Джек и Фасолька

— Я думаю, вам следует ответить на их вопросы.

Джефри посмотрел на меня так, как будто обнаружил еще одного врага в своем лагере. Хотел бы я знать, как много Вероника рассказала ему обо мне.

— Что вы хотите знать? — спросила она.

Он хотел знать, где она была и что делала сегодня от пяти часов дня до девяти часов вечера, когда он снова позвонил ей, чтобы сообщить о смерти дочери. Мне казалось, что она отчитывается правдиво, но довольно сдержанно; однако Блум и Хопер надеялись преодолеть ее замкнутость и выяснить, была ли у нее возможность убить собственную дочь. Вот что Вероника рассказала им. Вскоре после первого звонка Блума она поехала на джипе на Москвито-Джем-Гамак, чтобы посмотреть корову, которая, по словам ее помощника, заболела непонятно чем. Помощник может подтвердить, что она была с ним почти до шести часов. Затем она вернулась в дом, составила список покупок и поехала на джипе на Новую торговую аллею вблизи внутренней автострады, где собиралась сделать недельную закупку продуктов. Управляющий супермаркетом должен помнить ее, так как ей пришлось зайти в контору подписать чек, таково было правило. Любой чек на сумму свыше ста долларов должен быть подписан управляющим. Она полагает, что вернулась домой в самом начале восьмого. Около половины восьмого пришел Рэйф, управляющий ранчо, и спросил, можно ли ему воспользоваться джипом. Она не стала возражать, так как не собиралась вечером уезжать из дому. Попутно она вспомнила, что перед тем, как уехать с ранчо, он наполнил газом пустой баллон. Немного позже пришел помощник и попросил разрешения взять пикап; его жена услышала по радио в рекламе, что одна женщина в Калузе продает навес. Она хотела поехать взглянуть на него и, если он понравится, привезти домой. Вероника позволила помощнику взять пикап. Это было почти в восемь часов. Несомненно, Рэйф и помощник могут подтвердить, что между половиной восьмого и восемью часами она была у себя в гостиной.

Затем она смешала себе мартини и пошла в кухню готовить ужин. Пока разогревалось тушеное мясо, оставшееся с вечера, она потягивала свой напиток. Когда Блум позвонил ей отсюда, она уже поужинала и мыла посуду. Должно быть, было чуть больше девяти. Она позвонила в «Желтый Кэб» и в «Синий Кэб», две таксомоторные компании, но в обеих ей сказали, что пройдет не менее получаса прежде, чем они смогут прислать кого-нибудь за ней. Тогда она позвонила доктору Джефри и попросила, если он сможет, привезти ее сюда.

Вот что она делала от пяти часов и до сего момента.

— И вы сегодня вообще не видели дочь, правильно? — спросил Блум.

— Я не видела дочь с понедельника, — ответила Вероника и разрыдалась. До нее дошло наконец, что она больше никогда не увидит дочь, только в гробу.

Блум и Хопер чувствовали себя неловко. Джефри обнял ее и стал утешать. Я вдруг почувствовал себя лишним в своем собственном доме.

— Мы постараемся закончить все как можно быстрее, ребята работают хорошо. — Хопер неожиданно смутился. — Нам необходимо, чтобы вы поехали в морг на опознание тела, но это можно отложить до…

— Я поеду на опознание, — сказал Джефри.

— Обычно мы предпочитаем следующий…

— Я знаю Санни со дня ее рождения. Вы можете, по крайней мере, оградить миссис Мак-Кинни от еще одного тяжелого испытания…

— Я думаю, все будет нормально, — заметил Блум мягко. — Вы знаете, где находятся Добрые Самаритяне?

— Знаю.

— Завтра в девять утра не слишком рано?

— Я буду там.

— Извините за беспокойство, — промолвил Хопер, как будто полиция была здесь не для расследования убийства, а по жалобе на то, что кто-то слишком громко включает радио.

— Лучше посмотрим, как там дела, — сказал он Блуму, и они оба вышли в аллею, где сотрудники полиции еще обследовали автомобиль.

Полицейские не расходились почти до полуночи. Сейчас, когда они ушли, дом и улица казались особенно тихими. Вероника сидела в одном из барселонских кресел лицом к пустому экрану телевизора, Джефри озабоченно ждал, когда она скажет, что готова идти.

— Тебе лучше рассказать ему все, — произнесла она резко.

— Вероника…

— Скажи ему, — настаивала она.

Джефри тяжело вздохнул.

— Я бы чего-нибудь выпил. У вас найдется виски? И немного воды?

Я принес ему виски и воду, а Веронике джин с тоником, как она просила, себе я плеснул немного коньяка. Джефри глотнул свой напиток. Снаружи, с улицы, послышался шум автомобиля, и я удивился, зачем вернулась полиция. Они оцепили канатом территорию вокруг дома и установили табличку с надписью «Место преступления». Интересно, что думает миссис Мартиндейл у себя в соседнем доме, что она скажет мне завтра утром? Интересно, что Джефри должен сказать мне сейчас? Он просто сидел, молча потягивая свой напиток. Звук автомобиля замер.

— Если ты не хочешь… — сказала Вероника.

Джефри сделал большой глоток виски и снова вздохнул.

— Санни, — сказал он нерешительно, — Санни была у меня.

— Как это понять?

— У меня дома.

— С какого времени?

— Со вторника.

— Она оставалась у вас дома со вторника?

— Да. И ушла сегодня вечером. В половине седьмого.

Я обернулся к Веронике.

— Вы знали об этом?

— Нет, до сегодняшнего вечера. Хэм сказал об этом только по дороге сюда.

— Но вы знали уже об этом, когда Блум задавал вам вопросы?

— Да.

— И вы решили не говорить этого?

— Мы так решили, Хэм и я.

— Вы так решили? Ваша дочь мертва, полиция разыскивает…

— Наша дочь, — сказал Джефри.

— Что?

— Наша дочь, мистер Хоуп. Вероники и моя.

Теперь я слушал.

Теперь я слушал о том, что многие годы хранилось в тайне. Звездной ночью Вероника одна на ранчо, ее муж в Тампе, или в Таллахасси, или в Денвере или Бог знает где, доктор Хэмильтон Джефри пришел, чтобы вылечить больную корову, а заодно вылечить миссис Мак-Кинни от одиночества. Их связь началась в сентябре и закончилась в феврале. Короткая пора, легко приходит, легко уходит. Во всяком случае, для Джефри, который, со своей стороны, решил, что они поступают аморально и кроме всего рискованно. Джефри не знал, а Вероника не сказала ему, что она уже носила его ребенка. Позднее обследование у врача подтвердило, что идет четвертый месяц беременности. Это было в феврале, как раз тогда, когда Джефри принял свое решение. Ребенок, как потом вычислила Вероника, был зачат в ноябре, когда их роман был на вершине страсти. Несомненно, дитя любви, как нетрудно догадаться, внебрачное дитя Хэмильтона Джефри, так как Дрю Мак-Кинни большую часть того месяца провел в Далласе и не трогал жену во время нескольких коротких наездов домой.

— Если бы я знал, — сказал Джефри, — все могло бы быть иначе.

Он нуждался в поддержке, но я молчал. Что сделано, то сделано, вся вода утекла. Джефри, безусловно, был не первым и не последним страстным любовником, которые сознательно или нет оставляют беременных замужних женщин. «Я обрела равновесие — можно так сказать? — и стала преданной женой и любящей матерью, неважно, в какой последовательности». Доказательством ее верности стал второй ребенок, несомненно от Дрю — «такие же темные волосы и темные глаза, вылитый портрет». Убывающий интерес ее мужа, очевидно, вновь зажегся с рождением дочери, которую он, не задумываясь, считал своей. Джек родился через три года в конце июня, значит, страсть Дрю Мак-Кинни вновь запылала в октябре. Поздняя осень оказалась удачной порой зачатия для леди.

Не знаю, почему я разозлился, слушая все это. Возможно, я помнил, что Вероника не выразила ни малейшего горя по поводу смерти сына своего мужа, а теперь едва сдерживала рыдания, узнав о гибели девушки, отцом которой был ее любовник. Оба теперь мертвы, эти дети разных отцов. И я не мог разобраться, кого из них сильнее любила Вероника — сына мужа или дочь Хэмильтона Джефри. Меня, кроме того, раздражало их совместное решение («Так мы решили, Хэм и я») скрыть от полиции, что Санни Мак-Кинни находилась в доме Джефри последние четыре дня.