Страница 184 из 225
15 июня Эдвард вместе с мамой Розой выступил по телевидению, чтобы поблагодарить тех, кто выразил сочувствие семье и проявил к ней внимание. Но он использовал эту речь и для заявления, которое озадачило как его сторонников, так и политических противников. «Каждый из нас должен решить для себя, собственным сердцем, собственным сознанием, что он должен сделать этим летом и когда настанут будущие годы, и я верю, что мы должны выбирать мудро»{1258}.
Что это было — подтверждение отказа, согласие вновь обдумать предложения, проявление нерешительности? Скорее всего — последнее. Неопределенность сохранялась почти до конца июля, пока, наконец, в прессе не появилось заявление Эдварда по поводу поступавших к нему предложений участвовать в президентских выборах в качестве первого или второго лица. «При нормальных обстоятельствах такая возможность явилась бы предметом гордости и призывом к дальнейшей общественной службе. Но для меня в этом году это невозможно»{1259}. В любом случае заявление свидетельствовало, что Эдвард твердо намерен продолжать политическую деятельность.
Особенно четко это прозвучало во время первой после смерти брата встречи Теда с публикой 21 августа. Он посетил католический колледж в Ворчестере, штат Массачусетс (формально отдельном городе, но фактически районе Бостона). Место выступления было избрано не случайно. Оно должно было продемонстрировать, что оратор сохраняет верность религии предков и памяти братьев. Но речь носила чисто политический характер. Эдвард заявил, что решил продолжать общественную жизнь и прежде всего следовать примеру своих братьев в антивоенной борьбе. «Я подхватываю упавшее знамя. Чувствуя поддержку в памяти о бесценных годах, которые мы провели вместе, я буду пытаться продолжать дело справедливости, совершенствования и мужества, которое определяло их жизни». Главной текущей задачей он считал скорейшее окончание войны во Вьетнаме, а в преддверии этого требовал прекращения бомбардировок Северного Вьетнама, постепенного сокращения американского участия в военных действиях, активизации переговоров в Париже, которые были начаты в мае 1968 года вначале между представителями США и ДРВ (в январе 1969 года переговоры стали четырехсторонними — к ним присоединились правительство Южного Вьетнама и Фронт национального освобождения этой части страны). С территории Южного Вьетнама должны быть выведены все иностранные войска, включая и Вооруженные силы ДРВ, которые действуют под маской партизанских сил Вьетконга, провозглашал оратор{1260}.
Выступление Эдварда Кеннеди было воспринято как его возвращение в большую политику. Именно таким образом высказался X. Хэмфри, обошедший Ю. Маккарти, ставший основным кандидатом на пост президента от Демократической партии и ожидавший номинации на партсъезде. На следующий день Хэмфри официально предложил сенатору баллотироваться вместе с ним — в качестве кандидата в вице-президенты. Последовал немедленный ответ, что ни о каком участии в выборах в этом году речи быть не может{1261}.
В дальнейшем ходе избирательной кампании Эдвард не участвовал, хотя внимательно следил за ней. Он сожалел, что победу на выборах одержал Ричард Никсон, лишь незначительно опередив Хэмфри (за Никсона было подано 43,4 процента голосов, за Хэмфри — 42,7 процента). Многие деятели Демократической партии упрекали Кеннеди, говоря ему, что, если бы он участвовал в выборах, баллотируясь или на пост президента, или даже вице-президента, его партия добилась бы безусловной победы.
С первых дней после избрания Никсона политические наблюдатели и журналисты рассматривали Эдварда Кеннеди как вероятного его соперника через четыре года. Два популярных журнала «Тайм» и «Ньюсуик» поместили его портреты на своих обложках, полагая, что эта кандидатура в следующей президентской гонке будет просто неизбежной. Бывший пресс-секретарь Джона Кеннеди Пьер Сэлинджер говорил корреспонденту «Нью-Йорк таймс»: «Я заброшу всё, чтобы помогать ему. Ныне Демократическая партия — это партия Кеннеди»{1262}.
В то же время можно полагать, что гибель двух старших братьев, а также неполадки в собственной семье повлияли на психику Эдварда.
Душевному благополучию явно не способствовали взаимоотношения с женой и ее образ жизни. Правда, в 1967 году семья пополнилась. 14 июля Джоэн родила второго сына, которого назвали, как мы уже знаем, Патриком-Джозефом в честь прадеда.
Однако еще до рождения ребенка в поведении Джоэн стали замечаться странные изменения. Она утратила интерес к обществу, к сестрам Эдварда, их супругам и другим родственникам, который активно проявляла до этого. Джоэн предпочитала оставаться одна, избегала общения с мужем. Многие часы она проводила, примеряя наряды, рассматривая драгоценности, занимаясь всевозможными косметическими процедурами, стремясь, как она изредка говорила, выходя из одиночества, стать еще прекраснее. Являвшаяся ее компаньонкой и секретарем М. Челлис рассказывала позже, что Джоэн считала внешний вид главным достоянием своей личности. «Она путешествовала с пятью или шестью коробками косметики, и еще больше их было в ее квартире в Бостоне»{1263}.
После рождения сына Джоэн стала прикладываться к горячительным напиткам, причем происходило это всё чаще. Не прошло и года, как она стала алкоголичкой, и Эдвард переживал происходившее мучительно, но молчаливо{1264}.
Когда же у Джоэн наступал период ремиссии, она продолжала проявлять странности. То она говорила кому-то из журналистов, что страшно беспокоится, как бы ее мужа также не убили, и даже предостерегала старшего сына по этому поводу, то просто замыкалась в себе. Как-то на вопрос, хочет ли она, чтобы ее муж участвовал в будущих выборах, жена Эдварда процедила сквозь зубы: «Это не мое решение, а его».
В Вашингтоне ходили сплетни по поводу того, как вызывающе одевается жена сенатора. Даже на официальном приеме в Белом доме она появилась в мини-юбке. В те годы такой наряд еще считался вызовом общественному мнению даже на улице, что уж говорить о появлении в мини в обществе джентльменов в смокингах и дам в вечерних платьях. В другой раз она появилась в президентской резиденции, опять-таки на официальном приеме, в длинной юбке, зато блузка у нее была совершенно прозрачной, и сквозь нее вызывающе проглядывал ярко-синий бюстгалтер{1265}.
Джоэн была неплохой пианисткой, хотя не имела систематического музыкального образования. Ранее ее как исполнительницу часто привлекали к участию в кампаниях по сбору средств в фонд Демократической партии. Когда же ее попросили выступить на таком же мероприятии в Филадельфии в 1970 году, она сочла это обидным для себя и позже заявила: «Я не чувствовала себя необходимой, я чувствовала, что меня используют». «Именно тогда я почувствовала, что становлюсь алкоголичкой», — добавила она{1266}.
Сам Эдвард, как утверждают некоторые авторы, не был подвержен этой болезни, но иногда сильно напивался, вел себя непредсказуемо, был дерзок и груб, садился за руль автомобиля в нетрезвом состоянии и т. д. Прессу облетело сообщение о пьяном дебоше, который он однажды устроил в салоне самолета.
Произошло это так.
Весной 1969 года сенатор Кеннеди летал на Аляску в качестве представителя подкомитета по вопросам образования индейцев и эскимосов. Трехдневное пребывание в этом своеобразном уголке Америки было насыщенным. Эдвард посещал деревни эскимосов и индейцев, выступил с несколькими докладами, в которых призывал увеличить расходы на начальное образование местного населения и предоставить ему квоты в учебных заведениях основной части страны. Участвовавшие вместе с ним в поездке сенаторы-республиканцы весьма критично отнеслись к тому, что Эдвард постоянно находился на первом плане. Они сочли, что он не занимается делами, для которых прилетел, а проводит политическую агитацию. Сенатор Джордж Мёрфи из Калифорнии даже назвал визит Кеннеди «неудачным политическим выступлением за счет налогоплательщиков»{1267}.