Страница 3 из 19
— Прегрешения отыщут, это пустяк. И как все случится, не знаю. Только сдается мне, что от имени императора зовут тебя в ставку твои прежние дружки.
— Какое ты, бывший раб, имеешь право совать свой нос в государственные дела?! Как ты смеешь называть «дружками» Лузия Квиета, Публилия Цельза, Авла Пальму, Луция Конста, лучших полководцев Рима? Ты полагаешь, что теперь, когда ты спутался с Адрианом, тебе все позволено?
Лупа ответил не сразу, взял паузу. Наконец промолвил.
— Мне дорога память о Волусии. Мне дорог Эвтерм, не побоявшийся ради презренного раба рискнуть жизнью. И ты мне дорог, Ларций, потому что когда‑то спас меня от смерти. Поверь, я сказал правду.
Вновь молчание, затем Лупа продолжил тихим, пустым голосом.
— Подумай о сыне, префект. Сам ты можешь поступать, как тебе заблагорассудится, но подумай о Бебии.
— Каким же это образом, позвольте спросить, мне следует позаботиться о нем?
— Если решишь отправиться в Азию, немедленно дай вольную Эвтерму. Назначь его и меня опекуном Бебия. Заранее приготовь все документы об опеке. Распредели состояние, чтобы в случае чего твоя семья не осталась без средств существования.
— В случае чего? — выкрикнул хозяин.
Лупа, стараясь убедить хозяина, повысил голос.
— В случае беды! В этом вызове таится страшная угроза.
— Ты призываешь нарушить дисциплину, забыть о долге? Ты призываешь меня пренебречь приказом, который, по общему мнению, принес мне честь и уважение всего Рима? В своем ли ты уме, Лупа?
— В своем, Ларций. К сожалению, моего влияния недостаточно, чтобы, если случится худшее, спасти тебя от гибели. Поверь, здесь нет чьей‑либо злой воли. Твоей жизнью играют боги — они любят развлекаться подобным образом.
Гость кивнул в сторону раба, сидевшего в дальнем углу кабинета.
— Вспомни, как ты сослал Эвтерма. По крайней мере, не спеши отбыть в Парфию. В этом я готов помочь тебе.
Ларций наконец сумел взять себя в руки. Кивнул, спросил коротко.
— Хорошо, объяснись.
— Император испытывает недомогание. Он по — прежнему силен, может часами скакать на коне, порой принимает участие в битвах, но он уже дважды терял сознание. Траян очень располнел и наполнился нездоровой жидкостью.
— В таком случае, — ответил Ларций, — я тем более должен как можно скорее прийти на помощь старому другу.
— Чем ты сможешь помочь ему? Ты не врач. А вот усугубить вражду между близкими к нему людьми, ты в силах. Эта вражда очень тревожит Траяна. Последствия твоего приезда могут оказаться самыми непредсказуемыми.
— Подробнее.
— Ты однажды поспешил наказать Эвтерма, за что и пострадал. Сейчас ты тем более не волен в выборе. В ставке ты неизбежно займешь место среди тех, кого ты называешь лучшими полководцами Рима.
— И стану недругом твоего покровителя Адриана? — догадался Ларций.
— Именно. Своим появлением ты нарушишь баланс, который сложился в окружении императора. Траян до сих пор не назначил наследника. Тебе ли объяснять, какая жуткая свара начнется после его смерти. Твоих дружков устроит, если Траян объявит наследником Нератия Приска, однако в последнее время Нератий повел себя двусмысленно, и император, по — видимому, откажет ему. Твоим бывшим соратникам позарез необходимо, чтобы право выбора наследника Траян предоставил сенату. Они ежедневно, ежечасно толкают его на это.
— А твоего покровителя подобный исход никак не устраивает?
— Конечно. Пойми, в борьбе между стариками — Лаберием, Нигрином, Квиетом, Цельзом, Нератием Приском и Пальмой с одной стороны, и Адрианом, поддержанным императрицей Помпеей Плотиной и племянницей Траяна Матидией, а также молодыми военачальниками с другой, ты окажешься мелкой сошкой. Зернышком между жерновами борющихся за власть.
Ларций насупился. Довод был серьезный, ему не надо было объяснять, что значит угодить между подобными жерновами. Такой опыт у него был. Но как же быть с приказом, он недвусмыслен, его нельзя не выполнить.
Он размышлял долго. Ни Лупа, ни Эвтерм не смели нарушить молчание.
— Кто надоумил тебя затеять этот разговор? — наконец спросил Ларций. — Он?
— Нет. После истории в Сарматии, когда ты откупился от него Зией, ты для него не существуешь. Несколько часов назад я получил письмо от императрицы. Помпея Плотина умоляет меня принять любые меры, чтобы ты не появлялся в ставке. Императрица всегда относилась к тебе с уважением. Она не простит себе, если ты отважишься приехать и попадешь в беду. Она помнит Волусию, она помнит, что ты спас жизнь ее мужу.
— Письмо у тебя с собой?
— Нет, Ларций, я не имею права показывать тебе это письмо. Я могу только упомянуть о его существовании, а поверишь ли ты мне или нет, это уже тебе решать.
— Чем же я так прогневил Адриана, что он до сих пор держит на меня зло? Неужели, — он кивком указал на дверь, через которую вышла Зия, — она дороже ему, чем собственная жена?
— Не надо упрекать наследника в мелких слабостях, которым он сам знает цену.
— Он уже стал наследником?
— Нет, но именно это обстоятельство может стоить тебе жизни.
— Это я понимаю, — вздохнул Ларций. — Это я очень хорошо понимаю.
После паузы пообещал.
— Хорошо, я подумаю.
* * *
Ларций долго не мог заснуть. Лежал один. Зия, изгнанная из кабинета, обиделась и отправилась в свою спальню.
В полутьме опасность, предсказанная Лупой, очертилась куда более осязаемо, чем в первые минуты разговора. Опыт быстротекущей жизни подсказывал, что Лупа искренен.
Уже засыпая, Ларцию померещилось что‑то жуткое, из далекого прошлого — сшибка верхами, круговерть и взблески лезвий, брызги крови, вопли, проклятья, вскрики. Истошные вопли, последние всхлипы умирающих…
Привиделось надвигающееся, покачивающееся на скаку, направленное в лицо острие копья. Это случилось за Данувием, в том бою дико визжащий, в собачьем треухе на голове кочевник — таких ранее и не видывали! — изловчился отрубить ему кисть левой руки. Потом, уже на грани сна, ужаснулся временам Домициана. В ту пору его изгнали из армии. Несколько лет Лонги жили с клеймом подозрительных лиц, и никто из добропорядочных граждан не дал бы и асса за их жизни. Тит и Постумия, а по примеру родителей и Ларций, вели себя невозмутимо. Потом явился лик Траяна, их первая встреча по дороге в Анкону, первое распоряжение возглавить отряд конных испанских лучников, ни бельмеса не понимавших по — латински. Траян приблизил его, вернул в армию. Ларций вновь почувствовал себя нужным городу и армии человеком. Он сполна отплатил императору — в сражении под Сармизегетузой спас ему жизнь, когда во время конной атаки под императором убили коня.
Золотые были времена! После того сражения они очень сошлись с Траяном, однако и в этой дружбе вскоре обнаружилась червоточина, некий таинственный предел, который даже при взаимном уважении и близости напрочь отделял префекта конницы от императора Рима. Узнав о том, что Адриан пригласил Ларция последовать за ним в качестве помощника в Сарматию, император попросил префекта присмотреть за племянником.
— Потом расскажешь, — добавил император, — так ли хорош Публий в государственных делах, как меня убеждают его доброжелатели? Только никому ни слова.
Он указал взглядом в сторону покоев императрицы. Ларций долго не мог простить себе, что попался на эту приманку.
Неожиданно скрипнула дверь. В дверном проеме осветилась бесформенная фигура.
Явилась!
Зия неслышно, как кошка, прошмыгнула в комнату. Разделась, легла рядом, завозилась. Что с ней поделаешь! Ладно, пусть полежит, погреется. Зия прижалась, накинула на себя мужскую руку, наконец замерла, потом порывисто вздохнула, пощекотала хозяина по оголенному плечу.
Ларций не ответил на призыв. Поглядел сурово, с неприязнью.
— Все‑таки поедешь? — тихо спросила женщина.
Ларций не ответил.
— Возьми меня с собой, — попросила она.
— Не терпится свидеться с Адрианом? — съязвил Ларций. — Не тревожься, я проеду мимо Антиохии.