Ищу тебя

Пока Джим не вернется, она не сможет принять никакого решения. Несмотря на то, что в комнате был телевизор и книжный шкаф с популярными романами, Лейле не хотелось ни читать, ни смотреть телевизор. Она вышла на веранду и расположилась в плетеном кресле, в котором прошлой ночью сидел Джим.

Она продолжала думать о словах Катрин: о мучительной природе недостижимого, о безудержном стремлении удовлетворить несбывшиеся желания. Лейла не могла дать точного ответа, какие чувства она испытывала к младшему Фарли. Она знала одно — оно неподвластно никакой логике. Порой она думала, что лучше бы им не встречаться вовсе. Взаимоотношения Джима с Катрин, по-видимому, были столь же прочными, как и ее с Дейлом. Нелепо, если бы они позволили этой губительной страсти вторгнуться в такие упорядоченные отношения.

И все же она — эта страсть — существовала. Неоспоримая. Неутолимая.

Щелканье затвора одной из створчатых дверей вывело ее из пассивно-созерцательного состояния. Все тело ее внезапно напряглось: она увидела Джима, выходящего на веранду. Сердце Лейлы бешено заколотилось, и все смешалось в голове.

Джим не смотрел в ее сторону. Он медленно шел к дверям, которые вели в спальню Адели. Он остановился перед ними и поднял руку, чтобы постучать, но не решился и вместо этого прижал ладонь к стеклу. Затем устало тряхнув головой, Джим медленно поплелся прочь. Подойдя к перилам веранды, он решительно ухватился за них, как будто хотел удержать себя от чего-то чрезвычайно сомнительного.

Лейла почувствовала его внутреннее смятение. Она причиняла ему эту боль и хотела ему помочь.

Скрип кресла заставил его резко повернуть голову в ее сторону. Женщина встала. Он выпрямился и замер, но Лейла явственно ощущала, что он сделал над собой усилие, чтобы оставаться неподвижным. Его руки сжались в кулаки. Она с трудом преодолела несколько метров, отделявших ее от Джима.

— Вы хотели поговорить со мной? — спросила Лейла, останавливаясь возле столбика, подпирающего крышу веранды.

Его глаза пожирали ее с такой жадностью, что это походило скорее на отчаяние, нежели на желание.

— Я не знал, чего требовал от вас в тот день, когда просил вас оставить своего мужа ради меня, — сказал он с болью в голосе. — Теперь я знаю.

— Простите, Джим. Если вы хотите, чтобы я уехала…

— Нет. Все кончено, Лейла. Я никогда не любил Катрин, но она нравится мне. Очень. И она хороший друг. Надежный, заботливый. — Он остановился и глубоко вздохнул. — Я не смог. Я не могу пренебречь ее чувствами, словно они ничего не значат.

Это была страстная мольба о том, чтобы быть понятым.

— Что вы хотите делать? — спросила она мягко.

В ответ он криво улыбнулся.

— Речь вдет не о том, чего я хочу, а о том, чего хочет Катрин. И так как я поставил ее в ложное положение, фактически обманув перед алтарем, у меня нет другого достойного выхода, как отнестись с уважением к ее желаниям. Она заслужила это.

Лейла посмотрела на него в мучительной нерешительности.

— Вы не должны испытывать угрызения совести из-за того, что сказали мне вчера ночью. Если это сказано или сделано в порыве…

— Это не так. Вы знаете, что это не так.

Боль в его голосе только усилила ее страдания.

— Откуда нам знать, Джим? Может быть, нас захватило лишь физическое влечение, и сегодня вы стали бы сожалеть о том, что сделали. И все бы закончилось тем, что вы возненавидели бы меня.

— Нет. Никогда. — Его глаза глядели печально. — Даже если бы я захотел возненавидеть вас, я бы не смог. Я называл вашу силу трусостью. Я в отчаянии проклинал вас за то, что вы укрывались в надежности брака, в своей эгоистичности, я считал это бегством от жизни. Но все это время меня съедала зависть к мужчине, которого вы любили. Если бы я мог стать таким мужчиной теперь…

Его пальцы разжались, и он протянул к ней руки.

— Я хочу быть этим мужчиной, Лейла.

Она начала дрожать от одной силы его желания.

— Я не знаю, Джим. Вы терзаете мое сердце! Я этого не понимаю. И я не хочу иметь на своей совести вашу жизнь и жизнь Катрин.

— Вы не отвечаете за поступки других, — возразил он осторожно.

Она отвернулась.

— А разве мы знаем, где начинается и заканчивается ответственность?

Лейла приблизилась к дверям своей комнаты, затем резко довернулась к нему, испытывая потребность излить перед ним свои сомнения и страхи.

— Лучше уж сделать то, что предложила Катрин прошлой ночью. Пойдем вместе со мной, Джим. Будем любить друг друга. Сейчас. Сегодняшней ночью. И если это окажется не тем, что мы думаем, будет еще не поздно вернуться к Катрин.

Он смотрел на нее горящими глазами.

— Я так давно мечтал об этом, Лейла, — выдохнул он. — Но пусть это будет не испытанием наших чувств, а осуществлением той радости жизни, которую мы будем переживать вместе.

Он подошел к ней, выразительно жестикулируя в подтверждение своих слов.

— Я хочу этого не только для себя. Это должно быть так же прекрасно и для вас. Ничто в моей жизни не значило и не значит так много для меня. Это моя мечта. И я хочу, чтобы она осуществилась.

— Так давай разыграем все до конца! — воскликнула Лейла с отчаянной решимостью, горя нетерпением разрешить то, что так долго мучило ее. — Наконец-то мы узнаем раз и навсегда, больше ли это, чем просто мечта.

Она стремительно повернулась и открыла одну из дверей, затем остановилась, стоя спиной к нему. Ее била нервная дрожь.

— Я сегодня ночую здесь. Одна. Я хочу, чтобы ты пошел со мной, Джим.

12

Лейла не стала ждать ответа. Она вошла в комнату, оставляя за Джимом окончательное решение.

Мужчины — романтики, думала она в горьком смятении чувств. Это женщины, которые должны принимать жестокие решения в сложных жизненных ситуациях, практичные, земные создания. Такова Катрин, если судить по ее поведению прошлой ночью.

Я буду честной перед тобой, Катрин. Говорю тебе это как женщина женщине. Пусть откроется правда! Была ли это мечта или это реальность?

Щелканье закрывающейся за ней двери означало, что выбор, тот или иной, сделан. Руки Джима нежно обвили ее плечи, и мысли о Катрин сразу исчезли из головы Лейлы.

Что она наделала!

Она никогда не была близка ни с одним мужчиной, кроме Дейла!

Она задрожала от страха — или от возбуждения? — когда руки Джима скользнули вниз по ее рукам. Правильно ли она поступала? Может быть, ей следовало изменить свое решение? Джим создал из нее мечту, и она совсем не уверена, что сможет оправдать его ожидания. Но разве не это им обоим предстояло узнать?

Его пальцы переплелись с ее пальцами, и он сжал их с ласковой силой. Джим поднял ее руки вместе со своими и затем, нежно обняв за талию, привлек к себе.

Лейла с нежным томлением чувствовала, как его щека трется о ее волосы. И дилемма, стоявшая перед ней, внезапно перестала ее мучить. Она должна знать, она хотела знать все об этом человеке, так глубоко волновавшем ее. Инстинктивно она расслабилась, позволяя своему разуму слушать голос сердца.

Это тот, на кого можно опереться, говорило ей сердце. Кто сможет защитить, утешить, позаботиться о ней, кто станет любить ее самозабвенно. Ничего плохого не могло случиться с ней в теплом кольце обхвативших ее рук, рядом с этой крепостью из мускулов. Это была надежная гавань, и сознание этого доставляло ей сладостное и умиротворяющее ощущение. Но, может быть, это только мечта?

— Как приятно держать тебя в своих объятиях, — прошептал Джим. — Скажи мне, что тебе так же хорошо.

— Да, — выдохнула она.

Дрожь удовольствия пробежала по его телу. И затем с уверенностью, которая заставила чаще биться ее сердце, он сказал:

— Это время для нас.

И она вспомнила надменное предсказание Джима в первый день их встречи: «Наступит час, когда мы встретимся снова». Но сегодня в его голосе не было той надменности, а был трепет от сознания того, что судьба привела их к неизбежному финалу. Или, правильнее сказать, к исходной точке.