Страница 25 из 89
— Хорошо сказано, сударь! — протянула ему руку Адель аллер’Рипп.
«И как славно, что ты не стал врать, что просто влюблен в нашу бедную сиротку…»
Глава 5
Лилии
— Хорошо сказано, сударь! — Адель и сама не ожидала, что ее так растрогает рассказ Сандера.
— Хорошо сказано? — уже с вопросительной интонацией повторил за ней Ремт. — Хорошо? Что хорошего? И что сказано?
— Что это меняет? — поднял бровь ди Крей.
— Многое! — Ада отпустила руку Керста и повернулась к Тине. — Я знала твоих родителей, девочка, вот в чем штука!
— Вы — что? — не поняла Тина, выглядевшая сейчас совершенно разбитой и несчастной.
— Вы? — одновременно с ней воскликнул Сандер, его слова Ады потрясли, казалось, до глубины души.
— Я! Вы! — махнула она рукой, понимая, что пути назад нет. — Это мои счеты с девочкой и ни с кем больше.
«Что я творю! Что, во имя всех жаровен и котлов ада, я творю!»
— О чем это вы? — Ди Крей, кажется, кое-что ухватил. Не понял, нет, но ощутил за ее словами некое подобие второго смысла, что-то, о чем она не сказала вслух.
— Я была знакома с Верой Монк, — медленно произнесла она.
Медленно, а быстрее и не получилось бы, так сжимали горло спазмы давнего горя, почти ровным голосом и с застывшим, словно маска, лицом. Эту маску Ада чувствовала изнутри, она стягивала живую плоть ее лицевых мышц. Было больно. Хотелось кричать.
— Вернее, раньше я была знакома с Захарией Четамом. В то время, как и позже, он носил имя, когда-то принадлежавшее боковой ветви рода. Несколько позже, и при совсем иных обстоятельствах, я познакомилась с Верой. Оба они, и Вера, и Захария, были достойными людьми и моими близкими друзьями, — между тем продолжала она, наблюдая за собой как бы со стороны. — К сожалению, меня не было рядом, когда родилась ты, Тина… Я даже не знала… Впрочем, к чему слова. Обстоятельства изменились, господа, поскольку теперь, когда Захарии и Веры нет в живых, я чувствую себя обязанной помочь их дочери. Это все.
— Это ничего! — возразил ди Крей. — Это красивости и банальности, сударыня! И не смейте сверкать на меня глазами! Я нанялся провести вас через Старые графства, но предупредил: горы Подковы непредсказуемы. Что с того, что вы лично знали родителей барышни? Это отменяет войну между мерками и фрамами? Или, может быть, эта малость способна остановить зиму? Вы же выросли в этих горах…
— Вот именно, — криво усмехнулась Ада. — Я здесь выросла, сударь, и да, я могу провести вас на северо-запад короткой дорогой.
— Насколько короткой? — кажется, Ремту надоело изображать недалекого балагура.
— Завтра к вечеру мы можем быть уже в пределах графства Квеб.
— Это невозможно, сударыня, — покачал головой мастер Сюртук.
— Помолчи! — остановил его ди Крей. — Вы ведь знаете, дама Адель, где именно мы теперь находимся, ведь так?
— Да, — твердо ответила Ада. — И когда я говорю, что если мы выйдем тотчас, то завтра ввечеру будем стоять в виду стен Крегсгорхской крепости, я понимаю, что это значит.
— У меня есть деньги, — весьма вовремя подал голос Сандер Керст. — В графстве мы смогли бы купить припасы и теплую одежду, и тогда…
— Почему же вы заговорили об этом только теперь? — Вопрос напрашивался, и вот он прозвучал. Ди Крей умел задавать правильные вопросы.
— Есть причины, по которым мне не хотелось бы появляться в местах, где меня могут узнать.
— Я не спрашиваю, что вы сделали, — неожиданно голос Виктора смягчился. — Но я должен понять, насколько серьезны причины, о которых вы, сударыня, только что упомянули?
«Интересно, он тоже учился в университете, или это природный дар?»
— Они серьезны, — коротко ответила она. — Риск лично для меня достаточно велик, поэтому мы не станем заходить в Крегсгорх… и еще в некоторые места. Но для вас риск минимален. Моя компания способна испортить вам репутацию в графстве, но не настолько, чтобы вас взялись убивать.
— А вас?
— Мне в этом случае придется куда хуже.
— Понимаю, — кивнул ди Крей. — Стало быть, решение за вами.
— Мы идем. — Адель отдавала себе отчет в том, что делает, и это сильно облегчало дело. Решение принято, и, стало быть, говорить и горевать больше не о чем. — Собирайтесь.
— Бедному собраться — только подпоясаться, — блаженно улыбнулся Ремт, и в этот момент пошел дождь.
Если бы не то, с какой уверенностью шла вперед дама-наставница, Тина никогда не поверила бы, что здесь можно пройти. Раз за разом дама аллер’Рипп заводила их в очевидные тупики, но глаза обманывали, и глухие стены вдруг раздвигались, открывая путь вперед. Гроты обращались в пещерные лабиринты. И подвесные мосты обнаруживались там, где бездонные пропасти обещали верную смерть вместо дороги к спасению. Дождь лил не переставая. Гремел гром, и молнии лупили по мокрым скалам, поджигая тут и там одиночные деревья. Становилось все холоднее, и вскоре облачка пара начали срываться с губ при каждом выдохе. Однако тропа не кончалась, она вела компаньонов все глубже в недра гор, в теснины без выхода, в ловушки темных колодцев, к обрывам, за которыми клубился облачный туман. День сменился вечером. Наступила ночь, но они все шли и шли, потому что останавливаться на Тропе нельзя. Так сказала Ада, и никто не оспорил ее слов, хотя, в чем тут дело, Тина так и не поняла. Как бы то ни было, движение было единственным, что более или менее отчетливо сохранила ее память. А на рассвете следующего дня путешественники вышли из очередной пещеры в долину, затянутую предрассветной мглой. Дождь кончился, но было очень холодно. Под ногами стелилась туманная дымка.
— Ну, вот мы и в Квебе, дамы и господа. — Голос Ады звучал хрипло, но Тина предполагала, что ее собственный голос вообще не возник бы в пересохшем горле, старайся или нет. Запредельная усталость и величайшее напряжение душевных сил лишили ее и голоса, и разума.
«Все, это все… конец…»
Ноги подломились, и она поняла, что падает, но не могла ничего изменить. В глазах потемнело, и тишина накрыла ее своим крылом.
— Девочка! Девочка! Просыпься! Не спаать! Не лежать! Встаать! Идтии! Ну! Ну! Ну! Девочка! Ну! Не снись! Восп…рянь! Де…
Голосок Глиф звучал, казалось, внутри черепа, но это, разумеется, было не так. Судя по всему, девочка-«Дюймовочка» спряталась в капюшоне плаща, подкралась к самому уху Тины и «кричала» теперь сдавленным — ввиду присутствия посторонних свидетелей — голосом прямо в ухо.
— Девочка! Ну!
— Я…
— Очнулась? — раздалось откуда-то сверху. — Ну и слава богу! Вставайте, герцогиня, нам следует идти.
Голос принадлежал ди Крею и звучал достаточно иронично, чтобы скрыть едва различимые нотки беспокойства.
«О чем он беспокоится? — подумала Тина, окончательно приходя в себя после обморока. — Или о ком?»
— Я… — Она пошевелилась, проверяя, как пишут в романах, «целостность своих членов», и почувствовала, как торопливо прячется за пазухой крошка Глиф. — Я… Да, да… Сейчас… Минута!
Похоже падая, она ничего себе не сломала, но так кажется, и должно случаться во время обмороков.
«Если бы кто-нибудь догадался растереть у меня под носом листок табарника… А кстати, откуда известно, что это должен быть именно табарник и что его нужно непременно растереть?»
Мысль интересная. Вопрос по существу. Ведь не случайно же, увидев на горном склоне куст табарника, Тина не прошла мимо, как сделала бы на ее месте любая другая девушка. Куст как куст, неказистое, но упорное в борьбе за выживание горное растение, совершенно неизвестное жителям морского побережья, тем более девочкам, воспитанным в приюте. И однако же Тина куст не только приметила, но и узнала, пусть и не придавая этому особого значения. Заметила, узнала и сорвала несколько мясистых и как бы лоснящихся жиром узких листочков. И не просто так сорвала: тщательно запеленала в лоскуток белой ткани и спрятала в один из кожаных мешочков, что носила в дорожной сумке.