Белый дракон

Он хотел отправиться на озеро и поглубже нырнуть там в холодную воду, чтобы ее ледяные объятия успокоили его тело и притупили душевную муку. Однако Рут вместо этого доставил его к ферме Фиделло.

— Рут, озеро! Лети на озеро!

«Сейчас тебе лучше быть здесь, — к его изумлению ответил дракон. — Огненные ящерицы говорят, что девушка на верхнем поле». — Рут снова перехватил инициативу и, плавно снижаясь, заскользил к полю, где колыхалась на ветру молодая пшеница, ярко-зеленая в лучах полуденного солнца и где Корана прилежно взмахивала мотыгой, выпалывая цепкий вьюн, заведшийся на краю поля и грозивший испортить урожай.

Рут ловко приземлился на узкой полоске земли между посевами и каменной стенкой. Корана сперва удивилась неожиданному визиту, потом приветливо помахала рукой. Но не подбежала к нему, как обычно, — взялась приглаживать волосы, вытирать с лица пот..

— Джексом, — начала она. — Не следовало бы тебе…

Но Джексом уже накрыл ее губы своими. Обнял девушку и, ощутив нечто твердое, отобрал у нее и далеко отбросил мотыгу. Корана не ожидала такого пыла и попробовала вывернуться из его рук, но тщетно. От нее пахло потом и свежей землей, а ее волосы, упавшие ему на лицо, пахли теплым ветром и солнцем. И где-то там, далеко-далеко, была та зеленая с ее вызывающим, дразнящим криком. И всадники, столпившиеся в Нижних Пещерах и взволнованно ждущие, чтобы зеленую догнал и схватил самый быстрый, самый сильный или самый хитрый дракон. А в его объятиях была Корана, и мягкая сырая земля служила им ложем. Напрасно пытался Джексом изгнать из своей памяти видение всадников, что спешили, спотыкаясь, к Нижним пещерам; насмешливый крик зеленой так и звенел у него в ушах… Но он не стал противиться знакомому, ласковому умственному прикосновению Рута, когда настал миг блаженства и с ним — облегчение для души и для тела.

На другое утро Джексом не смог заставить себя отправиться на учебу в Форт Вейр. По счастью, Лай-тол и Бранд с раннего утра уехали по делам на дальнюю ферму и захватили с собой приемышей-подопечных — некому было спросить, с какой это стати он торчит дома. А во второй половине дня он улетел с Рутом на озеро и там скреб и чистил дракона, пока тот не начал кротко интересоваться, в чем дело.

— Я люблю тебя, Рут. Ты — мой. Я очень люблю тебя, — сказал Джексом. Как хотелось бы ему добавить с былой счастливой уверенностью, что он, мол, готов совершить ради друга все что угодно. — Я очень люблю тебя! — повторил он сквозь зубы и нырнул со спины Рута в ледяную воду так глубоко, как только мог. «Кажется, я проголодался», — сообщил ему Рут, пока Джексом боролся с давлением воды и недостатком воздуха в легких.

Жадно дыша, Джексон вырвался на поверхность и подумал, что это, пожалуй, может послужить развлечением.

— На юге Руата, — сказал он дракону, — есть ферма, где как раз откармливаются верры.

«Отлично», — передал Рут.

Джексом быстренько обсушился, натянул одежду и сапоги и, сам того не заметив, повесил себе на шею мокрое полотенце. Оседлав Рута, он направил его Промежутком к той южной ферме и вмиг осознал свою глупость, когда мертвящий холод Промежутка насквозь прохватил влажную ткань. Этакая оплошность вполне могла кончиться простудой — очень некстати.

Рут охотился с обычной для него аккуратностью и быстротой. Появились огненные ящерицы, судя по цветам шейных меток — все местные; видимо, белый дракон пригласил их разделить с ним пир. Джексом рассеянно следил за ними. Рут был полностью занят едой и охотой — самое подходящее время для того, чтобы поразмыслить без помех.

Джексом был недоволен собой. Воспоминание о том, как он обошелся с Кораной, вызывало теперь у него невыносимое отвращение. И самое скверное, что она вполне достойно ответила на его — чего уж там! — мерзкую похоть. Джексом чувствовал, что вчерашнее каким-то образом замарало, испакостило их отношения, прежде бывшие невинной игрой. Одно утешение, что он помог ей кончить прополку, прерванную его появлением, а значит, ей по крайней мере не влетит от Фиделло за несделанную работу: брат ее очень дорожил новой пшеницей… Нет, все-таки он не должен был поступать с Кораной таким образом. Подобного поведения нельзя было ни понять, ни простить…

«А ей очень понравилось». — Мысль Рута коснулась его столь неожиданно, что Джексом рывком выпрямился:

— Ты-то откуда знаешь?..

«Когда ты был с Кораной, ее переживания были очень сильны и сродни твоим, — ответил дракон. — Поэтому я ощущал их. В другое время я не слышу ее — только тогда, когда вы вместе».

В голосе Рута не было сожаления — он просто принимал факты. А может, даже и радовался, что контакт был ограничен.

Рут вразвалочку шел к нему с поля: управившись с двумя жирными веррами, он мало что оставил огненным ящерицам поглодать. Вглядываясь в его фасеточные, похожие на драгоценные камни глаза, Джексом видел, как красные сполохи голода сменялись темно-фиолетовыми тонами, а затем — синевой удовольствия.

— И тебе… по душе то, что ты слышишь? Когда мы любим друг друга?.. — спросил Джексом, внезапно решив выговориться до конца.

«Да. Ведь тебе это очень нравится, — сказал дракон. — Тебе хорошо. А я люблю, когда тебе хорошо».

Джексом вскочил на ноги, снедаемый чувством вины и отчаяния от собственного неумения все объяснить.

— Но неужели ты не хочешь того же самого для себя? Почему ты всегда думаешь только обо мне? Почему ты не погнался за зеленой?..

«Не пойму, что тебя беспокоит? С какой стати я должен был гнаться за ней?»

— Но ты же дракон!

«Я — белый дракон. А за зелеными гоняются коричневые и голубые… ну, иногда еще бронзовые».

— Ты мог догнать ее. Ты мог догнать ее, Рут!

«Мне не хотелось… Ну вот, ты снова расстроился. Это я тебя расстроил…» — Рут вытянул шею и осторожно коснулся мягким носом щеки Джексона, прося прощения.

Джексом обхватил руками его теплую шею, прижался лбом к шелковистой, пряно пахнущей шкуре и стал думать о том, как он любит Рута, своего необыкновенного Рута, единственного на всем Перне белого дракона.

«Да, я единственный белый дракон, когда-либо рождавшийся на Перне, — подтвердил Рут, пытаясь утешить друга. И изогнулся, обнимая Джексома передней лапой. — Я — белый дракон. Ты — мой всадник. Мы — вместе!»

— Да, — сказал Джексом, устало принимая свое поражение. — Мы действительно вместе… Тут он почувствовал начавшийся озноб и громко чихнул. Ох, тухлая скорлупа! Если только он расчихается в холде — как пить дать, не миновать ему назойливого внимания Диланы, до ужаса любившей лечить. Джексом поплотнее запахнул куртку, укрыл шею и грудь высохшим полотенцем и, взобравшись на Рута, послал его домой кратчайшим путем.

От Диланы он все-таки отвертелся — затворился у себя и объявил, что занят важным поручением Робинтона и ужинать не придет. Он надеялся, что к вечеру насморк успокоится. Другое дело, Лайтол наверняка придет его навестить, а значит, надо вправду чем-то заняться — иначе последует малоприятное объяснение с опекуном.

Что ж, Джексом как раз собирался привести в порядок свои наблюдения, сделанные в той чудесной бухточке с ее конусом громадной горы, возвышавшимся точно по центру. Взяв мягкую угольную палочку, изобретенную Мастером Бендареком для черчения на бумажных листах, Джексом с увлечением погрузился в работу. Новые инструменты были гораздо удобнее столов, засыпанных песком. Да и ошибки — ибо память его абсолютной точностью не блистала — можно было тотчас исправить, пройдясь по бумаге мягким комком древесной смолы. Одна забота: не перестараться бы да не протереть ненароком дыру… Словом, вполне приличная карта Д'рамовой бухты уже оформлялась, когда стук в дверь заставил его поднять голову от работы. Смачно чихнув, Джексом пригласил стучавшего войти и порадовался тому, что простуда, кажется, еще не сказалась на голосе.

Вошедший Лайтол поздоровался с Джексомом и подошел к его рабочему столу, вежливо отводя глаза от неоконченного листа.

— Рут сегодня кормился? — спросил он. — Видишь ли, Н’тон велел передать тебе, что на севере ожидается выпадение Нитей и ты можешь полететь в составе Крыла. Я надеюсь, Руту хватит времени переварить съеденное?