Белый дракон

— Прямо не верится, — вырвалось у нее.

— Догадываюсь, Менолли, — сказал Джексом. — Знаешь, все просто из кожи вон лезли, чтобы не испортить такое славное место. Но когда ты увидишь, каков наш холд Бухта изнутри…

— Уже поименовали? — казалось, Менолли была слегка недовольна.

— Ну… этот холд стоит в бухте… так и прилипло.

— Как здесь все-таки красиво! — Брекки вертела головой, не в силах наглядеться досыта. — Брось, Менолли! Нет, что за сюрприз нам устроили!.. Как вспомню, что собиралась заново устраиваться в убежище… — И она счастливо рассмеялась. — Право слово, действительно — местечко получше!..

Они взошли по широким ступеням из черного и белого камня твердых пород. Оранжево-кремовая черепичная кровля нависала над крыльцом, почти смыкаясь с кронами деревьев, чьи цветы наполняли воздух пряным ароматом. Металлические ставни были откинуты, открывая окна, непривычно широкие на взгляд северян; сквозь эти окна видна была внутренность дома. Арфист уже осматривал комнаты, и голос его звенел от изумления и восторга. Когда Джексом, Брекки и Менолли вошли в дом, он как раз заглянул в комнату, отведенную ему под кабинет, и на миг утратил дар речи, обнаружив, что Сильвина позаботилась переслать на новое место каждую мелочь из его захламленной рабочей комнаты в Зале арфистов. Зейр, которому передалось радостное смятение Робинтона, пронзительно щебетал, вспорхнув на стропила. Красуля и Берд присоединились к нему, и тут же в воздухе возникли Мийр, Талла и Фарли. Джексом послушал их чириканье и пришел к выводу, что они обменивались впечатлениями и новостями.

— Эге, да это Фарли! Ну да, я уже слышал от кого-то, что Паймур добрался сюда. Но где же он сам? — В голосе арфиста недоумение мешалось с легкой обидой.

— Они с Шаррой крутят вертелы, — сказал Джексом.

— Мы не хотели, чтобы здесь терлось слишком много народа, — добавила Лесса. — Боялись тебя утомить-.

— Утомить меня? Меня! Хм, а я не откажусь чуточку утомиться… ПАЙМУР!

Его загорелое, посвежевшее лицо само по себе красноречиво свидетельствовало о возвратившемся здоровье; оглушительная мощь голоса могла у кого угодно развеять остатки сомнений.

— Мастер?. — долетел ослабленный расстоянием, но легко различимый удивленный ответ.

— ЖИВО СЮДА, ПАЙМУР!

— Какое счастье, что мы догадались устроить ему отдых на корабле, — улыбаясь, сказала Брекки Лессе. — Представляешь, каково нам пришлось бы с этим человеком на берегу?

— Вот чего вы точно не представляете, — вмешался Робинтон, — так это того, что из-за кратковременного недомогания я забросил столько важных…

— Кратковременного недомогания? — вытаращив глаза, перебил Фандарел. — Слушай, дорогой мой Робинтон…

— Мастер Робинтон. — Менолли извлекла из битком набитого шкафчика стеклянный кубок чудесной работы. Нижняя часть его отливала глубокой синевой — цвет цеха арфистов, — на выпуклом боку красовалось выгравированное имя Мастера и арфа. — Ты еще не видел?

— Наш синий! — восхитился Робинтон, так и этак вертя замечательную вещицу.

— Это из моих мастерских, — расцвел Фандарел. — Стеклодув Мермел собрался было сделать его целиком синим, но я убедил его, что верхняя часть должна быть прозрачной: как иначе ты сможешь любоваться игрой бенденского вина?

У Робинтона растроганно и благодарно заблестели глаза. Однако потом его и без того длинное лицо жалобно вытянулось:

— Прекрасный бокал, но почему-то пустой, — проговорил он скорбно.

В это время со стороны кухни послышался торопливый топот, занавеска отлетела в сторону — ворвавшийся Паймур едва не врезался в Брекки и, потеряв равновесие, с трудом устоял на ногах.

— Мастер?.. — повторил он, задыхаясь.

— Ах, это ты, Паймур, — рассеянно протянул тот, разглядывая молодого арфиста и словно бы позабыв, зачем только что звал его. Некоторое время они смотрели один на другого: Робинтон — недоуменно хмурясь, Паймур — тяжело переводя дух и смаргивая капли пота с ресниц. — Паймур, — заговорил наконец Робинтон. — Ты уже довольно долго тут находишься, так что, наверное, знаешь, где в этом доме держат вино. Подарили мне прехорошенький кубок — но совершенно пустой!

Паймур моргнул еще раз, затем покачал головой и сказал в пространство:

— Ну точно, выздоровел. Однако если подгорит жаркое из верра…

Смерил Робинтона негодующим взором, повернулся на каблуках и скрылся за занавеской. Было слышно, как он хлопал дверьми.

Джексом перехватил взгляд Менолли, и девушка подмигнула ему. Воркотня Паймура не могла ввести в заблуждение тех, кто его как следует знал. Вскоре он вернулся в зал, раскачивая на шнурке бурдючок с бенденской печатью на пробке.

— Осторожнее с ним, мальчик! — вскричал Робинтон и поднял руку, не в силах вынести столь святотатственного обращения с любимым напитком. — С вином надо почтительнее… — Он взял у Паймура бурдючок и присмотрелся к печати: — Один из лучших сборов… Ах, Паймур, Паймур, неужели мне так и не удалось выучить тебя, как следует обращаться с вином?.. — Наморщив лоб, он многоопытной рукою сломал печать и испустил вздох облегчения, увидев, в каком состоянии был нижний конец затычки. Он поднес ее к косу и легонько принюхался: — Великолепно! Великолепно! Отлично перенесло дорогу… Паймур, мальчик мой, будь умницей, налей всем, хорошо? Кажется, в этом холде достаточно бокалов…

Джексом и Менолли уже доставали их из шкафа. Паймур принялся наливать со всем почтением, какого и в самом деле заслуживало бенденское вино. Робинтон высоко поднял кубок, с нетерпением дожидаясь окончания церемонии.

— За твое здоровье, дружище! — произнес тост Фандарел, и этот тост был немедля подхвачен всеми присутствующими.

— Честное слово, я потрясен, — сказал арфист и подкрепил свои слова тем, что лишь чуть пригубил восхитительное вино. Он обвел взглядом лица друзей и кивнул, потом покачал головой: — Потрясен!

— Ты еще далеко не все осмотрел, Робинтон. — Лесса взяла его за руку. — Пойдем, Брекки, ты тоже должна это видеть! Паймур, Джексом, — несите узлы!

— Тихо, тихо, Лесса! Вино разолью!.. — Робинтон балансировал бокалом, но бенденская Госпожа уже тянула его за собой.

Одна из стенных панелей отъехала в сторону, и арфиста провели в коридор, отделявший главный зал от спален. Брекки шла следом; ее глаза светились живым любопытством.

Самой большой была спальня, предназначенная для Робинтона. Помещалась она в углу здания, противоположном по отношений к его кабинету. Еще четыре комнаты были отведены для гостей — каждая на двоих, но Лесса пояснила, что на крытой веранде могло разместиться добрых полхолда народу, — только пусть Робинтон не воображает, будто ему позволят столько посетителей сразу. Робинтон пришел в восторг при виде удобной ванной комнаты и просторной кухни. Когда же дошла, очередь до открытого очага снаружи, он принюхался к морскому бризу, несшему аромат жарящегося мяса:

— А это, позвольте поинтересоваться, откуда?..

— С берега, — пояснил Джексом. — Там у нас большие ямы — жарить и парить, когда собирается порядочная орава…

Вернувшись под крышу, Фандарел выдвинул из угла деревянное кресло и повертел его так и этак, показывая Робинтону.

— А ну-ка сядь! Бендарек сделал его точно по твоей мерке и велел мне доложить, подошло или нет!

Арфист долго и с удовольствием разглядывал чудесное резное кресло с высокой спинкой; оно было обтянуто шкурой дикого стража, выкрашенной в темно-синий цвет цеха арфистов. Потом сел и возложил руки на подлокотники — они оказались точь-в-точь нужной длины. Робинтон откинулся на спинку и вытянул длинные ноги: такого удобного кресла у него никогда еще не было.

— Скажи Мастеру Бендареку — кресло замечательное. И как раз по мне! Милый Бендарек, какое внимание к моей скромной особе!.. Право, каждая мелочь в этом холде ошеломляет, поистине ошеломляет… Он… он великолепен. Нет слов, просто нет слов! Я теряю дар речи. Мне даже не снилось, что здесь, в дикой глуши, среди неисследованных дебрей, меня ждет такая роскошь, такая красота, такая продуманная обстановка, такие…