Страница 7 из 16
— Ладно, давай приступим к делу.
Нина достала из кармана записную книжку. Монотонным голосом она перечислила все факты: вызов в три часа двадцать одну минуту в связи с выстрелами на Бондегатан. Спецназ и отряд быстрого реагирования находились в Юрсхольме, поэтому операцию поручили экипажу патрульной машины 16–17. Командование было поручено Нине Хофман. Звонивший, Гуннар Эрландссон, жилец дома, сообщил, что был разбужен донесшимися из квартиры наверху звуками, похожими на выстрелы. Так как дверь квартиры не открыли по требованию сотрудников полиции, команды 16–17 и 19–80 взломали дверь согласно параграфу 21 закона о полиции, так как промедление могло привести к ухудшению ситуации. В квартире были обнаружены два человека, Давид Линдхольм и Юлия Линдхольм. Давид Линдхольм лежал на кровати с двумя огнестрельными ранами — в голову и туловище. Юлия Линдхольм была найдена в ванной в состоянии тяжелого психологического шока. Она была доставлена для лечения в больницу Сёдермальма.
Нина закончила чтение и подняла голову.
Петтерсон еще раз покачал головой.
— Какая ужасная история, — повторил он. — Кто бы мог подумать, что его ждет такой конец…
— Есть еще одно обстоятельство, — сказала Нина, опустив глаза. — Перед тем как отключиться, Юлия сказала одну странную вещь.
— Какую?
— Она сказала о своем сыне Александре. Юлия сказала: «Она его взяла. Другая женщина взяла Александра».
Петтерссон удивленно вскинул брови.
— Другая женщина? Что она имела в виду? В квартире был кто-то еще?
Нина почувствовала, что попала в глупое положение.
— Нет, — ответила она.
— В квартире были следы взлома, борьбы?
Нина на секунду задумалась.
— На первый взгляд никаких следов не было, но судмедэксперты…
— Дверь была заперта?
— Она закрывается автоматически, если ее не держать.
Начальник отдела тяжело вздохнул.
— Вот черт, бедняга Давид. Похоже, что она еще более ненормальная, чем можно было себе представить.
— Но Александр тем не менее и в самом деле пропал, — возразила Нина.
— Кто это?
— Сын Юлии и Давида. В квартире мальчика не было. Его комната пуста.
Начальник сунул в рот порцию жевательного табака.
— И где же он?
— Я не знаю.
— Кто-нибудь заявлял о его исчезновении?
Нина покачала головой.
— Нам известно, что с ним что-то случилось?
— Нет, — ответила Нина. — Но… мы обыскали квартиру и не нашли мальчика.
Шеф откинулся на спинку стула.
— Значит, так, — сказал он. — Информация о другой женщине и мальчике должна присутствовать в рапорте. Но постарайся выражаться осторожнее.
Нина почувствовала, что у нее вспыхнуло лицо.
— Что ты хочешь этим сказать?
Петтерссон несколько секунд испытующе смотрел на Нину, потом встал и не спеша потянулся.
— Этой ночью ты не должна была выходить на службу, не так ли? — спросил он. — Ты должна была отдыхать.
— Я вышла на дополнительное дежурство, — пояснила Нина. — По графику я заступаю сегодня в шестнадцать часов.
Шеф снова вздохнул.
— Уже начались звонки из газет, — сказал он. — Не разговаривай с ними. Все комментарии они получат от офицера по связям с общественностью. Никаких утечек той даме из «Квельспрессен».
Нина встала и направилась по коридору мимо комнаты дежурных в небольшой кабинет, где стояли стол и компьютер.
Она села за стол, включила компьютер и, войдя в базу данных о происшествиях, принялась заполнять нужные пункты, записывая в клеточки важную информацию: время вызова, имена заинтересованных лиц, адрес места преступления, пострадавшие, умершие, подозреваемые…
«Подозреваемые?»
Она будет фигурировать в деле как автор этого рапорта. Ее имя будет навсегда связано с делом об убийстве Давида Линдхольма. Может быть, это дело будет использоваться в течение пятидесяти лет как учебное пособие в полицейской академии, и каждый раз будут называть ее имя. Она составила первый протокол, она выявила предварительные детали, ей надо сформулировать суть дела.
«Подозреваемая: Юлия Линдхольм».
Нина отодвинула в сторону клавиатуру и вышла в коридор. Сделав несколько бесцельных шагов направо, остановилась и пошла налево.
Надо что-нибудь съесть, подумала она. Купить бутерброд в автомате? От одной этой мысли ее затошнило. Она подошла к автомату с кондитерскими изделиями. Осталась засахаренная клюква. Нина купила последний пакет, потом вернулась к кабинету шефа и постучала в дверь.
Петтерссон оторвал взгляд от компьютерного экрана и удивленно посмотрел на нее.
— Прости, — сказала она, — но кого я должна назвать пострадавшей стороной? Убитую жертву преступления или членов его семьи?
— Убитую жертву, — ответил Петтерссон и снова уставился в компьютер.
— Даже несмотря на то, что он мертв?
— Даже несмотря на то, что он мертв.
Нина не уходила.
— Я хочу спросить еще одну вещь. Александр…
Петтерссон вздохнул.
— Он должен был находиться в квартире, — торопливо произнесла Нина. — Думаю, мы должны…
Шеф раздраженно вздохнул и еще ближе наклонился к экрану.
— Если мама застрелила папу, то это даже хорошо, что ребенка не было дома, — сказал он, и Нина поняла, что разговор окончен.
Она повернулась, чтобы уйти.
— Послушай, Хофман, — остановил ее шеф.
Нина застыла на месте и оглянулась.
— Тебе нужна инструкция о неразглашении? — спросил он, и по его тону было понятно, что неразглашение было бы самой неуместной вещью в таком трагическом случае.
— Нет, спасибо, — не задумываясь, ответила Нина.
Она вернулась в кабинетик, достала из сумки купленную клюкву и положила в рот одну ягоду. Она и правда оказалась кислой.
Вместо того чтобы заполнить клеточку со словом «Подозреваемый», она выбрала другую форму, к которой можно было применить параграф 21 закона о полиции. Туда не надо было вставлять имя Юлии.
В конце концов она заполнила все формы и бланки, вписав туда и данные беседы с Эрландссоном.
Покончив с этим делом, Нина тупо уставилась в экран.
Потом она щелкнула по клетке «Подозреваемый» и вписала туда имя: Юлия Линдхольм.
Нина вышла из программы и поспешно покинула комнату, чтобы избавиться от навязчивых мыслей.
— Мама, я хочу есть. Здесь есть арахисовое масло?
Анника открыла глаза и уперлась взглядом в белую занавеску, сразу не поняв, где находится. Голова была тяжелая, как камень, а грудь болела, словно от разверстой черной раны.
— А молочный шоколад и джем? Здесь есть шоколад?
«Отель. Портье. Номер. Вот она — реальность».
Она повернулась в постели на бок и посмотрела на детей. Они сидели рядышком, в своих пижамах, с ясными глазками и с всклокоченными волосами.
— Наше арахисовое масло сгорело? — спросил Калле.
— И Поппи, — подхватила Эллен, и у нее предательски задрожали губки. — Поппи, и Лео, и Русс — все они тоже сгорели…
«О господи, что я могу сказать? Что мне ответить?»
Анника, села на кровати, отбросив влажную от пота простыню, ни слова не говоря, притянула к себе детей, крепко обняла и принялась нежно покачивать, чувствуя, как все сильнее болит в груди.
— Может быть, мы найдем здесь шоколад, — сказала она хрипло, — и джем. Вот насчет арахисового масла я не уверена.
— Мой новый велосипед, — вдруг вспомнил Калле. — Он тоже сгорел?
«Компьютер. Все письма, которые в нем хранились. Моя телефонная книга и дневник. Наши свадебные подарки. Детская коляска. Первые туфельки Калле».
Она погладила сына по волосам.
— У нас есть страховка, мы получим ее и купим велосипед.
— И Поппи? — с надеждой в голосе спросила Эллен.
— Да, и построим новый дом, — пообещала Анника.
— Я не хочу жить в том доме, — сказал Калле. — Я хочу вернуться в наш старый дом и пойти в свой детский сад.
Анника прикрыла глаза, чувствуя, как рушится мир вокруг нее.
Их семья до пожара прожила в доме на Винтервиксвеген в Юрсхольме всего месяц. Старую квартиру в Кунгсхольме они продали паре геев, которые уже переехали туда и постоянно ругались на кухне.