Загадки замка Шаакен

– Где твой ахломон? – закричала женщина, – давай сюда своего Семку.

– Ты чего с утра пораньше разоралась? – замахала на нее руками мать. – Сын болен, у него высокая температура, он уже сутки не встает с кровати. – Она осторожно сняла со спины тряпку и показала кроваво-синие полосы от кнута. – И чего ты привязалась к моему сыну? – упрекнула она Пивниху. – Поищи виноватого в другой хате. У тебя недоброжелателей полстаницы.

Не сказав больше ни слова, Пивниха и ее ухажеры ушли со двора, а мать посмотрела на меня, – продолжал свой рассказ Семен, – и сказала: «Я не сомневаюсь, что эту пакость Пивнихи учинили вы со своим дружком». Она покачала осуждающе головой и ушла.

Не смотря на угрозы отца Варвары, я продолжал свои ухаживания и бегал за ней по пятам. Она тоже не чуралась меня и прибегала на свидания даже ночью. Но скорее нашим любовным играм пришел конец. Варвара поступила учиться в медицинский институт, а я в военное училище. Теперь мы встречались только во время каникул, но ее отец бдительно следил за нами даже в эти короткие минуты счастья. Да разве за всем уследишь, – усмехнулся Семен и лукаво подмигнул Варваре. – Мы понимали, что безумно любим друг друга. Училище я окончил перед самой войной, а Варвара училась на четвертом курсе. Началась война, и мы потеряли друг друга. – Семен замолчал и теплым взглядом посмотрел на жену. Варвара чуть смутилась под пристальным взглядом, потом посмотрела на тамаду и сказала:

– Всевышнему было угодно, чтобы мы встретились в самом конце войны. После того, как нашими войсками был взят Мемель, и поток раненных резко сократился, я стала обходить палатки и осматривать прооперированных солдат. В одной из палаток увидела сидевшего на кровати раненого в ноги бойца и остановилась от неожиданности. Он терзал гармошку и горланил на всю палату.

Раненый склонил голову к гармошке и, чуть тише продолжил петь:

Не помня себя от радости, я сорвалась с места и бросилась к гармонисту, – продолжала свой рассказ Варвара Михайловна. – Обняла его, прижалась к широкой груди. А он чуток отстранил меня, посмотрел в побледневшее лицо и снова растянул свою гармонь:

Я опустилась на колени перед его койкой и зарыдала, словно маленькая девочка.

– Я здесь уже четвертые сутки, – положив мне на голову обветренные руки, тихо сказал он, – и операцию ты мне делала, да вот не узнала или не захотела узнавать. Наверно, у тебя уже есть другой милый?

– Какой другой? – сквозь слезы проговорила я, – всю войну ждала нашей встречи. А то, что не узнала тебя на операционном столе, так это легко объяснить. При таком сумасшедшем потоке раненых, всматриваться в их лица не было времени, все внимание только на кровоточащие раны.

Больше мы не расставались, – с улыбкой продолжала свой рассказ Варвара Михайловна. – Меня перевели работать в Калининград, а Сеня служил здесь же в полку. Вот так мы и создали семью. – Она замолчала и перевела взгляд на сидевшую рядом Татьяну. – Теперь тебе слово, красавица.

– Я для папы прочитаю стихи, – смущаясь и одергивая платье, сказала дочь. – Он очень любит поэму «Василий Теркин». – И она с выражением стала читать.

Громкие аплодисменты гостей стали оценкой ее мастерства. А мать, глядя в лицо Антону, тихо сказала:

– Живы будем – не умрем, не взорвемся, так прорвемся, что отдали, все возьмем.

– А что нам скажет красавица доктор? – глядя на Лизу, спросил тамада.

Девушка смущенно посмотрела на сестру, потом перевела взгляд на отца.

– Я спою любимую песню нашего папы. – Дождавшись, пока отец возьмет баян, запела тихим голосом:

Гости подхватили всем знакомую песню. Лиза, глядя в глаза мужа, пела и пела, все больше вдохновляясь.

Когда Лиза закончила петь, Михаил взял ее за руку и, тихонько сжимая в своей ладони, сказал на ухо:

– Я тебя, моя единственная, никогда не разлюблю, ни в лунную ночь, ни в ясный день. Скажу честно, я даже немного боюсь, что ты меня вдруг разлюбишь. Мне такого удара не пережить.

– Не переживай, – глядя в горящие глаза мужа, тихо ответила Лиза. – Я в себе уверена и твердо знаю, что другого мужчину никогда не полюблю.

Было уже около полуночи, когда гости стали потихоньку расходиться по домам. Лиза с Михаилом помогли Татьяне убрать посуду и занести в дом столы и стулья. Домой они шли не спеша. Время от времени муж прижимал к себе жену и шептал ей слова любви. Когда они уже подходили к дому, их обогнала машина скорой помощи. Лиза остановилась и, посмотрев в след умчавшейся машине, сказала:

– Кому-то стало плохо на нашей улице.

В это время из дома вышла их соседка Анна Фоминична и, разведя руки в стороны, растерянно сказала:

– Зойку Шилякову скорая увезла. Догулялась, стерва, – и она бросила огромный камень, который смачно плюхнулся в глубокую лужу. – Я без малого преступление не совершила, – проговорила она, обращаясь к собравшимся соседям. – Вот тем камнем, – кивнула Анна Фоминична на лужу, – чуть не убила эту гулящую сучку. Надо же так опуститься, – продолжала женщина озлобленным голосом. – У нее такой хороший муж, ходит в море, чемоданами ей шмотки привозит, деньгами снабжает, а она, только он за порог, устраивает то пьянки, то гулянки. Наверно, уже все мужики с нашей улицы успели с ней переспать. И ладно бы молодые парни ходили, но она уже стала зазывать и пожилых мужчин.

– Ваш-то муж к этой женщине, надеюсь, не ходит? – глядя на расстроенную женщину, спросил Михаил.

– Какой там не ходит, – всплеснула руками Фоминична. – У него ведь гипертония, инвалидность дали. Пенсия у него с гулькин нос, я одна работаю товарным оператором АЗС и, по большому счету кормлю и мужа, и внука Василька. Вон недавно заступила работать в ночную смену, а утром, вернувшись с дежурства, решила постирать его брюки и в кармане нашла носовой платок весь в губной помаде. А помада-то не моя, я такой ядовито-красной не пользуюсь. Не стала в тот раз поднимать шум, решила проверить свою догадку. И вот сегодня сказала мужу, что заступаю в ночную смену и вернусь только утром. Сама же покружила по городу до девяти часов вечера и вернулась домой. Смотрю, дверь на замке, внук спит, а мужа нет. Долго думать, куда он ушел, не пришлось. Сразу направилась к Зойкиному дому. Подкатила к окну ручную тележку и заглянула в комнату, в которой горел свет. И что же я увидела? – женщина на мгновение замолчала и обвела взглядом стоявших соседей. – В спальне за небольшим столиком сидит голая Зойка, из одежды только клетчатая рубашка моего мужа, ноги расставлены и на лице блаженная улыбка. А мой кобель в одних плавках буквально пожирает глазами ее бесстыжую промежность. Ясное дело, уже успели разок покувыркаться, а теперь снова аппетит нагоняют. Хотела войти в дом и дать бой этим развратникам, но дверь оказалась запертой. Вот тогда я нашла большой камень и со всего размаха саданула им в окно. В свою соперницу я не попала, – со вздохом облегчения призналась женщина. – Камень ударился в трюмо, которое стояло за ее спиной, мебель качнулась и на пол упала огромная ваза, разлетевшаяся на сотни мелких осколков. Вот эти осколками и поранили Зойке и голову, и лицо. Особенно досталось лицу, у нее ранены щека, бровь и губа на две части разрезана.