Джек и Фасолька

Мне не особенно хотелось разговаривать с моей бывшей женой Сьюзен, но сегодня пятница, и прошло уже две недели с моей последней встречи с дочерью. Согласно договору о разводе Джоанна должна была провести этот уик-энд со мной. Я хотел узнать, к какому времени она будет готова. Почему-то многие разведенные женщины продают недвижимость. Я нисколько не сомневаюсь, что именно этим занималась Сьюзен в последнее время. Я позвонил в «Ридли и Нельсон» и попросил к телефону Сьюзен Хоуп. Имя, как всегда, застряло у меня в горле. Ее девичье имя было Сьюзен Фич, очень респектабельное, на сто процентов американское на Среднем Западе. Не могу понять, почему она не взяла его снова после развода, так же как не могу понять, почему я никогда больше не называл ее «Сью». Теперь она всегда была «Сьюзен». После четырнадцати лет совместной жизни «Сью» не звучало бы слишком фамильярно, и все же мои губы никогда не могли произнести это уменьшительное имя.

Я не имел ни малейшего желания разговаривать со Сьюзен Фич-Хоуп по телефону, потому что никогда не знал, кто будет приветствовать меня в этот день. Я никогда не называл жену шизофреничкой, это обвинение она успешно опровергла бы в любом суде, дойди дело до этого. Однако в разговорах со мной она играла множество ролей — и две из них четко, почти клинически, изображали диаметрально противоположные по психологии личности. Ожидая, когда она подойдет к телефону, я прикидывал, с кем буду говорить в это утро — со Сьюзен-Ведьмой или со Сьюзен-Сироткой.

— Мэтью! — сказала она, будто наслаждаясь каждым звуком моего библейского имени. — Я так рада, что ты позвонил. — Сиротка! — Как живешь, Мэтью?

— Спасибо, отлично, — это более или менее соответствовало истине, — а ты?

— О, ты знаешь, — ответила она.

Это было произнесено тоном человека, жалеющего самого себя и всех окружающих. Такой тон означал, что она собиралась поведать мне о своих аллергиях. Когда мы перебрались во Флориду, Сьюзен почти сразу же обнаружила, что практически все растущее здесь вызывает у нее аллергию. Когда Сьюзен начинала говорить о своих аллергиях — она делала это, как правило, в роли Сиротки, — ее голос звучал как у смертельно больной. Мне не хотелось в очередной раз слышать о ее аллергиях или о ее сексуальных проблемах. Хотя об этих проблемах рассказывала обычно Ведьма, поэтому сегодня, я полагал, это должно было миновать меня.

— Мэтью, я знаю, ты, должно быть, очень занят, — сказала она, — и я обещаю, что не отниму у тебя ни минуты больше, чем необходимо.

Хитрая Тихоня-Сиротка. Но, по крайней мере, она, видимо, не будет сегодня рассказывать, как дикие деревья вызывают у нее насморк.

— Ну что ты, Сьюзен, — успокоил я ее. — Мы поговорим столько, сколько нужно.

За годы после развода я понял, что есть только один способ поладить с Маленькой Сироткой — взять на себя роль терпеливого Папочки. Лучше Сиротка, чем Ведьма, с Ведьмой вообще невозможно было говорить на человеческом языке.

— У меня серьезные трудности, — начала она.

Я ждал.

— Это связано с Джоанной, — продолжала она.

— В чем дело? — Я сразу же забеспокоился. И Сиротка и Ведьма абсолютно точно знали, какую кнопку нажать, чтобы пробудить во мне отцовские чувства.

— Ничего, ничего, с ней все в порядке, — успокоила меня Сьюзен. — Она должна была встретиться с тобой на этой неделе…

— Именно поэтому я и звоню…

— Прошло две недели, я знаю, — сказала Сьюзен нежно, — и в договоре указан каждый второй уик-энд.

— Да, это так, — подтвердил я со смутными подозрениями.

— Мэтью, — спросила она, — ты помнишь моего брата?

— Конечно, я помню твоего брата.

Сьюзен, наверное, считала, что развод действует на мужчину как-то по-особенному, вызывая преждевременную старость и, как следствие, потерю памяти. Она всегда спрашивала, знаю ли я людей, с которыми мы были знакомы многие годы. Я ожидал, что в один прекрасный день она спросит, помню ли я свою дочь. Я, естественно, помнил этого сукина сына Джерри Фича. Он отказался сказать моей теще, которую я очень любил, что она умирает от рака. Она так и не узнала, что умирает, потому что все доктора по указанию Джерри скрывали это от нее. Этим они лишили ее того достоинства, с которым она могла бы встретить свой конец, вместо этого она мучилась в неведении. Она запомнилась мне именно такой — умирающей в неведении. Как я не любил Джерри тогда, так не люблю и теперь и чрезвычайно благодарен судьбе за то, что он больше не является частью моей жизни.

— Он здесь, в Калузе, — сказала Сьюзен.

— Чудесно, — ответил я, про себя желая, чтобы его проглотил крокодил.

— Он всегда так любил Джоанну, — пропела она нежно.

Я ждал.

— Он приехал только на уик-энд, — продолжала она.

Я ждал.

— Я помню, что ты не виделся с Джоанной с семнадцатого числа, и я знаю, что этот уик-энд твой, Мэтью, но ты всегда был таким благородным человеком — я удивлюсь, если ты не позволишь Джоанне остаться со мной на этот уик-энд, ей очень хочется увидеться с дядей. Он проделал такой длинный путь от Чикаго, Мэтью, он будет так расстроен, если не увидит…

— Согласен.

Не знаю, почему я так легко согласился. Думаю, потому что мне не хотелось объяснять Джоанне появление синяков вокруг глаз, а главное, потому что не хотелось говорить о разрыве с Дейл. Самое трудное было сказать ей об этом.

— При условии, что я смогу видеть ее следующие два уик-энда подряд.

— О, конечно. Ты ведь не думаешь, что я хочу лишить тебя свиданий с ней, нет?

Я ничего не ответил. Сиротка не отказала бы мне ни в чем, Ведьма не дала бы и глотка воды в центре Сахары.

— Тогда договорились? — спросила Сьюзен. — Значит, на этот раз она останется дома?

Меня возмутило, что Сьюзен называет свое жилище «домом», даже притом, что это было законное место жительства моей дочери. Я хотел бы думать, что, когда Джоанна была со мной, именно мой дом был для нее настоящим «домом».

— За мной будет следующая неделя и еще одна, — предупредил я.

— Согласна, — не возражала Сьюзен. — О Мэтью, я так тебе признательна. Я передам Джерри от тебя привет.

Этого я не собирался делать.

— Передай Джоанне, что я позвоню ей на будущей неделе.

— Передам. И, Мэтью… — Ее голос звучал почти обольстительно. — Спасибо тебе, Мэтью, действительно спасибо.

Я зримо представил себе, как она аккуратно кладет трубку на место, хотя щелчок прозвучал так, будто трубку швырнули. Я вздохнул — по-моему, я всегда вздыхал после разговора со Сьюзен — и набрал номер ранчо Мак-Кинни, который дал мне Блум.

Если вы не знаете, что такое сорок первая федеральная дорога, вы не жили в Соединенных Штатах Америки и не знаете, что такое скоростная автострада, которая красной линией пересекает страну и отравляет все вокруг. Такой была Тамайами-Трейл: грязная дорога врезалась в пальметто[1] и пальмы, и их дни ушли навсегда. Сегодня сорок первая магистраль — это четырех-, а местами шестирядная железобетонная дорога, протянувшаяся на много-много миль, с универмагами самообслуживания, магазинами подарков, мойками автомобилей, заправочными станциями, пиццериями, мебельными складами, детскими комнатами, аукционными залами, автомобильными торговцами, торговыми аллеями, передвижными театрами и разными мелкими магазинами, торгующими гипсовыми статуэтками, цитрусовыми, всевозможной одеждой, плетеными столиками и садовым инструментом, сигаретами и пивом (со скидкой, если вы берете ящик), стереосистемами, лампами, пылесосами, пишущими машинками, сторожевыми устройствами, бассейнами для плавания, играми, литературой и… товарами для секса. Короче, сорок первая дорога — типичный американский базар вдоль скоростной автострады, безобразный, ревущий и безвкусный. Зимой к этому шуму и беспорядку добавлялся рев автомобилей, ездящих без государственной лицензии. Исконные жители Флориды (то есть те, кто живет здесь круглый год) всегда с нетерпением ждут Пасхи. В августе автомагистраль сравнительно пустеет. Я добрался из центра Калузы до Тимукуэн-Пойнт-роуд за десять минут.

1

Пальметто — разновидность пальмы.