Страница 85 из 225
В ходе предвыборной кампании оба кандидата широко пользовались новинками информационной техники. В жизнь и быт американцев всё больше входило телевидение. Еще Эйзенхауэр использовал его, обращаясь к избирателям. Но Кеннеди с Никсоном сделали новый шаг — они впервые устроили теледебаты кандидатов в президенты в прямом эфире, за которыми, по подсчетам служб изучения общественного мнения, следило от 50 до 70 миллионов человек. Стороны учитывали, что в 1960 году три четверти американских семей уже имели по крайней мере один телевизор, что средний американец проводил за «трубой», как называли поначалу эту техническую новинку, по четыре часа в день{529}.
Дебаты были начаты по инициативе Ричарда Никсона, который слыл хорошим оратором, за словом в карман не лез и был уверен, что перед телезрителями легко переиграет новичка Кеннеди. Самоуверенный Никсон, мало считавшийся с мнением советников, не учел, что, предложив телевизионные дебаты, он способствует повышению личного престижа демократического кандидата, ибо ставит его на один уровень с собой — вторым лицом в государстве, претендующим на то, чтобы стать во главе страны. Никсон не учитывал и того, что Кеннеди значительно более фотогеничен, чем он сам, производивший впечатление человека сухого и мрачного. Помощники предупреждали Никсона, что Кеннеди явно понравится телезрительницам разного возраста, но тот просто отмахнулся. После кратких переговоров летом 1960 года представители обеих партий договорились о четырех встречах кандидатов, которые передавались бы в прямом эфире. Для каждой встречи выделялся один час.
Кеннеди тщательно готовился к дебатам. Он проводил длительные репетиции в телестудии с помощниками, оттачивая аргументацию, подбирая новые факты, обдумывая возможные вопросы и уловки соперника, стремясь еще более улучшить свой и без того привлекательный внешний образ — «надевал» новые улыбки, по новому щурил глаза, двигал плечами и т. п. Жаклин вспоминала по этому поводу: «Он сидел в комнате в течение двух или трех часов в окружении пятерых человек, которые задавали ему всевозможные, в том числе нелепые, вопросы, о которых только можно помыслить. Я считаю, он действительно готовился — это было какое-то подобие экзамена»{530}.
Никсон же к теледебатам отнесся легкомысленно. Он к ним не готовился и появлялся в телестудии лишь за несколько минут до схватки.
26 сентября 1960 года в Чикаго состоялась первая встреча кандидатов. Вся Америка прильнула к экранам, наблюдая невиданное зрелище.
Никсон никак не ожидал, что Кеннеди применит разработанную его советниками резко наступательную тактику. Коллективная работа в духе «мозгового треста» Рузвельта, в отличие от индивидуализма Никсона, явно давала плоды.
Свое вступительное слово к прениям Джон посвятил резкой критике администрации Эйзенхауэра, включая вице-президента, подчеркивая, что за все провалы по конкретным вопросам внешней и внутренней политики прямую ответственность несет вице-президент как второе лицо в высшем эшелоне исполнительной власти. Эти обвинения носили в то же время программный характер. Кеннеди заявил, что вместо бесплодных дискуссий по поводу религиозной принадлежности (кто-то ему доложил, что, по слухам, Никсон собирается обратить особое внимание именно на этот «недостаток» соперника) он собирается говорить о решающих для жизни страны делах. Среди них — «распространение коммунистического влияния, которое теперь исходит с расстояния всего лишь 90 миль от Флориды (имелась в виду Куба. — Л. Д., Г. Ч.), унизительное обращение с нашим президентом и вице-президентом со стороны тех, “кто более не уважает нашу силу”» (подразумевался отказ Хрущева принять Эйзенхауэра в СССР после инцидента с уничтожением самолета У-2 в районе Свердловска); «голодные дети, которых я видел в Западной Виргинии, и пожилые люди, которые не могут оплатить врачебные счета, семьи, которые вынуждены продавать свои фермы»; Америка, в которой «слишком много трущоб, очень мало школ и которая слишком опоздала с Луной и космическим пространством».
Он продолжал, однако, в более бодром тоне, что верит в Америку, в ее свободу и успехи, которых он намерен решительно добиваться{531}.
Все свои обвинения в адрес администрации Кеннеди концентрировал на личности Никсона. Это не было справедливо, ибо вице-президент, согласно американской традиции, в решение крупных политических вопросов не вмешивается, а лишь исполняет президентские задания.
Но домохозяйкам и их мужьям такая атака пришлась по душе. Они не вдавались в юридические и политические тонкости. Им нравились боевитость и шарм молодого претендента, а почти каждая семья имела у себя за пазухой личный счет к любой администрации. Средний американец мог критиковать власти и за высокие налоги, и за недостаточные расходы на вооружение, не замечая несовместимости того и другого. Толпа не понимала, что государственные расходы напрямую зависят от собственного вклада граждан, производятся из их кармана, что правительственные средства не берутся из воздуха. Джон Кеннеди сознательно, отлично понимая спекулятивность демагогии, играл на этом.
Кеннеди обвинял республиканскую администрацию в замедлении экономического роста страны, в том, что она начинает отставать в науке и образовании по сравнению с главным политическим и идеологическим противником — Советским Союзом, где университеты выпускают вдвое больше инженеров и врачей, чем в США. При этом грубо игнорировалось, что производительность труда на советских промышленных предприятиях, несмотря на избыток инженеров, была вдвое ниже, чем в США, что советские учителя получали нищенскую зарплату, которая позволяла им едва сводить концы с концами.
Джона раздражала манера полемики Никсона. Он жаловался Шлезингеру: «С Никсоном невозможно проводить дебаты — он никогда не говорит по существу, а всегда произносит небольшие речи; его оппонент должен тратить немало времени, корректируя неверную интерпретацию Никсона. В результате остается совсем мало времени, чтобы развить собственную тему»{532}. При этом Кеннеди, казалось, не замечал, что такого же рода претензии могли быть предъявлены и ему самому.
Предвыборные баталии выработали у Кеннеди стойкую неприязнь к Эйзенхауэру, которого он не раз именовал «старой задницей», что не мешало ему позже несколько раз обращаться к авторитету генерала и президента при решении сложных вопросов. Очевидно, чувствуя это, опытный полководец и политик как-то обозвал Кеннеди, явно несправедливо, «нагловатым юнгой». Этот «молодой гений», как иронически назвал Эйзенхауэр кандидата в президенты от демократов, явно не имеет опыта, зато у него масса неверных представлений и противоречащей фактам информации.
Развивая это мнение, отставной президент позже записал в свой дневник, что по молодости Кеннеди не понимает в полной мере сложности президентской деятельности, что он считает достаточным расставить своих людей на важнейших постах, чтобы дело пошло само собой{533}. Это суждение оказалось явно ошибочным.
Кандидат от демократов затронул и весьма болезненный расовый вопрос. Джон был осторожен, не выдвигал каких-либо конкретных обещаний, но факт дискриминации признал, в очередной раз обвинив в нем администрацию Эйзенхауэра, и закончил выступление призывом к Америке «двинуться вперед». Слова «новые рубежи» во время дебатов сказаны не были, но они как бы исподволь вкладывались в головы американцев.
Столь же удачно Кеннеди отвечал на вопросы журналиста, выступавшего «модератором», «посредником» между кандидатами.
Растерявшийся Никсон занял оборонительную позицию, иногда даже соглашаясь с критикой Кеннеди в адрес его правительства, чем были потрясены сторонники республиканца{534}.