Страница 24 из 60
Стоит также заметить, что именно тогда, в 1731 году, умерла глава и вдохновительница «компании» — княгиня Волконская. Смерть она приняла в монастыре, где жила затворницей. Это стало тяжелой потерей для членов бывшего кружка княгини: ведь многие из них так и остались в ссылке. При такой жестокой власти лучше, видимо, затаиться и не напоминать о себе. Историк И. Л. Фейнберг считает вполне вероятным, что командующий артиллерией Миних, отдавая себе отчет в том, что политическая обстановка не благоприятствовала Петрову крестнику, рассудил, что наиболее подходящим будет ему занять второстепенную должность в Пернове, маленьком городке вдали от столицы[37].
И все же в тихом Пернове в мирную провинциальную жизнь капитана-профессора вмешиваются неожиданные события. Беспокойство на этот раз исходит от наиболее, казалось бы, близкого человека — супруги Евдокии. Она привыкла к бурной столичной жизни, ей хочется вырваться из провинциального однообразия. Да и не «слюбилось» у супругов Петровых. В доме некой мещанки Моор (Морши, как значится в документах) завязался у нее «роман», как сказали бы сегодня.
В 1877 году С.И. Опатович опубликовал обнаруженное в архиве духовной консистории дело о бракоразводном процессе Ганнибала. Вот что он пишет, основываясь на материалах дела: «Жизнь в маленьком городке с нелюбимым мужем молодой женщине очень не понравилась. Она стала искать развлечений и нашла их. Между подчиненными мужу кондукторами она обратила внимание на Шишкова. Этот молодой человек в Пернове разыгрывал роль Дон Жуана. Еще до прибытия туда Ганнибалов он познакомился с мещанкой Моршею, у которой была взрослая дочь. Шишков пообещал жениться на этой девушке, вступил с нею в связь и обманул. Морша пожаловалась на Шишкова начальству, которое распорядилось: Шишкову учинить наказание на теле, да тем дело и покончить…»
Шишкова высекли. Однако порка должного действия на него не возымела. Морша же, видимо, была сводней, так что «Шишков по-прежнему стал бывать у ней. С Моршей познакомилась и Евдокия Андреевна Ганнибал. В воскресенье, в Великом посту 1731 г. (Пасха была тогда 9 апреля), пришла она к Морше и младшую дочь ее Марию Елизабет послала за Шишковым. Тот явился. Сели играть в карты, в короли, «и когда он, Шишков, король был, то ей, капитанше, наложил, чтоб она его поцеловала, что она и учинила». После этого Евдокия Андреевна, в отсутствие мужа, нередко призывала к себе Шишкова, через писаря Тимофеева, и при таких свиданиях завелись у них любовные разговоры… От того у них «любление пошло»…»
В небольшом Пернове с населением менее четырех тысяч человек каждый шаг «Петровши» становился известен всем, тем более что пара была весьма заметной: красавица гречанка и чернокожий офицер. Естественно, что весь городок только и судачил о «бедной» капитанше, которая к тому же «пала жертвой чар» местного ловеласа. До обманутого мужа конечно же доходили слухи… Прямое же подтверждение неверности супруги он получил лишь в феврале 1732 года.
Но еще до того, как выплыла эта связь, разразился другой скандал, ставший, думается, событием в тихой жизни городка. Случилось это в конце сентября — начале октября 1731 года. Евдокия, понесшая с первых же дней замужества, разрешилась белокурой девочкой. Естественно, что событие это тут же стало достоянием общественности. Мужу оно должно было открыть глаза на некоторые факты биографии супруги. И хотя сроки не исключали отцовства Абрама, в реальности всем все было очевидно. Рождение у гречанки и арапа белокурого и белокожего ребенка — вещь, по меньшей мере, странная. В перновском обществе и среди офицеров гарнизона это вызвало, должно быть, весьма неприятные для Абрама разговоры.
Черный офицер сразу понял, что ребенок не от него и любезная супруга изменила ему еще в Петербурге. По неизвестным нам причинам — то ли из любви к прекрасной гречанке, то ли для того, чтобы замять дело и прекратить пересуды в городке, то ли из общей терпимости — Абрам признает ребенка. Девочке дают имя матери — Авдотья[38]. Вместе с тем Абрам прекрасно отдавал себе отчет в том, что Евдокия его никогда не любила. Быть может, он просто решил закрыть глаза на поведение жены и принять все как есть.
Однако дальнейшая жизнь в Пернове становится для него невыносимой. Очевидно, что причина тому — бесконечные взгляды, ухмылки, перемигивания и едкие замечания за спиной. Он становится посмешищем всего городка. Не стоит сбрасывать со счетов и то, что Абрам Петров — не просто офицер гарнизона. Он — преподаватель в инженерной школе, а ученикам его не пять и не десять лет… И Абрам пишет рапорт своему начальнику, фельдмаршалу Миниху, в котором просит отстранить его от преподавания… по состоянию здоровья.
Граф Миних соглашается ходатайствовать за своего протеже перед императрицей. Он не забыл, как много лет назад, когда ему было столько же, сколько сейчас Абраму, он вынужден был запросить отставки, чтобы разрешить свои собственные семейные дела. 11 октября 1731 года на заседании Военной коллегии Миних представил императрице прошение инженер-капитана Абрама Петрову об отставке. Документ этот сохранился в Артиллерийском архиве. Он очень показателен, поэтому приведем его полностью;
Инженерного корпуса капитан Аврам Петров бьет челом Вашему Императорскому Величеству. А мне подал челобитную, в которой написал, что служит он Вашему Императорскому Величеству с 705-го года. И при дяде Вашего Императорского Величества высокоблаженныя и вечнодостойныя памяти государе императоре Петре Великом был при всех баталиях, при которых Его Величество своею особой присутствовать соизволил, а именно: под Добриным, под Лесным, под Полтавою, при Ангуте, под Прутом и во многих зело трудных походах всегда при Его Величестве.
А в 716 году по указу его, государя-императора, послан во Францию, где, быв для обучения военных дел и ради присмотра тамошних порядков, служил в тамошней военной службе и тамо в 1718-м году при атаке города Фонтараби ранен тяжко на голове в двух местах. А в 724 году, прибыв оттуда паки в Россию, пожалован лейб-гвардии бомбардирскую роту поручиком. А в 727 году послан был в Тобольск, а оттуда на китайскую границу в Селенгинск для строения тамошней крепости, где по силе Вашего Императорского Величества указов порученные ему дела исполнял со всяким прилежанием. А в 730-м году по указу бывшего Верховного Тайного Совета в Тобольский гарнизон определен маэором, а сентября 25 дня по именному Вашего Императорского Величества указу во инженерный корпус капитаном, где и поныне обретается.
А ныне за очною (глазною) болезнию и за слабым здоровьем и за протчими имеющимися у него болезнями при так касающемся яко инженер-капитану многотрудном до инженерного искусства деле ему, капитану, при корпусе инженеров быть неспособно, того ради всеподданнейше Вашего Императорского Величества прошу об отставке оного капитана Петрова о всемилостивейшем указе.
А для его, яко чужестранного человека пропитания не соизволит ли Ваше Императорское Величество всемилостивейше повелеть: по смерть его производить ему жалованье из ныне получаемой им суммы третью часть, а именно: по сто рублей в год по рассмотрению Правительствующего Сената из какой суммы надлежит{100}.
На прошение последовал отказ. Члены Сената сочли, что Абрам более всего нужен государству именно на этом месте. Ему лишь предписано явиться в Петербург в «Канцелярию Главной Артиллерии и Фортификации». Там его «расспросили» о состоянии сибирских крепостей, так как он там «не малое время обретался и о тамошних местах знать ему можно»{101}.
Абрам Петров вынужден по-прежнему оставаться в Пернове. Отношения между супругами не улучшаются. Но вот в один из февральских вечеров к нему приходит кондуктор Гавриил Кузьминский и рассказывает о том, что слышал от другого кондуктора, Фабера: якобы Шишков «хвалился его, капитана, окормить», то есть попросту отравить…
37
Многие историки и исследователи биографии Ганнибала действительно сходятся в том, что именно Миних был инициатором «удаления» Абрама из столицы. А предлог тому был благовидный. Обстановка в Европе была неспокойной, а ко времени вступления Анны Иоанновны на царство прибалтийские крепости пообветшали и уже не соответствовали европейскому уровню вооружения. Сохранился один показательный документ 1731 года, точно рисующий ситуацию:
А в каком ныне крепости состоянии имеютца — ведомостей в скором времени, за далностью мест и за неимением доволного числа в практике искусных инженерову порознь об всем аккуратно ныне сочинить невозможно. Однако ж генерално известно есть, что все крепости через долгое время исправлением упущены… А из иных крепостей, которые, как, например, бывшие швецкия пограничныя: Нарвская, Выборгская, Ревельская, Перновская, Рижская и Динаменская, — еще и во время швецкаго владения в надлежащем состоянии не были; однако ж и те еще великого исправления требуют… Ибо многая крепости, от долговременного в непоправлениях запущения, повредились во многих местах и через то в немалое худое состояние пришли, так что к обороне зело безнадежны. А другие, например Ревель и Рига, хотя в своих линиях и в целости содержатся, однакож обретаются местами весьма в худом фланкировании и несильной дефензии.
Так что назначение Ганнибала устраивало всех: императрица получила еще одного знающего инженера для исправления крепостей, Абрам занялся делом, по которому так соскучился, а Миних, кроме славы благодетеля, получил еще одного своего сторонника в Прибалтике. Прим. перев.
38
Среди исследователей жизни Ганнибала до недавних пор не было единогласия относительно имени этого ребенка, да и самого его наличия. В «немецкой биографии», написанной, очевидно, одним из близких к Ганнибалу людей, называется имя Авдотья. Его в своих биографиях повторили Петр Долгоруков и Хмыров. В биографических заметках Пушкина, составленных по семейным преданиям, названо имя Поликсена. Вслед за Пушкиным так называет незаконную дочь Эйдельман. Существовала и третья версия: белокурая девочка Авдотья (о которой в бракоразводном деле ничего не говорилось) — не более чем легенда. Лишь совсем недавно в исповедной росписи Воскресенской церкви пригорода Вороничи за 1746 год обнаружена запись, в которой среди детей «Аврама Петровича Ганнибала» упоминается и дочь Евдокия пятнадцати лет. Следовательно, девочка родилась примерно в 1731 году. (Евдокия и Авдотья — варианты одного и того же имени.) Прим. перев.