Страница 67 из 82
— Что мне непонятно, — сказала Эмили, — так это то, как от такой мизерной порции чего бы то ни было у тебя могло настолько помутиться в голове.
— Ну, ты же знаешь, мама была из Митчеллов. А всем давно известно, что Митчеллы не могут сделать и одного глотка спиртного без того, чтобы не свалиться под стол. Это одна из их семейных странностей. Ну, вставай, любовь моя, ненаглядная моя. Мальчики разводят огонь, и Перри говорит, что мы можем состряпать себе приличный завтрак из свинины, бобов и печенья. Я так голодна, что готова съесть сами консервные банки.
И вот тут, обшаривая кладовую в поисках соли, Эмили сделала грандиозное открытие. В глубине верхней полки, почти у самой стены, лежала стопка пыльных старых книг — вероятно, оставшихся там со времен Джона и Альмиры Шоу — заплесневевшие календари, альманахи, гроссбухи. Эмили случайно опрокинула все это на пол и затем, собирая книжки, обнаружила, что одна из них — ветхий альбом для вклеивания вырезок. Из альбома выпал оторвавшийся лист. Когда Эмили вкладывала его обратно, ее взгляд упал на название стихотворения, наклеенного на него. Она схватила листок обеими руками, ее дыхание стало частым. «Легенда Абигвейта»! То самое стихотворение, благодаря которому Эвелин победила в конкурсе! Вот оно, в этом старом пожелтевшем альбоме с вклейками двадцатилетней давности... слово в слово, если не считать двух четверостиший, которые Эвелин выбросила, чтобы уложиться в требуемую длину.
«И к тому же два лучших в нем!— с презрением подумала Эмили. — Как это похоже на Эвелин! У нее просто нет никакого литературного вкуса».
Эмили вернула книжки на полку, но оторвавшийся листок сунула в карман. Свою порцию импровизированного завтрака она ела очень рассеянно. К этому времени на всех окрестных дорогах мужчины уже расчищали снежные заносы. Перри и Тедди нашли во дворе лопату и скоро проложили путь сквозь сугробы до дороги. И наконец, после долгой, но без происшествий поездки, они добрались до Молодого Месяца, где все были уже изрядно встревожены и ужаснулись, узнав, что им пришлось провести ночь в доме старого Джона.
— Вы могли страшно простудиться, — сурово сказала Элизабет.
— Что ж, у нас не было выбора. Или провести ночь в этом заброшенном доме, или насмерть замерзнуть в сугробах, — сказала Эмили, и больше об этом ничего не было сказано. Ведь они благополучно добрались домой и никто из них не простудился — так о чем тут было еще говорить? Так смотрели на дело в Молодом Месяце.
Но в Шрузбури взгляд был несколько иным. Хотя то, как смотрели на произошедшее в Шрузбури, стало очевидным не сразу. Вся история разошлась по Шрузбури к вечеру понедельника: Илзи рассказала ее в школе и описала свою «оргию» с большим юмором и живостью под взрывы хохота ее соучеников. Эмили, которая в тот вечер впервые в жизни зашла навестить Эвелин Блейк, застала ее в очень хорошем расположении духа.
— Моя дорогая, неужели вы не можете воздействовать на Илзи, чтобы она не рассказывала повсюду эту историю?
— Какую историю?
— Ну, о том, как она напилась пьяной в прошлую пятницу... в ту ночь, которую вы провели с Тедди Кентом и Перри Миллером в старом доме неподалеку от Дерри-Понд, — вкрадчиво сказала Эвелин.
Эмили вспыхнула. В тоне Эвелин звучал какой-то намек... так что самый невинный факт, казалось, вдруг приобрел зловещую значительность. Эвелин намеренно хотела оскорбить ее?
— Не понимаю, почему ей нельзя об этом рассказывать, — холодно возразила Эмили. — У нее есть повод изрядно посмеяться над собой.
— Но вы знаете, что будут говорить люди, — мягко отозвалась Эвелин. — Это все довольно.... прискорбно. Конечно, вы ничего не могли поделать, ведь вас застала метель... как я полагаю... но своими рассказами Илзи только усугубляет положение. Она чересчур откровенна... неужели у вас, Эмили, нет никакой возможности повлиять на нее?
— Я пришла сюда не за тем, чтобы обсуждать поведение Илзи, — сказала Эмили резко. — Я пришла показать вам то, что нашла в старом доме Джона Шоу.
Она протянула листок из старого альбома с вклейками. Несколько мгновений Эвелин растерянно смотрела на него. Затем ее лицо пошло странными багровыми пятнами. Она невольно сделала движение, словно хотела схватить листок, но Эмили быстро отвела руку. Их глаза встретились. В этот момент Эмили почувствовала, что в их борьбе счет наконец стал равным.
Она ждала, когда Эвелин заговорит. И еще через несколько мгновений Эвелин заговорила.
— Ну, и что ты собираешься делать дальше? — угрюмо спросила она.
— Я еще не решила, — сказала Эмили.
Удлиненные, карие, коварные глаза Эвелин бродили по лицу Эмили с хитрым, испытующим выражением.
— Должно быть, собираешься отнести этот листок мистеру Харди и опозорить меня перед всей школой?
— Что ж, ты этого заслуживаешь, не так ли? — рассудительным тоном отвечала Эмили.
— Я... я хотела победить в конкурсе, потому что папа обещал мне поездку в Ванкувер следующим летом, если я получу приз, — пробормотала Эвелин, и ее лицо вдруг исказилось. — Я... я безумно хотела поехать. Ох, не выдавай меня, Эмили... отец будет в ярости. Я... я отдам тебе собрание сочинений Паркмана... я что угодно сделаю.... только не выдавай...
Эвелин заплакала. Эмили было неприятно смотреть на эти слезы.
— Мне не нужен твой Паркман, — сказала она с презрением, — но одно ты должна сделать. Тебе придется признаться тете Рут, что это не Илзи, а ты подрисовала мне усы в день экзамена по английскому языку.
Эвелин вытерла слезы и судорожно сглотнула.
— Это была всего лишь шутка, — всхлипнула она.
— Лгала ты об этом не в шутку, — сурово заявила Эмили.
— Ты такая... такая... прямолинейная. — Эвелин поискала сухое пятно на своем носовом платке и нашла. — Это все была просто шутка. Чтобы это сделать, я вернулась из книжного магазина и заскочила в комнату, где ты спала. Я разумеется, думала, что ты посмотришь на себя в зеркало, когда встанешь. Я никак не предполагала, что ты в таком виде пойдешь в класс. И я не знала, что твоя тетя отнеслась к этому так серьезно. Конечно... я скажу ей... если ты... если только ты не...
— Напиши это и поставь свою подпись, — сказала Эмили безжалостно.
Эвелин написала несколько строк и подписалась.
— Ты отдашь мне... это, — сказала она, умоляюще протягивая руку к листку из альбома.
— О нет, я оставлю его у себя, — сказала Эмили.
— А где гарантия, что ты не расскажешь... тем не менее... когда-нибудь? — шмыгнула носом Эвелин.
— Я даю тебе слово Старров, — высокомерно сказала Эмили.
Она вышла из комнаты Эвелин с улыбкой. В конце концов именно она одержала победу в этом долгом поединке. И в руке у нее было то, что наконец обелит Илзи в глазах тети Рут.
Тетя Рут долго фыркала над запиской Эвелин и очень хотела выяснить, как было вырвано такое признание. Но добиться от Эмили четкого ответа так и не удалось. Впрочем, тетя Рут, хорошо зная, как сердит на нее Аллан Бернли, с тех пор как она запретила появляться в своем доме его дочери, втайне даже обрадовалась предлогу снять этот запрет.
— Что ж, очень хорошо. Я говорила тебе, что Илзи сможет приходить сюда, если ты убедительно докажешь, что не она сыграла с тобой эту злую шутку. Ты доказала, и я сдержу слово. Я справедливая женщина, — заключила тетя Рут... которая в то время была, вероятно, самой несправедливой женщиной на свете.
Пока все шло хорошо. Но, если Эвелин жаждала мести, на протяжении следующих трех недель она могла наслаждаться ею в полной мере, не ударив ради этого пальцем о палец и даже не пошевелив языком. Весь Шрузбури гудел сплетнями о ночи, проведенной в старом доме Джона Шоу — намеки, извращение фактов, откровенные выдумки. На вечернем чаепитии у Джанет Томсон Эмили столкнулась с таким пренебрежительным отношением к себе, что вернулась домой бледная от гнева и унижения. Илзи была в ярости.
— Я ничего не имела бы против, если бы действительно напилась в дугу и получила от этого удовольствие, — уверяла она, топая ногой. — Но я не была настолько пьяна, чтобы чувствовать себя счастливой... лишь настолько, чтобы чувствовать себя глупой. Бывают минуты, Эмили, когда я чувствую, что отлично провела бы время, если бы была кошкой, а эти старые шрузбурские сплетницы — мышами. Но давай улыбаться им назло. Мне на самом деле на них наплевать. Все это скоро забудется. Мы будем бороться.