Сегодня – позавчера

— Чего вылупились? Придурков не видели? Сами такие же. Засыпайте! Бригадир! Где ты, твою мать? Чего ты опять там копаешься? Рельсорез не нужен будет больше сегодня. Давай, засыпай! Распустил бригаду! Как штрафники, ходят, как в штаны наложили!

И так далее по тексту. Всё это мы уже не раз слышали. А Бугор (бригадир) и того больше. И копается с рельсорезом не потому, что тому ремонт нужен, а потому что пьян. Развезло его на жаре сильно. Вот и сидит там с Воробьём. Оба в безсознательном состоянии, видимость создают, от Князя прячась.

Но услышали. Но за лопаты не взялись. Еще бы. Пьяные, пьяные, но дело своё туго знают. Типа они «механики», им не до лопат. Доковыляли до ЖЭСки (ж.д. электостанция бензиновая) подвигали её туда-сюда. Начали дёргать за шнур. Она, конечно же, не заводилась — принялась и заглохла. Я отсюда вижу — кранчик подачи топлива-то они не открыли. Специально, конечно. Сейчас подрыгают, провозятся, мы и засыпем всё без них к этому времени.

— Чё вы за ЖЭСку схватились? Рано ещё обвариваться. Лопаты берите. Лопаты берите!

Князь схватил их за шкирки, как котят нашкодивших, дёрнул. Они поднялись, пряча глаза, поплелись к лопатам, достали сигареты.

— Прячь курево! Лопаты берите!

Они мучительно долго надевали грязные, прорванные рукавицы, долго перебирали совки — у них «персональных», как у меня, не было сроду, они же «МЕХАНИКИ!». А те, что там остались — уже не лопаты, а огрызки. Наконец, выбрали. Захрустели щебнем, загрохотали. А Князь всё это время над их головами разорялся какие он им «кары небесные» обеспечит. Как увольнять нас всех будет, как мы по-миру пойдём, как мы зарплату больше «в глаза» не увидим. Старая песня. Надоевшая. До боли душевной.

— Мы не рабы, рабы немы. Или уже рабы? — это опять у меня с языка сорвалось.

— Рабы. Мы ещё в ноги должны поклониться Князю, что уже месяц ночевать домой ходим, — ответил Лёня. — «Горку» закончим, уедем куда-нибудь в Ебуня, где и связи сотовой нет. Вот тогда! Хорошо если ночь с субботы на воскресенье дома проведёшь.

— Как в апреле?

— Под Воронежем-то цветочки были. Связь была, вода, помыться-искупаться. Вагон-столовую давали. Это потому, что шесть бригад было. А если одни поедем, с этим придурком — ни столовой, ни ноги помыть. Только и будет — давай, давай!

— Лёнь, никак к нам лятит?

Правда, вот он прискакал:

— Вы соединители снимали?

Мы жмём плечами. Это забота Князя и Бугра — определять, что снимать (сгружать) с «прикрытия» (платформа, половину которой занимает металлическая будка под инструмент), а что нет.

— Эти два Гирея — не мычат, ни телится. Так! Ты, — это он мне, — на ключи, принеси приварные соединители. Сколько надо-то?

— Четырнадцать.

Вчера укладывали точно такую же стрелку, ушло 14. Я запомнил. Я же за ними ходил вчера. Они их и вчера не сгрузили.

— Сейчас идти?

— Э-э, — Князь задумался. Блин, какой сложный вопрос! Тут столько думать надо!

— Может после Компакта?

— Да, как пробьём — иди.

— Чё сейчас не пошёл? — спросил тихо Лёня, когда Князь отошел, — пошкерился бы где-нибудь.

Я пожал плечами. Что сказать? Ступил.

— Придурок ты внатуре, Витёк. В нашем деле что главное? Поменьше хребет поломать. Потупить. Не как ты сейчас, а чтоб поменьше повкалывать. Пусть другие вкалывают. Как вон Бугор. Видел?

— Видел.

— А ты? Всё за общее дело переживаешь? А оно твоё дело? Оно Князя дело. Если всё получилось — он грудь колесом — он сделал! Вот он — какой молодец! А обсирается всегда не он. Всегда других своим гуаном засыпает. Который день он про соединители забывает, а виноват — Бугор. А их там всего 20 штук осталось. На завтра не хватит. Ему говорил ты вчера? Говорил. И чё? Ничё! Завтра будут «героические» метания «по недопущению срыва окна». На уши всех поставит.

Меж тем всё засыпали. Макс приволок воду. Холодную. Отпивались, отливались пока заходил Компакт — австрийская выправочно-подбивочная машина. С рёвом и грохотом Компакт начал работу. Земля под ногами сильно и часто завибрировала. Я закурил. Лёня не курил. До ста лет, наверное, дожить хочет. Или помереть здоровым.

— А нам-то что? — продолжал Лёнька, — Много мы положим стрелок или мало, много нас народу будет или мало — зарплата не измениться. Вот и скажи, что мы сдельщики. Вот сейчас ты наряды за этих горлопанов пишешь, вот скажи — так или не так? Не закроют они больше 115 % выработки, хоть ты тресни по шву. Все наряды перерисуют. Или расценки срежут. А вот Князю будет разница. Да и начальнику будет. Объёмы-то приличные, зряплата та же, по фонду зарплаты экономия. Начальнику — премию за экономию, ему же с Князем по ордену от железки за заслуги, за перевыполнение плана по штуко-километрам, ещё по премии. А нам — сосите вы ребята сосновые шишки в НовоЕбуново.

— Орден Сутулого, — поддакнул Дед, — с закруткой на спине.

Появился мастер. Живой. И даже не побитый, тварь! Один пришёл.

— А Женька где? — это Бугор.

— Менты забрали. Он и с ними подрался. Дубинками его откиздели.

— Ну, ты и сука, начальник!

— Кто сказал?

— Да все! Чё, всех сдашь? Сдавай! Давай! Щас звони! — Бугор вскочил, рванул на груди «желтуху» (сигнальный жилет), петухом пошёл на мастера.

— Хорош, Бугор, — это я уже встреваю, — охлани!

— Шёл бы ты, мастерок, к остальным ублюдкам, в смысле, начальникам. Тебе с ними привычнее. Да и нам спокойнее, — это Морячёк.

— И вонять перестанет, — это Дед.

Мастер, сделав обиженного, отошёл, но к Князю не пошел, присел в сторонке, закурил.

— Вот уроды!

— Да он и сам виноват, — сказал Игорь, — я ему говорил — тебе хорош, по тебе охереть, как видно. Да и пить он не умеет. Псих.

— Ты умеешь? — спросил я его. Люблю Игоря подколоть, — Клоун.

— Да, достал ты. Клоун, клоун. Зато не псих. Выпил — не отсвечавай. А этого постоянно на приключения тянет. И Максимку нашего за собой тащит.

Хороший он мужик, Игорь. Но потерялся он где-то по жизни. Заблукал. Потому и беспутный. Попал в замкнутый круг без надежды выбраться. Да и я, тоже в ж… в ентом самом месте, но я не пью. Совсем. Потому пока и сохранил и жену, и сына. А запью — с горя, да с безнадёги — стану, ну точно Игорем. Себя вероятного в нём вижу.

Максимка — иной вариант. Он не стал взрослеть. В двадцать пять он сохранил разум подростка. Чисто дитё. Тоже своеобразная защитная реакция психики — нежелание воспринимать мир всерьёз. Тоже сильно пьёт. Но больше — просто за компанию. Не может отказать. Может, считает, что это круто. Дитё есть дитё. Этого принять я не могу. Какая-то страусиная позиция — спрятаться.

Одни прячутся в опьянении, этот — в детстве.

Компакт закончил работу. Князь поднялся в машину — маршрутный лист бригаде подписывать, Дылка схватил шаблон. Я подошел к домкрату, проверил его. На домкрате легче. Не то чтобы Лёнькины слова дошли до меня, просто эта жара меня доконала. Пусть бойками другие поработают. Они же решили опять поиграть в тупых — ничего не знаю, ничего не слышу, не вижу, ничего никому не скажу. Князь рявкнет — пойдут. А домкраты заняты — Лёнька за второй вцепился.

— Пробиваем флюгарочные брусья! — Княже проявился. Мастер уже уровень выставляет. Потащил и я двухпудовый домкрат.

— Принёс соединители? — похоже это он мне.

— Нет ещё.

— Ну, так неси. Домкрат вон Дед возьмёт.

Он поднял рацию:

— Горка?

— Да, горка, слушаю, — прошипела рация.

— Докладывает руководитель работ Князев. Работы по замене стрелочного перевода N…. закончены. Ограждения сняты. Можно распускать.

— Поняла… ш… п… — Дальнейшего шипения я не слышал — всегда плохо воспринимал речь через рацию или громкоговорители, не разбирал.

Вот так вот. Ещё делов часа на четыре, но он открыл движение! Отчитался. Молодчик! Ещё сорок минут окна было, но он быстренько отчитался. В акте приёмке поставят красивое время. Да кого колышет? Ну и что, что опасно это?

Я топал по шпалам в «парк». Там отстаивалось наше «прикрытие». На соседних путях работали тоже наши. Две бригады, человек сорок, мельтешили оранжевыми букашками. Некоторые замахали руками, видимо узнали. Я тоже поднял руку в приветствии. Они не унимались, ещё больше народа махали, что-то кричали, тыкали руками в меня, указывая за меня.