Страница 34 из 82
— Ты думаешь, это сделала Эвелин Блейк?
— Нет. Она, конечно, вполне способна на такую подлость, но я просто не могу представить, как она могла бы это проделать. Она пошла вместе со мной и Кейт в магазин, а потом мы ушли и оставили ее там. Она была в классе через пятнадцать минут, так что думаю, у нее не было времени, чтобы вернуться в мою комнату. По правде сказать, я подозреваю во всем эту маленькую чертовку Мей Хилсон. Она на все способна, и я видела ее в передней, когда размахивала карандашом. Она накинулась на мою дурацкую идею, как кошка на молоко. Но Эвелин не могла этого сделать.
Эмили осталась при своем мнении, что Эвелин не только могла, но и сделала. Однако все это не имело значения, и огорчало ее лишь то, что тетя Рут по-прежнему была убеждена в виновности Илзи и переубедить ее не представлялось возможным.
— Обидно до жути!— заявила Илзи. — Здесь мы даже не можем поговорить по душам: у Мэри всегда такая толпа подруг и Эвелин Блейк вечно торчит здесь.
— Я еще выясню, кто это сделал, — сказала Эмили мрачно, — и заставлю тетю Рут уступить.
На следующий день Эвелин Блейк стала свидетельницей великолепной шумной ссоры между Илзи и Эмили. Во всяком случае, шумно бранилась Илзи; Эмили же сидела, скрестив ноги, со скучающим высокомерным выражением в полузакрытых глазах. Это зрелище должно было бы обрадовать девушку, которую раздражала дружба других девушек. Но Эвелин Блейк не обрадовалась. Илзи снова ссорилась с Эмили... следовательно, Илзи и Эмили были опять в прекрасных отношениях.
— Я так рада, что вы простили Илзи за эту подлую шутку, — сладким тоном сказала она Эмили на следующий день. — Конечно, это было просто безрассудством с ее стороны... я всегда это утверждала... она ни на миг не задумалась о том, что выставляет вас на посмешище. Такой уж у бедняжки Илзи нрав. Знаете, я пыталась остановить ее... разумеется, я не говорила вам этого прежде... мне не хотелось подливать масла в огонь... но я прямо заявила ей, что так поступать с подругой — ужасная подлость. Я думала, что сумела удержать ее от озорства. Это так мило с вашей стороны, Эмили, дорогая, простить ее. Вы добросердечнее, чем я. Боюсь, я никогда не смогла бы простить того, кто выставил меня на посмешище.
— Почему ты не придушила ее на месте? — спросила Илзи, когда услышала от Эмили об этом разговоре.
— Я просто прищурила глаза и смерила ее взглядом Марри, — сказала Эмили, — и это было для нее горше смерти.
Глава 10
Минутное безумие
Ежегодно в начале апреля — когда ученики еще не ушли с головой в учебу в преддверии весенних экзаменов — в Шрузбурской средней школе устраивали концерт, доходы от которого шли на покупку книг для школьной библиотеки. Первоначально в тот год предполагалось составить обычную программу — музыкальные номера, чтение стихов и небольшие сценки для двух-трех исполнителей. Эмили попросили принять участие в одной из таких сценок, и она согласилась, получив от тети Рут неохотное позволение, которое, вероятно, не было дано, если бы просить о нем не пришла лично мисс Эйлмер. Мисс Эйлмер была внучкой сенатора Эйлмера, и только по этой причине тетя Рут пошла ей навстречу. Затем мисс Эйлмер предложила убрать из программы бо́льшую часть выступлений музыкантов и чтецов, а вместо них поставить короткую пьесу. Предложение с энтузиазмом поддержали все ученики, и в планы подготовки к концерту были внесены необходимые изменения. Эмили получила самую подходящую для нее роль, а потому глубоко заинтересовалась постановкой и наслаждалась репетициями, проходившими в здании школы по вечерам два раза в неделю под руководством мисс Эйлмер.
Предстоящая постановка вызвала в Шрузбури немалый ажиотаж. Никогда еще ученики местной средней школы не решались на осуществление столь масштабного проекта. Стало известно, что вечерним поездом из Шарлоттауна, чтобы посмотреть представление, приедет большая группа студентов королевской учительской семинарии. Услышав это, актеры взволновались не на шутку. Учащиеся королевской семинарии обладали большим опытом по части подобных постановок. Несомненно, они ехали критиковать. Так что каждый член труппы был одержим желанием добиться того, чтобы спектакль прошел не хуже, чем все те, которые ставили в семинарии, и прилагал все усилия для достижения этой заветной цели. В работе над ролями им помогала сестра Кейт Эррол, выпускница школы драматического искусства, и, когда наконец все было готово и настал вечер спектакля, во многих домах и пансионах Шрузбури царило глубокое волнение.
Стоя в своей маленькой, освещенной свечами комнате, Эмили смотрела на «Эмили в зеркале» с явным удовлетворением — удовлетворением, которое было вполне оправданно. Пепельно-розовое платье подчеркивало яркий румянец на щеках и темную глубину серых глаз, а маленький венок из серебряных листиков на черных волосах придавал ей вид юной дриады. Однако дриадой она себя не чувствовала. Тетя Рут велела ей снять кружевные чулки и надеть кашемировые... и даже попыталась заставить ее надеть шерстяные, но, потерпев поражение, взяла реванш, настояв на фланелевой нижней юбке.
«Какая она толстая и уродливая!»— с отвращением сказала про себя Эмили... имея в виду, разумеется, нижнюю юбку. Но юбки в те времена носили широкие, и стройная Эмили могла надеть даже толстую фланелевую нижнюю юбку без всякого ущерба для своей фигуры.
Она как раз застегивала на шее свое египетское ожерелье, когда в комнату вошла тетя Рут. Одного взгляда на ее лицо было достаточно, чтобы понять, что тетя Рут разгневана.
— Эмили, только что ко мне заходила миссис Болл. Она сказала мне нечто совершенно невероятное. Ты собираешься сегодня играть в пьесе?
— Разумеется, это пьеса, тетя Рут. Вы не могли об этом не знать.
— Когда ты просила у меня позволения принять участие в концерте, ты говорила, что это будет всего лишь сценка, — ледяным тоном сказала тетя Рут.
— О... но мисс Эйлмер решила поставить вместо этого небольшую пьесу. Я думала, вы знаете об этом, тетя Рут... я была уверена, что вы знаете. Мне казалось, что я говорила вам об этом.
— Ничего ты мне не говорила... ты намеренно держала меня в неведении, так как знала, что я не позволю тебе играть в пьесе.
— Нет, вы ошибаетесь, тетя Рут, — серьезно возразила Эмили. — Я и не думала ничего скрывать. Конечно, мне не хотелось много говорить об этом с вами, так как я знала, что вы в целом неодобрительно относитесь к концерту.
Когда племянница говорила серьезно, тетя Рут всегда видела в этом признак дерзости.
— Только этого нам недоставало! Я, разумеется, всегда знала, что ты скрытная, но ни за что не поверила бы, что ты можешь быть настолько скрытной.
— Ничего подобного, тетя Рут!— нетерпеливо воскликнула Эмили. — Было бы глупо с моей стороны скрывать, что мы ставим пьесу, когда об этом говорят по всему Шрузбури. Я не понимаю, как вы могли не слышать об этом.
— Ты знала, что я не выхожу из дома из-за моего бронхита. О, я вижу тебя, Эмили, насквозь. Меня ты не обманешь.
— Я и не пыталась вас обманывать. Я думала, вы знаете, что это спектакль... вот и все. Я думала, что вы не говорите об этом просто потому, что вам вообще не нравится эта затея. Я говорю чистую правду, тетя Рут. Да и какая разница между сценкой и пьесой?
— Громадная, — сказала тетя Рут. — Все пьесы безнравственны.
— Но эта такая маленькая... — в отчаянии взмолилась Эмили... а затем рассмеялась: это звучало так же нелепо, как оправдания кормилицы в «Гардемарине Изи»[50]. Ее чувство юмора проявилось не вовремя: этот смех окончательно взбесил тетю Рут.
— Маленькая или большая, а участвовать в ней ты не будешь.
Эмили широко раскрыла глаза и немного побледнела.
— Тетя Рут... я должна... да если я откажусь, будет загублен весь спектакль!
— Лучше загубленный спектакль, чем загубленная душа, — парировала тетя Рут.