Маршал Говоров

Б. В. Бычевский

Маршал Говоров

ОТ АВТОРА

В военных кругах еще задолго до того, как стать известным полководцем, Леонид Александрович Говоров слыл необщительным человеком с нелегким характером. Редко кто мог похвастаться, что видел его улыбающимся, и почти никто — смеющимся. Одни отзывались — «сухарь», другие — «молчун», но почти все — «светлая голова».

Ушел он из жизни рано, в 58 лет. Однако его жизнь прошла через многие большие события.

Труд для защиты социализма с оружием в руках стал для Говорова главным содержанием жизни, по существу, ее целью. Но труд этот именуется также и наукой, и искусством. Говоров, как и некоторые другие наши современники, был человеком именно такого труда.

Вероятно, по этой причине военно-биографический очерк о нем трудно, может быть, и невозможно писать однопланово. Жизнь, труд, служебная карьера, а значит, и судьбы военных в большей степени, чем у людей других профессий, пересекаются и взаимовоздействуют. Кроме того, их судьбы становятся особенно яркими в грозовые годы войн, когда события развиваются в стремительном темпе.

Обычно, повествуя о примечательных людях, правомерно начинают с дней их детства, юности. Но в этой книге не менее правомерным будет отступление от такого правила.

Леониду Александровичу Говорову минуло 45 лет, когда ход событий привел его в те места, где в юности произошел первый крутой поворот в его судьбе. Их было порядочно, крутых поворотов, к ним мы еще вернемся, но начнем все же с Ленинграда, осажденного немецко-фашистскими войсками. Туда ранней весной 1942 года летел генерал-лейтенант артиллерии Говоров.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

В ЛЕНИНГРАДЕ ВЕСНОЙ 1942 ГОДА

Ночи стали почти белыми. Однако и к пяти часам утра в Смольном еще зашторены окна. Человеку, не искушенному в военной маскировке, весь квартал Смольного снаружи покажется группой нежилых зданий с примкнувшим пустынным парком. Стены и кровли домов окрашены в несколько контрастных тонов, и поэтому их характерные контуры стали неприметными. Входная аллея и подъезд к Смольному перекрыты маскировочными сетями на высоких столбах. На сетках нашита пятнами серая и белая мешковина. Этот камуфляж от воздушного наблюдения скоро сменится на зеленый.

Около Смольного в этот час тихо, безлюдно. Да и в самом здании, в его длинных, по-старинному гулких коридорах не заметишь напряжения, свойственного обычно крупному командному пункту. Тихо сменяются часовые на лестничных клетках и у некоторых дверей, неторопливо как будто проходят командиры с картами, телеграфными лептами.

За этим строгим спокойствием не каждый уловит беспокойный, бессонный пульс командного пункта осажденного Ленинграда. Здесь под одной крышей расположены и штаб фронта, и обком, и горком партии, и горисполком. Линии связи из Смольного идут и в штабы армий, дивизий по кольцу блокады, и в партийные комитеты заводов, и в партизанские отряды в тылу у фашистов. В Смольном па учете каждый килограмм хлеба, доставленный населению и солдатам по ладожской Дороге жизни. Через Смольный осажденный город Ленина связан с Москвой, со всей Родиной.

Вот по этой причине и четыре-пять часов утра лишь условно можно считать концом рабочего дня штаба. А может быть, и началом... Обычно в это время начальник штаба фронта генерал-лейтенант Дмитрий Николаевич Гусев и начальник артиллерии полковник Георгий Федотович Одинцов докладывают члену Военного совета Андрею Александровичу Жданову оперативную сводку за истекшие сутки.

Так было и в двадцатых числах апреля 1942 года. У Жданова несколько болезненное, слегка отекшее лицо, его сильно мучает астматический кашель. Временами он закуривает специальную лечебную папиросу: становится как будто легче.

Генерал Гусев, докладывая обзор боевых донесений войск, особо выделяет те места, где говорится о количестве немецко-фашистских солдат и офицеров, уничтоженных снайперами-истребителями в различных дивизиях фронта.

Жданов делает временами пометки в маленькой записной книжке.

Внимание и начальника штаба и члена Военного совета к боевой деятельности снайперов — не мелкий штрих для оценки обстановки на переднем крае блокады города. Конечно, артиллерийские снаряды берегут, как хлеб, выдают дивизиям и учитывают почти поштучно, однако размах снайперского движения связан не только с экономией снарядов в осажденном городе. Немецкие фашисты вызвали такую форму истребительной войны бесчисленными злодеяниями по отношению к мирному населению города и оккупированных районов.

Истребительное движение зародилось под Ленинградом в декабре как немедленный отклик на призыв партии к народу и армии истребить оккупантов, вторгшихся на территорию нашей Родины. Еще в конце января 1942 года Военный совет фронта докладывал Центральному Комитету партии, что на 20 января свыше 4200 бойцов, командиров и политработников включилось в боевое соревнование по уничтожению немецких фашистов. «...За 20 дней января, — говорилось в телеграмме, — участниками боевого соревнования — истребителями уничтожено более 7000 немецких солдат и офицеров»[1].

Спустя еще месяц, 22 февраля, Военный совет провел в Ленинграде фронтовой слет снайперов. Обращаясь к его участникам, Жданов призвал сделать снайперское движение массовым. И оно стало таким. В каждом полку под Пулково, Колпино, на Неве, под Ораниенбаумом и в партизанских отрядах велся точный учет смертельных выстрелов. Личный счет расплаты с фашистами за их злодеяния на русской земле хотел иметь каждый боец.

Пленные немецкие солдаты на допросах стали рассказывать, что их глубокие траншеи теперь загажены, потому что все боятся ходить в отведенные отхожие места: едва высунешь голову — пуля в лоб. У них ходят слухи о какой-то легендарной дивизии охотников-сибиряков, прибывшей под Ленинград: они попадают белке в глаз.

На самом деле снайперы Ленинграда — вчерашние народные ополченцы. Ярчайший пример беззаветного мужества и глубокой народной ненависти к фашистским оккупантам показал один из зачинателей истребительной войны под осажденным Ленинградом, восемнадцатилетний каменщик Феодосий Смолячков. С 19 октября 1941 года по 15 января 1942 года, до дня, когда он погиб, Феодосий уничтожил из своей снайперской винтовки 125 фашистских оккупантов, израсходовав на них 126 патронов. 6 февраля 1942 года Смолячкову посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.

Сотни последователей родил подвиг этого народного героя. Весной на вылазки за передний край обороны для точного снайперского огня в полках и дивизиях выходили уже отделения и взводы. Донесения о их боевых действиях шли в Смольный каждый день.

Но и другие, еще более характерные для этих дней, проблемы вызывают большое внимание члена Военного совета фронта.

— Что у вас сегодня нового, товарищ Одинцов? — обращается Жданов к начальнику артиллерии.

— Немцы явно меняют метод осадного огня по городу, Андрей Александрович...

— А именно?

— Сегодня опять по Свердловскому району они выпустили за десять минут огневого налета сто один тяжелый снаряд и все—по заводу «Севкабель».

— Третий раз подряд?

— Да. Мы полагаем, что прежняя тактика бессистемного огня по разным улицам и зданиям сменилась тактикой сосредоточенных и более методических ударов.

— Разрушать город по клеткам? По графику? Да, такая изуверская педантичность сейчас вероятна. И ваши меры?

— Ускорить переход к активной борьбе с их осадными орудиями, Андрей Александрович. Это пока единственный способ в пашей позиционной обороне.

— И следовательно, потребуется в два-три раза больше снарядов для наших дальнобойных орудий?

Эта тема разговоров Жданова и Одинцова — не только сегодняшнего дня.

В январе немцы выпустили по городу 2696 снарядов, в феврале 4771, в марте 7380, а всего с декабря по март в Ленинграде разорвалось 20 817 снарядов. В результате за этот период 519 ленинградцев было убито и 1447 ранено[2].

1

Ордена Ленина Ленинградский военный округ. Военно-исторический очерк. Лениздат, 1968, стр. 288.

2

См. А. В. Карасев. Ленинградцы в годы блокады. М., изд-во Академии наук СССР, 1959, стр. 219.