Страница 34 из 66
Другой намного более убедительный подход состоит в том, чтобы проверить, можем ли мы действительно нанести на карту пути, которые пересекают пропасть в 2000 миль и 2000 лет истории, прослеживая реальные связи между степными народами эпохи античной древности и сказителями артуровского эпоса в Северо-Западной Европе времен Средневековья. Ключи к поиску этих путей содержатся не только в хрониках греков и римлян, но и в удивительно богатом археологическом наследии, оставленном степными кочевниками.
Глава 6 Степные кочевники
Геродот оставил нам в высшей степени ценное и подробное описание жизни и ранней истории степных кочевников, которое, несмотря на свою древность, оказалось необычайно достоверным. Но нарисованная им картина отображает лишь очень небольшую часть всего мира кочевников. Его источниками информации, несомненно, были люди, жившие у западных пределов земель номадов. Всякий раз, когда он выпытывал у них сведения о том, что находилось за пределами их собственного опыта и знания, «факты» неизбежно начинали уклоняться от истины в область фантазии и смешиваться с вымыслом.
Это широко распространенный, возможно, универсальный феномен. Не только у скифов бытовали представления об «одноглазых людях и стерегущих золото грифонах» на периферии их культурного горизонта. Китайцы до сих пор смотрят на нас как на «длинноносых варваров», американцы боятся «красных» русских и не доверяют им, а многие британцы уничижительно называют немцев «гуннами», хотя последние, как мы вскоре убедимся, определенно таковыми не являются. Истоки этого последнего эпитета следует, по-видимому, искать в греко-римском мировоззрении, где все находившееся за пределами античного мира характеризовалось как варварское, нецивилизованное, угрожающее и отвратительное. Афиняне не раз обвиняли Геродота в «любви к дикарям» за то, что он имел смелость рассказывать своим согражданам о мирах, находившихся за пределами их поля зрения и контроля, реальные факты, идущие вразрез с их предрассудками.
В середине V века до н. э., когда исследовательское предприятие Геродота привело его сначала в Древний Египет, а затем к Черному морю, никто в античном мире даже не подозревал о существовании другого обладающего письменностью и сложной организацией общества, находящегося еще дальше к востоку от земель кочевников, – в Китае. Кочевники, впрочем, знали его и контактировали с китайцами, иногда дружески, а иногда – нет. В последующие после эпохи Геродота века, известные ученым как «период торговли и набегов», эти взаимоотношения между кочевниками и Китаем стали настолько интенсивными, что китайцы, с одной стороны, регулярно посылали кочевникам огромные взятки в виде шелка, ценных предметов искусства и даже принцесс, а с другой – построили Великую стену, чтобы отгородиться от них.
Кочевников, которые наиболее часто контактировали с жителями Поднебесной и которые представляли для них наибольшую военную угрозу, китайцы называли «сюнну». Это мог быть своего рода общий термин, так же как, например, греки называли «скифами» почти всех кочевников, которые находились в контакте с античным миром. Большинство экспертов полагает, что гунны под предводительством Аттилы – самые успешные завоеватели Европы – и были этими самыми сюнну, но у меня нет уверенности относительно этой мало исследованной связи. Существенный для нашей темы момент: к I веку до н. э. эти кочевники (сюнну) уже занимали территории на западных и северных границах Китая, а в некоторых местах даже проникли в исконно китайские земли.
Если бы в те времена вы путешествовали верхом на лошади через степи в восточном направлении, то обнаружили бы, что пересечь горы и пустыни, отделяющие Китай и юго-восточную Азию от остального континента, можно лишь несколькими путями. Вы могли бы попасть в Китай, пройдя западную оконечность пустыни Такла-Макан оттуда, где находится современный Таджикистан, и через Самарканд. Затем, вы могли бы обойти пустыню с юга или с севера, следуя вдоль линии оазисов, разбросанных по ее периферии. Достигнув восточной оконечности пустыни, вы могли бы по Ганьсускому коридору довольно легко пройти в самое сердце Китая. Второй маршрут пролегал немного севернее первого. Следуя этим путем, вы могли бы проехать верхом через Джунгарские ворота из Казахстана, так, чтобы Тянь-Шаньские горы находились к югу от вас, а Алтай – к северу. Двигаясь вдоль северных предгорий Тянь-Шаня, вы обогнули бы большую часть западного протяжения пустыни Гоби, прежде чем направить свой путь на юг, чтобы – как и в первом случае – попасть вглубь Китая по Ганьсускому коридору. Эти два маршрута Восток – Запад стали известны ко II веку как Шелковый путь.
Существует еще одна дорога. Если бы вы продолжали движение по степям в северо-восточном направлении, оставив Алтайские горы к югу от себя, то достигли бы Юго-Западной Сибири. На юг через горы пути нет, пока вы не достигнете долины Байкала, где узкий проход ведет на юг, позволяя пройти в Монголию. Пройдя Монгольскую Гоби, вы достигнете плодородного региона Северного Китая, где великая река Хуанхэ делает огромный изгиб, известный как Ордосская излучина. Это – третий путь в Китай.
Если бы вы не повернули на юг у озера Байкал, вам пришлось бы продолжить путешествие немного северо-восточнее, так как горы не дали бы вам повернуть на юг до тех пор, пока вы не вышли бы к верховьям реки Хэйлунцзян. Следуя течению этой реки, вы достигли бы Манчжурии на Северо-Востоке Китая.
Ко II веку до н. э. сюнну взяли под свой контроль все четыре маршрута. Их присутствие там совершенно ясно подтверждается как китайскими письменными свидетельствами, так и археологическими находками. Таким образом, к этому времени земли степных кочевников простирались от Черного моря почти до Тихого океана на расстояние около 4000 миль. Только территория сюнну с запада на восток имела протяженность в 2000 миль.
В этническом и лингвистическом отношении сюнну, очевидно, заметно отличались от других кочевников, живших к западу от них. Они говорили на языках алтайской языковой семьи, родственных языкам тюркских народов. В антропологическом отношении им были присущи в основном черты монголоидного типа, хотя на их западных границах встречались смешанные этнические группы – вероятно, вследствие брачных связей с ираноязычными степными кочевниками. Тем не менее, несмотря на резкие этнические и лингвистические различия, культура сюнну была чрезвычайно схожа с культурой их западных соседей. Они были такими же свирепыми конными воинами, так же жили в палатках и кибитках, пасли свои стада и господствовали над областями земледельцев, живших в более плодородных и изобильных водой частях владений сюнну. У них были свои собственные цари и сложная военно-политическая иерархия. При необходимости они могли выставить 50-100 тысяч строевого конного войска. Китайцы боялись и ненавидели сюнну, но в то же время они восхищались их искусством верховой езды, их лошадьми и постоянно искали возможности заполучить племенные табуны ферганских чистокровных «небесных лошадей»{100}.
Образ жизни сюнну, их одежда, оружие, седла, конская сбруя, украшения, в том числе для лошадей, были необычайно схожи с образом жизни и предметами материальной культуры их иранских соседей, живших к западу от них. Художественные традиции сюнну, несомненно, формировались в рамках общего стиля степных кочевников, известного как «звериный» стиль.
Вероятно, этот «звериный» стиль зародился у степных кочевников и был развит до уровня действительно высокого искусства подвластными им ремесленниками, а может быть, и самими номадами. Самые ранние формы этого искусства представляли собой изображения одиночных животных, пар, а иногда целых групп животных. Любопытно, что в искусстве «звериного стиле» изображались чаще дикие животные, нежели домашние, которых разводили кочевники. Когда изображены два или более животных, почти всегда это травоядные, которые подвергаются нападению одного или более хищников.