Одинокая девушка

Постоялец был уже там, засунув руки в карманы и явно не смущаясь положения гостя. Он повернулся к входящей Лоррен и удивленно поднял брови, наткнувшись на ее холодный неприязненный взгляд.

– Незачем ждать здесь, мистер Дерби. В гостиной есть удобные кресла.

– Мне и здесь хорошо, мисс Феррерс. Я слишком долго сидел в поезде.

– Вы приехали из Лондона, мистер Дерби?

– Да, мисс Феррерс.

Лоррен посмотрела на него, заподозрив по его тону, что тот насмехается над ней, передразнивая ее умышленную официальность. В это время миссис Феррерс поспешно вошла в столовую с кувшином молока. Она поставила его на стол и сказала:

– Великодушно прошу вас обоих не быть такими официальными. Ты же знаешь, Лорри, что его имя Алан. Так и зови его. – Она передернула плечами. – Алан, это Лорри. На самом деле ее зовут Лоррен. – Она ласково улыбнулась дочери. – Но я зову ее Лорри.

Алан слегка поклонился Лоррен, и ей пришлось отвернуться, настолько заразительное веселье лучилось в его глазах.

– Я называю по имени только друзей, – холодно процедила она и бросилась на кухню.

Возмущенная миссис Феррерс пыталась загладить неловкость.

– Вы же понимаете, Алан, что она совсем не то имела в виду, – услышала девушка из кухни. – Не обращайте внимания.

Лоррен включила большой чайник, приготовила чай и вернулась в гостиную.

– Очень хорошо, – засуетилась Берил, беря у нее из рук заварочный чайник, – накрой его салфеткой, Лорри. Садитесь, Алан, вот сюда, напротив Лоррен. Лорри, разлей чай, дорогая. Какой он ароматный!

За столом девушка старательно избегала взгляда Алана Дерби и не поднимала глаз от тарелки. Но когда она допила свой чай и на столе уже не на что было смотреть, она поймала себя на том, что изучает гостя. Его волосы были очень темными, почти черными, нос прямой, рот правильный и упрямый. Он закурил сигарету и, к смущению Лоррен, стал рассматривать ее сквозь табачный дым с таким пристальным вниманием, что девушке показалось, что се разбирают на части. Она с досадой выпрямилась, и ее лицо превратилось в маску, но Алан невозмутимо продолжал оценивать ее, отмечая скрытые достоинства и явные недостатки.

Берил разговорилась с ним о его работе. Дождавшись небольшой паузы в разговоре, Лоррен ехидно улыбнулась и бросила через стол:

– Я полагаю, теперь нам придется быть более сдержанными в разговоре и следить за своими словами. – Она подождала реакции на свой выпад. Реакция последовала – Алан и ее мать вопросительно подняли брови. Девушка продолжила свою мысль: – Жить в одном доме с журналистом, – она задумалась, как будто говорила сама с собой, – все равно что жить в квартире, нашпигованной подслушивающими устройствами, спрятанными повсюду: от цветочной вазы до щели под ковром, или иметь в семье шпиона.

Лоррен наслаждалась реакцией Алана. Только глаза выдавали его истинные чувства. Она заметила ярость, на мгновение вспыхнувшую в его серых глазах, будто на тлеющий огонь плеснули бензином, но не могла не оценить того, как умело он скрыл свое раздражение. Он прищурился, пряча огонь.

– Мисс Феррерс, видимо, знакома со многими журналистами? – спокойно спросил он.

– С журналистами? – Берил удивленно посмотрела на дочь. – Ты никогда не была знакома ни с одним журналистом, правда, Лорри?

– Нет… э-э-э… нет, я действительно не знакома ни с одним… к счастью. – Она вспыхнула под его насмешливым взглядом. – Мое знакомство основано на их «сочинениях», если можно так назвать вздор, которым они заполняют газеты. – Она откинулась на стуле и твердо встретила его взгляд. – Мне пришлось потратить немало времени, чтобы уничтожить пагубное влияние газетчиков на английский язык школьников. – Лоррен воодушевилась, сев на своего конька, и совершенно не чувствовала холода, веявшего от сидящего напротив мужчины. – Журналистские «отбросы», которые люди поглощают ежедневно, так ядовиты, что разрушают корни английского языка, как кариес – зуб.

Берил открыла рот от удивления.

– Лорри! Как ты смеешь! – Она обернулась к Алану, как бы извиняясь за слова дочери. – Не обращайте внимания, Алан. Вы же знаете – она учительница. – Берил говорила это снисходительно, как будто профессия оправдывала все недостатки и своенравность ее дочери. – Она работает в школе для девочек, преподает английский, – прошептала мать, прикрывшись рукой. – Между нами, это немного старомодное и довольно пуританское заведение. Ему необходима свежая кровь, особенно там, наверху. Директриса стара, скоро уйдет в отставку, но уже успела вышколить всех преподавателей, даже молодых, по своему образу и подобию.

– Сомневаюсь, – заметил Алан, многозначительно взглянув на Лоррен, – что новая кровь нужна только наверху. – Он облокотился о стол и стал пристально рассматривать девушку. – Мне кажется, мисс Феррерс, что ваш подход к данному предмету слишком предвзят и ограничен. Могу сказать, что большинство людей, и я в том числе, любят читать эти журналистские «отбросы», как вы изволили выразиться. – Он слегка улыбнулся, стряхивая пепел в пепельницу. – Возможно, вы читаете очень специфические журналы, с этаким неприятным привкусом, потому и относитесь так к журналистам? – Казалось, ему доставляет удовольствие наблюдать за ее смущением. – Не судите других по своим собственным снобистским стандартам, – продолжил он, и в его взгляде сквозило презрение. – Мы, журналисты, стараемся доставить удовольствие людям своей работой, но не таким, как вы, высокомерным. Откройте глаза, мисс Феррерс, посмотрите вокруг, и вы увидите, как много обычных людей, с обычным интеллектом, которые хотят читать сообщения о повседневных событиях, изложенные простыми, понятными им словами.

– Это очевидно, – – вспыхнув, фыркнула Лоррен, – но мы не должны разговаривать на таком языке, мистер Дерби, так что…

– Что касается английского, – оборвал он, игнорируя ее злой выпад, – вы же не можете изолироваться в башне из слоновой кости или повернуться спиной к тем изменениям, которые происходят вокруг вас. Я просто шокирован тем, что вы, учительница, как раз и пытаетесь сделать это. Невозможно раз и навсегда сохранить устную и письменную речь в первоначальном ее состоянии напыщенности и официальности.

Его критика уязвила Лоррен до глубины души. В раздражении она начала собирать тарелки и наконец сказала:

– Эта дискуссия совершенно бессмысленна. Говорю вам здесь и сейчас, – она повысила голос, как будто ненавистные писаки заполнили столовую, строя злые козни против правильного произношения, – я считаю журналистов самыми высокооплачиваемыми неквалифицированными работниками в стране, а их труд – всего лишь уборкой мусора. Они только ворошат его, ничего ценного не создавая.

Выпалив это, Лоррен сорвалась с места и пронеслась мимо потерявших дар речи матери и постояльца на кухню. Почему-то она не испытывала никакой радости от своей пирровой победы. Наоборот, у нее было такое чувство, что она не только задела противника, но и очень сильно навредила самой себе.

По воскресеньям Лоррен и Берил обычно позволяли себе подольше понежиться в постели, но в этот выходной обе поднялись очень рано, решив сначала изучить привычки своего постояльца. Лоррен приготовила завтрак и с подносом поднялась наверх к его комнате. Постучав, она ждала перед дверью, когда Алан откроет, Оказалось, что тот уже давно встал и успел одеться. Он открыл дверь и с улыбкой пригласил ее войти. Девушка поставила поднос на стол и повернулась к постояльцу.

– Мне велено вам передать, мистер Дерби, – сказала она, произнося слова, как ребенок, выучивший урок наизусть и теперь, с четкостью попугая, повторяющий его в классе, – что моя матушка настаивает, чтобы вы говорили обо всем, что вы хотите, и не стеснялись требовать того, чего вам недостает.

Алан как-то странно посмотрел на нее, и Лоррен успела заметить легкую улыбку, быстро промелькнувшую в уголках его губ.

– Понятно, – сказал он, – а вы начнете вести себя как официантки или как поставщики того, в чем я нуждаюсь?