Страница 16 из 59
— Тогда как же ты оказался в Утремере с Кристианом?
— Проклятая судьба. Ее плевки сыплются даже на самых изворотливых.
Адара вздохнула:
— Велизарий…
— Не называй меня этим именем. У меня нет желания вести разговоры об этих годах моей жизни, ваше величество. Перерезанное горло — это самое безобидное, что там со мной случилось. Поверь, тебе лучше не знать подробности того, как я жил после смерти отца.
Она нежно похлопала его по руке, желая утешить и в то же время понимая, что не в силах сделать этого.
— Жизнь научила вас с Кристианом уклоняться от ответа или это талант, который вы развили в себе сами?
— Это необходимый навык, который мы воспитали в себе, чтобы выжить.
Он повернулся и направился к трапезной, где она оставила Люциана за едой, прежде чем пойти посмотреть на Кристиана.
— Вы уж простите его, ваше величество, — молвил из-за ее спины Томас. — Их обоих, коли на то пошло. Они никогда не знали ни покоя, ни радости. Они повидали слишком много горя, способного любого человека превратить в подонка, но остались людьми.
Девушка улыбнулась старому монаху:
— Да, вы преданы им обоим. Он кивнул.
— Я познакомился с ними, когда они были еще мальчишками, однако они сражались, как закаленные боями, бесстрашные воины. Мне повезло, что я попал в плен, будучи взрослым человеком. Они же мужали, снося удары плетьми и оскорбления наших мучителей. — Он жестом пригласил ее следовать за ним. — Идемте. Я уговорю брата Бернарда разрешить вам остаться с Кристианом. Ему нужны нежные женские руки, чтобы облегчить его страдания.
Адара вернулась к постели Кристиана, где брат Бернард уже заканчивал перевязывать раны Кристиана. Кожа его приобрела землистый оттенок, а рана на плече снова начала кровоточить.
— Как он? — спросила она у брата Бернарда. Тот фыркнул.
— Кто-то определенно хотел, чтобы он умер. Да будет в этих делах воля Божья.
Осенив Кристиана крестным знамением, монах уложил свою котомку и направился к двери. Он остановился подле нее.
— Если вы хотите помочь ему, миледи, обтирайте этой ночью его лоб и следите, чтобы лихорадка не разыгралась слишком сильно. Если он начнет метаться, немедленно пошлите за мной.
— Спасибо вам, брат Бернард. Он кивнул и вышел из комнаты.
— Мы будем с Велизарием наготове, если вам понадобимся, — сказал Томас.
Оставшись наедине со своим мужем, Адара медленно приблизилась к его постели. Она пододвинула маленький стул, оставленный братом Бернардом, и села. Даже будучи без сознания, Кристиан выглядел внушительно.
Он был принцем, отказавшимся от своего трона. Для нее это было непостижимо. На протяжении всей ее жизни ей внушали, что на плечах королевы лежит большая ответственность. Ей никогда не приходило в голову просто сложить ее с себя и уйти прочь.
Кристиан поступил именно так, и она гадала, каково это — жить подобным образом. Не испытывая постоянного, неотступного страха принять неверное решение, камнем висевшего над ее головой. Она была единственной преградой, стоявшей между ее народом и тиранией. Ее народом и рабством.
Временами эта ноша была для нее непосильной. Она по-прежнему считалась юной девушкой, однако во мраке ночи, наедине с собой, она чувствовала себя древней старухой.
Обстоятельства сложились так, что Кристиан не знал своего народа. Он никогда не видел того прекрасного королевства, каким была Элджедера до кровавых государственных переворотов, полностью истребивших его семью. В ее зеленых холмах и золотых долинах было больше прелести, чем в самом саду Эдема. Сначала ее родители, а потом и она сама ездили по деревням, окружавшим Гарци, переодевшись в простое платье, чтобы поговорить со своими подданными, встретиться с ними на равных и узнать об их бедах.
Кристиан же не имел ни малейшего понятия ни об обычаях, ни об умениях своих подданных. Для него они были всего лишь безликими незнакомцами.
Такими же, кем всегда была для него она.
С тяжелым сердцем она подошла к маленькой миске, где брат Бернард оставил воду и тряпицу. Выжав тряпку, она приложила ее к Кристиану. Едва она коснулась его лба, как он очнулся и, выругавшись, схватил ее руку и стиснул, впившись в нее своими железными пальцами.
— Тише, Кристиан, — выдохнула она.
Кристиан моргнул, узнав лицо темного ангела… Его жена.
— Адара? — спросил он, гадая, когда они приехали в монастырь.
Она накрыла его руку своей.
— Да, а теперь, пожалуйста, отпусти меня. Мне больно. Он тут же разжал пальцы.
— Простите, миледи. Я не люблю, когда меня трогают во сне.
— Я заметила. Как ты себя чувствуешь?
Он поморщился:
— Честно говоря, бывали времена и получше. Как долго я был без сознания?
— Недолго.
Она приложила к его голове прохладную тряпицу. Кристиан упивался нежностью ее прикосновений. Плавностью ее движений. Целая вечность прошла с тех пор, как его в последний раз вот так касалась женщина. Ласково.
На ней по-прежнему было платье простолюдинки, однако только дурак не смог бы распознать врожденного благородства женщины, сидевшей перед ним. Она была грациозна и добра.
— Где Фантом? — осведомился он.
— Полагаю, он отправился ужинать.
— Ты ела? Она кивнула.
— Принести тебе что-нибудь?
— Нет, я не голоден.
— Послушай, тебе нужно поесть. У нас не было времени даже попробовать пироги, которые я купила.
Она сидела так близко от него, что он только и мог, что, не отрываясь, смотреть в ее глаза. Они были не просто карими, а с золотистыми крапинками. Ее длинные черные волосы свисали через ее плечо, касаясь его руки. Их шелковистые кончики щекотали его кожу. Повинуясь внезапному порыву, он намотал на палец свободную прядь.
Было в этом мгновении нечто в высшей степени мистическое. Мирное, спокойное, дружелюбное. Пробудившее в нем что-то доселе неведомое ему, отчаянно жаждавшее подобных мгновений.
С тех пор как Кристиан сбежал из темницы, он никогда не думал ни о доме, ни о семье. Все его мысли были заняты тем, как избежать любых налагающих обязательства уз.
Но то, что она предлагала ему этой ночью…
Поднеся ее локон к своим губам, он вдохнул сладкий женский аромат ее волос. Ощутил кожей их мягкость.
У Адары перехватило дыхание, пока она наблюдала за тем, как он упивается ощущением ее волос. Казалось, он никогда не видел ничего более драгоценного, и от этого у нее защемило сердце.
Кристиан протянул руку и ласково коснулся своей огрубелой ладонью ее щеки. Большим пальцем он провел по ее губам, и от этой чувственной ласки у нее по всему телу побежали мурашки.
— Тебя когда-нибудь целовали, Адара?
— Нет, Кристиан. Я свято блюла наши обеты. Ни один мужчина ни разу никоим образом не дотронулся до меня.
Он с изумлением воззрился на нее. И тут она увидела, как в его глазах появилось виноватое выражение. Он резко опустил руку, и его пронзила судорога боли в раненом плече.
Стараясь преодолеть боль, он произнес:
— Я не знал, что мы женаты. Она взяла его руку в свои ладони.
— Я знаю и не ставлю это тебе в вину.
— Незнание не освобождает меня от ответственности. Прелюбодеяние карается смертью.
— Я не хочу твоей смерти, Кристиан.
— Да, но ты хочешь, чтобы я вернулся с тобой домой. Она кивнула.
— Неужели ты провела бы всю свою жизнь, ожидая, когда я вернусь домой?
Она испустила долгий вздох.
— Честно? Должна признаться, мне уже давно не терпится стать женой и матерью. Не будь мы в таких шатких отношениях с твоей страной, возможно, я бы давным-давно добилась, чтобы наш брак признали недействительным, а потом вышла бы замуж за другого человека.
Кристиан не мог с уверенностью сказать, был ли он рад тому, что она сохранила их брак. Но, лежа здесь и глядя в ее глаза, ощущая покой, подобного которому он никогда не испытывал, Кристиан спрашивал себя, может ли человек желать большего.
Поднеся ее руку к своим губам, он поцеловал изящные пальцы. Девушка устремила на него настороженный взгляд. В его теле бушевал пожар от ее близости. Он всеми фибрами своего существа желал эту храбрую, благородную женщину, которая приехала за ним. Она завлекала его в ловушку, перед которой было крайне трудно устоять.