Страница 40 из 45
— Это не моя вина, — проворчала надзирательница. — Мне поручено охранять Эми. Больше никто ничего и ни о ком не говорил. Девушка попросила разрешения спуститься в холл и вымыть руки. Я сказала — иди.
— А чем, по-вашему, она здесь занималась? — вопросил Сэм. — Дышала свежим воздухом?
— Это не мое дело. Вы ведь меня не предупредили.
— Я тоже не пророк. — Он обернулся ко мне, и его глаза беспокойно забегали. — Весь вчерашний день она была тише воды ниже травы. Откуда ж мне было знать, что она только ищет удобного случая, чтобы дать деру.
— Не майся, разыщем. Если начнут капать на мозги — вали все на меня. Надо было засадить ее, и вся недолга.
— Конечно, — злобно встряла Эми Майнер. — Почему бы целую страну не упрятать за решетку, а? Это бы решило все ваши проблемы.
Я взглянул на нее. Хотя скорбь и напряжение еще читались во взгляде, все равно она стала выглядеть намного спокойнее. Мышиного цвета волосы были гладко зачесаны, а рот слегка тронут помадой. И я в первый раз подумал о том, что когда-то она, по-видимому, была достаточно привлекательна.
— Как дела, миссис Майнер?
— Как и положено после уик-энда в вашей грязной тюряге.
— Она не грязная, — оскорбилась надзирательница.
— Хорошо, в негрязной. Я полюбила ее. Все было шикарно. Все. — Она посмотрела мне в лицо своими тяжелыми карими глазами. — Вы видели Фреда перед смертью?
— Видел.
— Он что-нибудь говорил обо мне?
Не говорил, но я решил соврать. У нее больше ничего не оставалось...
— Он передал, что любит вас.
— Что, правда?!
— Да.
— Любит меня?
— Именно так он и сказал.
— Почему? Не понимаю...
— Я тоже. Мне очень жаль...
Она понизила голос:
— Всем нам еще очень долго придется друг друга жалеть.
— Когда они собираются вас освободить?
— Сегодня. — Но свобода, похоже, не очень-то ее вдохновляла. — Прокурор обещал отпустить меня после выступления перед большим жюри.
— Что вы намерены делать на свободе?
— Пока не знаю. Фреда похороню. Миссис Джонсон разрешила мне жить в сторожке столько, сколько захочу. Но после всего происшедшего я вряд ли останусь в этом городе.
Бейлиф распахнул дверь и сообщил надзирательнице:
— Жюри готово. Введите миссис Майнер.
Сэм подтолкнул меня под локоть.
— Пора двигать, как ты считаешь?
— И то верно. — Мы стали спускаться по лестнице. — Как она была одета в момент побега?
— Так же, как и вчера: серое шерстяное платье, коричневое пальто. На голове желтый шарфик из искусственного шелка: ей моя жена одолжила.
— Деньги у нее были?
— Понятия не имею. Вчера вечером в киношку ее водили, а сегодня она, вишь, сбежала. Вот тебе и благодарность...
— Свяжись по радиотелефону с дорожным патрулем и городской полицией: передай ее приметы. Не удивлюсь, услышав о том, что она ловит попутки в северном направлении. Если, конечно, сама не увела машину.
— Думаю, у такой фигурки проблем с попутками не будет. А ты что намереваешься делать?
— Отсидеться всласть. Мне до конца года хватит беготни, на которую я напоролся в этот уик-энд. Если что-нибудь прояснится, брякни мне в офис.
— Сделаю.
Через улицу находился ресторан, где обычно обедали судейские. Я чувствовал опустошение, и не физическое, а духовное. За последние два дня накопилось столько впечатлений, что мне нужно было время, чтобы все это переварить. Мои чувства находились в каком-то взвешенном состоянии, которое обычно предвещает резкий спад.
Я ступил на тротуар под бой часов на здании суда. Четверть двенадцатого: слишком поздно для утреннего кофе, слишком рано для ленча. С души будто камень свалился. Ведь судейские ни за что не отстанут от меня, пока им не расскажу всю историю с начала и до конца, а я пока не знал, какой версии буду придерживаться.
Я был недоволен своими показаниями большому жюри. У меня сложилась четкая картина и последовательность, в которой происходили события. А значения их я все еще не понимал.
Мне пришло в голову, что Молли могла понять и использовать то, что было недоступно мне. Я толкнул дверь ресторана. Мрачный интерьер и тошнотворная вонь прогорклого жира на сей раз не смогли повлиять на мой аппетит. Я сел на высокий стул возле стойки и заказал кофе.
Зал был практически пуст, только в одной из кабинок сидела какая-то пара. Стоило моим глазам попривыкнуть к полумраку, как я тотчас узнал их: Энн Девон и Ларри Сайфель.
В тот же самый момент Энн, сидевшая ко мне лицом, тоже заметила меня. Она махнула рукой и закричала:
— Хов, давай сюда!
Неохотно я подтащил себя и белую фарфоровую кружку к кабинке, где сидела эта пара. У меня не было никакого желания говорить с кем бы то ни было. С такой же неохотой Сайфель поднялся со своего места и пересел поближе к Энн. Я брякнулся напротив.
— Раненько встаете, ребятишки. — Меня передернуло от того, насколько по-дурацки прозвучала эта фраза.
Энн неверно истолковала мои слова.
— Я вообще рано завтракаю, — сообщила она с некоторым смущением. — И вот Ларри захотел поговорить со мной.
— Резонное желание. У него неплохой вкус. — Маразм крепчал. Трудно было забыть сцену, которую я наблюдал в покойницкой прошлой ночью.
Сайфель выглядел усталым. Он самодовольно улыбнулся, но шарма это ему не прибавило.
— Но вы ведь не станете возражать, а, Кросс?
— С какой радости? У Энн свое личное расписание.
— И все же я думаю, что вы будете возражать, как только узнаете, о чем именно я хотел поговорить с Энн.
— Можете испытать меня на прочность.
— Я настаивал на том, чтобы Энн ушла с работы.
— Мы собираемся пожениться, — сказала девушка. — Ларри попросил меня стать его женой, и я согласилась.
— Надеюсь, вы будете счастливы.
По крайней мере выглядела она счастливой. Личико ее пылало, а глазки блестели. Она следила за Сайфелем как цветок, поворачивающийся за солнцем. Жених изо всех сил старался выглядеть радостным, но у него это плохо выходило. Этот человек жил своими горестями; всегда либо в прошлом, либо в мечтах о будущем, презирая настоящее, которое могло стать его спасением и которое зияло в его душе бездонной дырой. Он был похож на ненасытную нимфоманку.
Сайфель проговорил сквозь гримасу боли:
— Я иногда слышал и более сердечные поздравления.
— Ну-ну. — Невеста потрепала жениха по руке. — Все будет не так быстро, так что, Хов, мы вполне успеем найти мне замену.
— Может быть, после свадьбы ты захочешь остаться в департаменте?
— Мы уже думали, Хов. Боюсь, это невозможно. Видишь ли, мы уезжаем...
— И куда?
— Может быть, в Сиэттл. Нам хочется чего-то нового, диаметрально противоположного.
— Мне будет тебя не хватать...
— И мамочке тоже, — встрял Сайфель. — Она-то останется здесь. Прошлой ночью мы обо всем договорились. Очень многое выяснилось.
Энн опустила глаза и улыбнулась.
— Ночью я также беседовал с Форестом, — продолжил адвокат. — Об отце. Форест пообещал, что приложит все силы к тому, чтобы история не просочилась в газеты. Надеюсь, он человек слова. Ради мамы...
— А вы сами?
— Слушайте, вы! Этот человек был моим отцом. Если кто-нибудь попытается что-нибудь...
Энн мягко прервала его:
— Никто не попытается, Ларри.
Его свирепость прошла так же внезапно, как и началась. Он оперся на локти и с мальчишеской непосредственностью спросил:
— Кто его, а, Кросс? Вы знаете человека, который убил моего отца?
— Нет, не знаю.
— И Форест тоже... Похоже, он даже не догадывается... Сказал, что такую пешню можно купить в любой скобяной или бакалейной лавке. — По лицу Сайфеля прошла тень ненависти, страха и скорби. — Вы не думаете, что это мама...
— Разумеется, нет.
— Простите. Я понимаю, как это глупо. Не нужно было этого говорить. Я с мамой провел несколько неприятных часов. Осточертело, что она проживает за меня мою жизнь. Все! Ухожу в криминальную практику. Надоело крутиться на поверхности. Единственное, что я вынес из этого кошмара, — уверенность в том, что теперь я трезво оцениваю собственные поступки. Я таскался по здешним вертепам, прожигая и вновь наживая деньги, кружил головы старухам... Теперь хватит! Жизнь можно прожить, а можно потерять. Я собираюсь ее прожить.