Гастроль в Вентспилсе

– А граждан, сдававших «Сикуры» для продажи, вы лично не видели?

– Никогда!

Опознание требовало немалой подготовки. Надо было подыскать двух мужчин, ростом и сложением схожих с Гринцитисом, но чтобы не носили очков и не выделялись никакими особыми приметами; нужны были коричневые плащи и кепки; опознаваемых надо было соответственно одеть и посадить рядом с директором комиссионного магазина. И лишь после этого пригласить в кабинет Еву Лукстынь.

Она села на стул для посетителей, застенчиво опустила глаза и терпеливо слушала разъяснения Страупниека о цели эксперимента.

– Можете ли вы среди присутствующих опознать мужчину, который одиннадцатого октября прошлого года провожал вас на станцию Ужава и по дороге набросился на вас? Попрошу вас посмотреть внимательно и ответить на вопрос, сознавая всю ответственность.

Ева ни секунды не колебалась. По ее глазам было видно, что она сразу узнала Иманта Гринцитиса. Однако ей до того хотелось насладиться ощущением своей значительности, ведь от нее сейчас зависела судьба человека, что Ева притворилась, будто она сомневается. Еще и еще раз обвела взглядом всех троих, но не произнесла ни слова.

– Кончайте ломать эту комедию! – вдруг злобно выпалил Имант Гринцитис и вскочил на ноги. – Это был я! И не стал бы отрицать, если бы меня кто спросил. Разве это преступление, если мужчина хочет поцеловать красивую девушку?

– Вы это подтверждаете, товарищ Лукстынь? – спросил Страупниек, на которого ничуть не подействовал взрыв Гринцитиса.

– Да.

– Где вы его видели раньше?

– В Ужаве, на именинах у моей бывшей одноклассницы Сильвы Калнынь.

– Вам известны его имя и фамилия?

– Его там все называли «Тихоупокойником».

– Благодарю вас. Если нужна справка по месту работы, секретарь вам даст.

…Чип такой уверенности не проявил. Он долго смотрел на троих мужчин, попросил их встать, повернуться в профиль. Наконец, показал пальцем на Гринцитиса.

– Наверно, вот этот и был. Если б заранее сказали, я бы тогда получше разглядел.

– Гражданин Гринцитис, шаг вперед, – приказал Страупниек.

– Ну да! – воскликнул Чип. – Теперь знаю, где видал эту личность. Это же он в комиссионке уговорил меня купить «Сикуру»!

– Достаточно, уведите! – Страупниек сделал жест сержанту милиции, который тут же положил руку Чипу на плечо.

…Опознание Гринцитиса филателистом Козловским происходило еще быстрее. Он не пожелал дослушать до конца вопрос Страупниека. Встал и громким голосом заявил, доказывая рукой на Гринцитиса:

– Этого человека я видел на почте в отделении телеграфа и междугородного телефона в понедельник вечером в двадцать два часа сорок минут. Он вошел, опустил письмо в почтовый ящик и ушел. Как сегодня, так и в тот вечер, будучи в здравом уме, я готов в любое время подтвердить свое показание, если потребуется – под присягой.

Он поклонился, повернулся и четким шагом вышел из кабинета. Когда вышли и одетые в коричневые плащи сотрудники милиции, Гринцитис обратился к Страупниеку:

– Разрешите спросить, чего вы хотите добиться дли доказать?

– Вообще-то, в этой комнате вопросы задавать – моя обязанность и моя привилегия, – сказал Страупниек. – Но в виде исключения попробую вам объяснить. Начнем с показания Евы Лукстынь. Осенью, правда, она еще носила свою девичью фамилию – Микельсоне. Теперь мы можем считать доказанным, что вы знакомы с любовницей Мендериса Сильвой Калнынь и все время были осведомлены о двойной жизни приемщика вещей.

– Конечно! – воскликнул Гринцитис. – Личные секреты подчиненных – незаменимый рычаг для поддержания дисциплины. Это вам подтвердит кто угодно. Только таким образом я мог заставить Мендериса работать с полной отдачей. Угроза разоблачения не позволяла ему связываться с мелкими мошенниками, рисковать и плутовать у меня за спиной.

– Грубо говоря, вы его шантажировали?

– Верно, сказано очень грубо, – осклабился Гринцитис. – Лучше запишите, что директор Гринцитис в интересах наилучшего выполнения плана товарооборота пренебрег общепринятыми нормами морали и не известил широкую общественность о распутном образе жизни Эмиля Мендериса.

Да, Гринцитис был серьезным противником. Посему в словопрения включился полковник Кашис.

– До того, как мы сообща разберемся, что к чему в показаниях двух свидетелей, интересно послушать, что нам расскажут… Сильва Калнынь и заведующий аптекой о вашем последнем приезде в Ужаву. Или перед этим познакомить вас с заключением экспертизы о том, что полученные Артуром Румбиниеком по почте от некоего Я. Озолиня – кстати его адрес вымышленный – денежные переводы написаны на вашей машинке «Континенталь»? За что вы ему платили по тридцать рублей в месяц?

Гринцитис побледнел, но с ответом не торопился.

В кабинет влетел Тедис Яункалн. Его энергичная поступь красноречиво свидетельствовала о том, что у него важные новости. Положив на стол перед Кашисом листок с донесением, он сказал:

– Старший инспектор Селецкис остался в радиомагазине. По корешкам гарантийных талонов в мастерской ему удалось установить, что там в прошлом году нетрудовому соглашению работал пенсионер Артур Румбиниек…

– Правильно, теперь я вспомнил! – воскликнул Гринцитис. – Незадолго до моего ухода мы приняли его на работу. Неплохой мастер, но со странностями. Просил, чтобы деньги ему высылали по почте и притом анонимно. Чтобы обойти райсобес.

– И вы заполняли переводы на своей машинке, хотя в это время уже работали в комиссионном магазине. Так и запишем в протоколе. – Кашис обратился к Яункалну: – Позовите Сильву Калнынь.

Она почти слово в слово повторила то, что рассказывала накануне вечером. В присутствии Гринцитиса обвинение звучало еще тяжелее. Тедис довольно долго избегал смотреть на директора комиссионного магазина – зрелище не из приятных: искаженное ужасом лицо убийцы в момент разоблачения. Однако, подняв на него взгляд, был поражен – на губах Гринцитиса играла холодная усмешка.

– Так-с, гражданин Гринцитис, теперь показание Калнынь я дополню фактами, полученными по ходу следствия, – вновь перехватил нить допроса Страупниек. – Вечером в понедельник вас видели выходящим из квартиры Румбиниека – в то время он уже был мертв или в состоянии предсмертной агонии. В половине одиннадцатого вы на почте опустили в ящик письмо, адресованное Эмилю Мендерису. Хотя оно и написано рукой Румбиниека, но отправлено после его смерти. Это делали вы – мы располагаем соответствующими справками – и, следовательно, еще раз доказано, что вы были в его квартире. Теперь нам известно, что в воскресенье вы получили от Калнынь аконитин, которым – по результатам вскрытия – отравлен Румбиниек. И сказка про больного щенка не пригодится даже вашему адвокату, поскольку в суде будут фигурировать показания жильцов дома – сейчас их принес инспектор Яункалн: никто никогда не видел вас с собакой, не слыхал, чтобы в вашей квартире лаял или скулил щенок.

– До того, как вы запутаетесь во лжи, Гринцитис, – сказал Кашис, – я изложу легко подтверждаемый фактами ход событий; их вполне достаточно для того, чтобы вас осудить. Я пока не стану касаться мошеннической аферы. Румбиниек, которому вы ежемесячно платили по тридцать рублей за «утерю паспорта» и другие услуги, рассказал вам о неожиданном визите милиции. Очевидно, он напугался, возможно, даже потребовал денег, чтобы убраться отсюда. Вы понимали: этот человек может вас выдать и придумали подлейший способ, как отвести подозрения от себя на Мендериса, чье слабое место было хорошо вам известно. Достали яду и с бутылкой бальзама навестили Румбиниека. Уговорили его написать Мендерису письмо, возможно, далее посулили денег. Покуда Румбиниек писал, накапали ему в рюмку яда. Когда все было кончено, забрали письмо и рюмки – их-то вы и бросили в Венту – пошли на почту и опустили письмо… Остальное продиктовала жизнь и различные случайности, ведь они – неотъемлемая часть этой самой жизни. В какой-то мере непредвиденным можно считать обстоятельство, что смерть Румбиниека обнаружили сотрудники милиции, а не соседи, которые, по всей вероятности, не стали бы поднимать тревоги.