайте закроем дверь, прежде чем он вернется. А теперь, дорогая, садитесь здесь, рядом со мной... тут осталось одно чистое местечко под подушкой. Теперь-то мы поговорим по-настоящему. О, я вела себя отвратительно, когда вы пытались задавать мне вопросы. И я старалась быть отвратительной. Почему вы не бросили в меня чем-нибудь, несчастная оскорбленная милочка?

— Мне хотелось это сделать. Но теперь я думаю, что еще легко отделалась, учитывая поведение предположительно моей собаки.

Мисс Ройал снова скорчилась от смеха.

— Не знаю, смогу ли я простить вас за то, что вы приняли это отвратительное, лохматое, грязно-белое существо за моего великолепного рыжевато-золотого чау-чау. Прежде чем вы уйдете, я отведу вас наверх, в мою комнату, и вы извинитесь перед ним. Он спит на моей кровати. Я заперла его там, чтобы дорогая тетя Анджела не волновалась так о своей кошке. Чу-Чин никогда никому не причинит вреда... он просто хочет с кем-нибудь поиграть, но глупая старая кошка убегает. Ну, а вы знаете, когда кошка убегает, собака просто не может удержаться и не погнаться за ней. Как говорит нам Киплинг, пес не был бы настоящим псом, если бы не гонялся за кошкой.[126] Если бы только это грязно-белое чудище ограничилось погоней за кошкой!

— Ужасно жаль бегонию миссис Ройал, — сказала Эмили печально.

— Да, очень жаль. Тетя Анджела выращивала ее много лет. Но я куплю ей другую. Когда я увидела, как вы подходите к дому по дорожке, а пес скачет вокруг вас, я, конечно, сразу же решила, что он ваш. Я надела мое любимое платье, потому что в нем я почти красавица... мне хотелось, чтобы вы сразу полюбили меня, но, когда это чудовище вымазало его от воротника до подола, а вы не сказали ни слова осуждения или извинения, во мне загорелась холодная ярость. У меня случаются такие приступы ледяного гнева... и я ничего не могу с этим поделать. Таков уж один из моих маленьких недостатков. Но я быстро оттаиваю, если нет никаких новых неприятностей. Но в этом случае новые неприятности происходили каждую минуту. И я поклялась себе, что вы, даже если не попытаетесь заставить вашу собаку вести себя как следует, не услышите от меня ни единого слова возмущения. А вы, как я полагаю, были в негодовании из-за того, что я преспокойно позволила моей собаке испортить ваши фиалки и съесть ваши рукописи?

— Да.

— Ужасно, что так вышло с рукописями. Может быть, нам все же удастся их отыскать... не мог же он их проглотить! Но, боюсь, он изорвал их в клочья.

— Ничего страшного. Дома у меня остались копии.

— А ваши вопросы! Эмили, вы держались просто восхитительно. И вы в самом деле записали мои ответы?

— Слово в слово. И к тому же намеревалась опубликовать их именно в таком виде. Мистер Тауэрз дал мне список вопросов для вас, но я, разумеется, не собиралась задавать их вот так — «в лоб», один за другим. Я надеялась, что сумею искусно вплести их в наш разговор. Но вот к нам идет миссис Ройал.





Миссис Ройал вошла в гостиную с улыбкой. Однако выражение ее лица мгновенно изменилось, как только она увидела сломанную бегонию. Мисс Ройал поспешно заговорила.

— Тетечка, дорогая, только не плачь и не падай в обморок... во всяком случае до тех пор, пока не ответишь на вопрос: кому из соседей принадлежит кудрявый, белый, крайне невоспитанный, дьявольски проказливый пес?

— Лили Бейтс, — в отчаянии простонала миссис Ройал. — Ох, она опять выпустила со своего двора это существо? Я измучилась с ним еще до твоего приезда. Он просто большой щенок и не может вести себя как следует. В конце концов я ей сказала, что, если еще раз поймаю его здесь, непременно отравлю. С тех пор она держала его взаперти. Но теперь... ох, моя прелестная бегония!

— На этот раз он вошел в дом вместе с Эмили. Я решила, что это ее собака. Вежливость по отношению к гостье подразумевает и вежливость по отношению к ее собаке... кажется, есть хорошая старая пословица, в которой этот принцип выражен короче? Едва войдя в дверь, он горячо обнял меня, о чем свидетельствует мое любимое платье. Он испачкал твой диван... он сорвал фиалки со шляпы Эмили... он гонялся за твоей кошкой... он опрокинул твою бегонию... он разбил твою вазу... он утащил нашу курицу — о да, стони, тетя Анджела, стони, он сделал это!... однако я, непоколебимо спокойная и вежливая, не выразила никакого протеста. Торжественно заявляю, что мое поведение было достойно самого́ Молодого Месяца... не так ли, Эмили?

— Я знаю, ты так разозлилась, что была не в состоянии говорить, — сказала миссис Ройал, с грустью расправляя листы погубленной бегонии.

Мисс Ройал украдкой лукаво взглянула на Эмили.

— Как видите, тетю Анджелу мне не провести. Она знает меня слишком хорошо. Я готова признать, что не была той очаровательной особой, какой бываю в другое время. Но, тетечка, дорогая, я куплю тебе новую вазу и новую бегонию... только подумай, сколько удовольствия ты получишь, пока будешь ее выращивать. Надежды всегда гораздо интереснее, чем их осуществление.

Я еще разберусь с Лили Бейтс!— заявила миссис Ройал, выходя из комнаты и направляясь в чулан за шваброй.

— Ну, дорогая, давайте поболтаем, — сказала мисс Ройал, уютно устраиваясь рядом с Эмили.

Теперь это­ была та самая мисс Ройал, которая написала чудесное, дружеское письмо. Разговаривать с ней оказалось совсем не трудно. Они весело провели вдвоем целый час, а под конец беседы мисс Ройал сделала предложение, от которого у Эмили захватило дух.

— Эмили, я хочу, чтобы в июле вы поехали вместе со мной в Нью-Йорк. В штате журнала «Дамское счастье» есть вакансия... ничего особенного, конечно. Вы будете кем-то вроде общей помощницы, которой поручают всю случайную работу... но зато у вас появится шанс сделать себе имя. И вы будете в центре событий. Писать вы умеете... я поняла это, когда читала «Женщину, которая отшлепала короля». Я знакома с редактором «Утеса» и навела справки о том, кто вы и где живете. Именно для этого я и приехала сюда нынешней весной: я хотела забрать вас к себе. Вы не должны зря терять здесь годы жизни... это было бы преступлением. О, я, разумеется, знаю, что Молодой Месяц — прелестный старый уголок, где все полно поэзии и романтики... лучшее место, в каком только может провести детские годы будущая писательница. Но вы должны получить возможность свободно расти, развиваться и быть собой. Вам необходим такой стимул к духовному росту, как общение с выдающимися умами... развитие, какое может дать только жизнь в большом городе. Поедемте со мной. Если вы поедете, обещаю вам, что через десять лет имя Эмили Берд Старр будет немало значить для всех американских журналов.

Эмили сидела в полном замешательстве, слишком смущенная и изумленная, чтобы сохранить способность думать связно. О таком она никогда даже не мечтала. Казалось, мисс Ройал неожиданно вложила ей в руку ключ, открывающий дверь в мир всех ее надежд, грез и фантазий. За этой дверью были успехи, слава, все, на что она когда-либо смела надеяться. И все же... все же... что это за робкое, странное раздражение шевельнулось в глубине души, несмотря на все эти восхитительные ощущения? Была ли это обида на мисс Ройал, столь уверенную в том, что Эмили, если только она не поедет в Нью-Йорк, суждено вечно прозябать в безвестности? Не перевернулись ли в гробах давно почившие Марри, услышав, что кто-то из их потомков не способен преуспеть без чужой помощи и «протекции»? Или тон мисс Ройал был чуточку снисходительным? Чем бы ни было вызвано это раздражение, оно удержало Эмили от того, чтобы, фигурально выражаясь, броситься к ногам мисс Ройал.