Страница 21 из 66
— Гордиан из Рима, — объявил он.
За квадратным столом, стоявшим поперек комнаты, сидел человек в плаще. Поблизости стоял другой телохранитель. Человек чуть повернулся на своем стуле без спинки, ровно настолько, чтобы бросить на меня взгляд одним глазом, потом вернулся к своему делу, сделав какой-то знак. Оба телохранителя вышли.
После длинной паузы он встал, сбросил плащ, который был на нем — что-то вроде древнегреческой хламиды, что римляне часто надевали, посещая Чашу, — и повернулся ко мне с приветствием. На нем была обычная туника из суровой ткани, простого покроя. Выглядел он немного растрепанным, как если бы долго ехал верхом. Улыбка была усталой, но не была неискренней.
— Так, значит, вы Гордиан, — проговорил он, облокачиваясь на заваленный документами стол. — Ну, а кто такой я, вы, наверное, знаете.
— Да, Марк Красс.
Он был ненамного старше меня, но седины у него в волосах было значительно больше — и неудивительно, учитывая трудности и трагедии, пережитые им в ранние годы жизни. Бегство в Испанию после самоубийства его отца и убийства брата противниками Суллы. Мне случалось видеть его в Форуме, когда он произносил свои речи либо разъяснял свои интересы на рынках, всегда в сопровождении узкого круга секретарей и подхалимов. Было немного неспокойно видеть его в такой интимной обстановке — с неприбранными волосами, усталыми глазами и немытыми руками, на которых были видны следы повода.
В конце концов, несмотря на свое баснословное богатство, он был совершенно обычным человеком. «Красс, Красс, богатый как Крез!» — ходила по городу частушка, и народное воображение римлян рисовало его образ как человека, купающегося в роскоши и предающегося излишествам. Но люди, знавшие его, видели совершенно иной образ. Одержимость Красса богатством выражалась не в стремлении его к роскоши, которую можно купить за золото, а к максимальной власти, которую он мог бы сосредоточить в своих руках.
— Удивительно, как это мы не встретились раньше, — он говорил хорошо поставленным голосом. — Я, разумеется, знал о вас. Например, по тому прошлогоднему делу девственниц-весталок. Вы, как я понимаю, были на стороне Каталины. Я слышал также, как Каталина с похвалой отзывался о ваших методах. Да и Гортензий тоже. Я узнаю ваше лицо, как мне кажется, именно по Форуму. Я предпочитаю работать со своими людьми.
— Владеть людьми, хотите вы сказать?
— Поймите меня правильно. Если я, скажем, хочу построить новую виллу, то целесообразнее будет купить образованного раба или обучить уже имеющегося, способного, чем нанимать какого-нибудь модного архитектора за грандиозный гонорар. Я предпочту купить архитектора, а не услуги архитектора. В этом случае я могу пользоваться им снова и снова, и без особых затрат.
— Но некоторые специальности выходят за пределы способностей рабов, — заметил я.
— Да, думаю, что это так. Например, вряд ли можно, пригласив раба на обед с гостями Гелины, рассчитывать на то, что он сможет поддерживать с ними оживленную беседу. Вы услышали что-нибудь ценное, с тех пор как прибыли сюда?
— Говоря по правде, да.
— Да? Расскажите. В конце концов вас нанял я.
— Я думал, что за мной послала Гелина.
— Но вас привез сюда мой корабль, и ваш гонорар будет выплачен из моего кошелька. Это делает меня вашим нанимателем.
— И все же, с вашего позволения, я предпочел бы до времени сохранить свои догадки при себе. Порой информация подобна соку, выдавленному из грозди винограда: он должен перебродить в темном и спокойном месте, вдали от пытливых глаз.
— Понимаю. Хорошо. Я не буду вас торопить. Откровенно говоря, ваше присутствие здесь не больше чем трата вашего времени и моих денег. Но Гелина настаивала, и поскольку убили именно ее мужа, я решил пойти ей навстречу.
— А самому вам не любопытно узнать, кто именно убил Луция Лициния? Как я понимаю, он был вашим родственником и многие годы управлял вашей недвижимостью.
— Вообще не имеет значение, кто его убил. Гелина, конечно, рассказала вам о сбежавших рабах и о буквах, нацарапанных у ног Луция? Сам тот факт, что это случилось с одним из моих родственников, на одной из моих собственных вилл, возмутителен. И закрыть на это глаза невозможно.
— И все же есть много оснований считать, что рабы в этом преступлении невиновны.
— Какие такие основания? Ах да, я забыл, ваша голова — это своего рода шкатулка, в которой медленно бродит истина. — Он зловеще улыбнулся. — Метробий, несомненно, мог бы много наговорить на эту тему, но я слишком устал, чтобы слушать эти разговоры. Ах, эти счета — сплошной скандал. — Он отвернулся от меня и склонился над лежавшими на столе свитками, всем своим видом показывая, что мне у него больше делать нечего. — Я и понятия не имел о том, что Луций стал таким неосторожным. С побегом раба Зенона в этих документах вообще нет никакого смысла…
— Я вам больше не нужен, Марк Красс?
Погруженный в свои счета, он, казалось, меня не слышал. Я огляделся в комнате. Пол был покрыт толстым ковром с геометрическим рисунком в красном и черном цветах. У стен справа и слева сплошь тянулись полки, забитые свитками, одни из которых были просто свалены в кучу, другие же аккуратно разложены по ящичкам. В стене напротив двери было два узких окна, выходивших во внутренний двор перед домом, ставни которых были закрыты от холода, а изнутри на них были плотно сдвинуты темно-красные шторы.
Между окнами, над столом, за которым работал Красс, висел портрет Гелины, безупречный и, как говорят греки, одухотворенный. На заднем плане высился Везувий, сверху было голубое небо, а внизу зеленое море. Образ Гелины на переднем плане, казалось, излучал глубокое спокойствие и изящество. В правом нижнем углу полотна четко значилось: ИАЙА ЦИЗИЦЕНА. Она выписала букву «А» с причудливым завитком, резко переходившим в уходящую вправо подчеркивающую прямую.
По обе стороны стола стояли невысокие тумбы с небольшими бронзовыми фигурами, каждая высотой человеку по локоть. Левую мне не было видно, так как она была закрыта небрежно брошенным на нее плащом Красса. Та же, что справа, была фигурой Геракла, с дубиной на плечах, обнаженного, если не считать накинутой на него львиной шкуры. Странный выбор для библиотеки, но придраться к ней как к произведению скульптуры было невозможно. Волосинки львиной шерсти были выполнены очень тщательно, и вся текстура ее замечательно контрастировала с гладкой мускулатурой обнаженной плоти. Видно, Луций Лициний был так же беззаботен в отношении произведений искусства, как и в отношении бухгалтерских книг, подумал я; гриву льва уже тронула коррозия.
— Марк Красс… — повторил я.
Он вздохнул и движением руки отпустил меня, не поднимая голову.
— Да, можете идти. Полагаю, я ясно дал вам понять, что не испытываю никакого энтузиазма в отношении ваших намерений, но буду содействовать во всем, чтобы вам ни понадобилось. Но прежде обратитесь к Фабию или Муммию. Если вас что-то не удовлетворит, идите прямо ко мне, хотя я не гарантирую, что вам будет легко меня найти. У меня здесь очень много дел до возвращения в Рим, а времени очень немного. Главное при этом то, чтобы, когда это дело будет закончено, никто не смог сказать, что истина осталась нераскрытой и что справедливость не восторжествовала. — Он наконец повернул голову в мою сторону, впрочем, только для того, чтобы подарить мне неискреннюю улыбку в знак окончания аудиенции.
Я вышел в коридор и прикрыл за собой дверь. Стражник предложил провести меня, но я сказал ему, что хорошо запомнил дорогу. Я задержался в центральном атриуме, чтобы еще раз посмотреть на труп Луция Лициния. Хотя, как видно, в курильницу было положено много благовоний, запах разложения, подобно запаху роз, ночью становится сильнее. Я уже прошел полдороги до своей комнаты, как вдруг резко повернул обратно. Стражник удивился, не без некоторой подозрительности. Он настоял на том, чтобы первым войти к Крассу, прежде чем впустить меня. Потом вышел и закрыл дверь, снова оставив нас вдвоем.