Страница 83 из 94
— Да, мой господин.
Только теперь Ирод узнал его — это был один из телохранителей Антипатра. Взяв со скамьи у ложа одежду, он протянул ее гонцу:
— Помоги мне.
Антипатр писал, что выезжать надо немедленно, и Ирод выехал этой же ночью. Чувствовал он себя все еще не очень бодрым, но не ждал до утра: во-первых, не хотелось видеться с родными после того, что происходило с ним в последние недели, во-вторых, не хотелось, чтобы его помятое лицо рассматривали гонец отца и сопровождавшие его всадники, а к утру он надеялся прийти в себя окончательно.
До Антиохии добрались без происшествий. Чем дальше Ирод отдалялся от Массады, тем скорее забывалась эта проклятая жизнь: блудницы, вино, тяжелая тоска, горькие мысли. Последние мили он перестал ощущать все это — так, будто и не было ничего. Будущее снова стало казаться блестящим.
Этому были свои причины: телохранитель отца рассказал Ироду о событиях египетского похода Антипатра. Антипатр не только привел Митридату Пергамскому три тысячи своих отборных воинов, но и склонил арабов поспешить к нему на помощь. Аравийский царь Арета посчитал, что помощь Цезарю в сложившихся обстоятельствах не будет забыта последним и что можно будет рассчитывать на союзнический договор с Римом — он прислал в распоряжение Антипатра две с половиной тысячи пеших и около тысячи конных.
Ободренный таким приращением сил, Митридат Пергамский радушно принял Антипатра и двинулся к Александрии. А так как ему было отказано в свободном проходе к столице, то он осадил Пелуссий, крепость в дельте Нила. При взятии крепости больше всех отличился Антипатр, который, пробив отведенную ему часть стены, первый со своим отрядом ворвался в город.
После взятия Пелуссия войско Митридата Пергамского продолжило было движение к Александрии, но тут возникла неожиданная задержка со стороны египетских евреев, сомневавшихся, пропускать им войско Митридата или нет. Антипатр, однако, убедил их не только пропустить армию через свои земли, но еще и доставить войску необходимое продовольствие. Он прочитал им известное письмо первосвященника Гиркана, а от себя добавил, что по окончании войны Цезарь не забудет их помощи.
Обогнув дельту Нила, Митридат Пергамский дал египтянам решительное сражение на равнине, называвшейся Иудейским лагерем. Здесь он вместе со своим правым крылом оказался в большой опасности. Его спас Антипатр, прискакавший к нему по берегу реки после того, как прорвал левый фланг противника. Он набросился на преследовавших Митридата египтян, большую часть уничтожил, а остальных загнал так далеко, что сумел овладеть их лагерем. Вся эта стремительная операция обошлась Антипатру всего в восемьдесят убитых солдат, тогда как Митридат, отступая, потерял не менее восьмисот. Спасенный от смерти Митридат тут же отправил Цезарю донесение о результате сражения и о подвигах Антипатра, не обнаруживая при этом ни малейшей зависти.
Египетское войско, осаждавшее Цезаря в Александрии, значительно уменьшилось с приближением армии Митридата (Ахилла направил большую его часть навстречу новому противнику), и Цезарь, решительной атакой прорвав оборону, наконец выскочил из ловушки.
Вскоре обе армии соединились, разрозненные отряды египтян уже не могли оказать серьезного сопротивления. К тому же их предводитель, Ахилла, был убит своими же соратниками, его голову с просьбой о пощаде доставили Цезарю. В скором времени Цезарь вернулся в Александрию победителем, война была окончена.
Ирод слушал рассказ телохранителя и завидовал отцу, ведь он мог быть вместе с ним и разделять не только смертельные опасности, но и радость победы. В конце своего рассказа телохранитель с удовлетворением заметил:
— Цезарь обласкал нашего господина, я сам слышал, как он сказал в присутствии своих командиров, что никогда еще не встречал человека храбрее и мужественнее его.
Ирод въезжал в Антиохию не таким, каким покидал Массаду: с прямой спиной, с гордо вскинутой головой, высокомерно скашивая глаза то в одну, то в другую сторону. Чувствуя настроение господина, сопровождавшие его всадники тоже держались горделиво и строго.
Ирод ожидал увидеть отца радостным и веселым и удивился, когда встретил его хмурым и озабоченным. Правда, Антипатр обнял сына, похлопал его по спине своей тяжелой ладонью, сказал, что рад видеть сына в добром здравии. Не разжимая объятий, спросил о здоровье детей и жены. Когда Ирод ответил, что все здоровы, гордятся им и ждут с нетерпением, Антипатр проговорил:
— Хорошо. — И покивал, щекоча щеку сына жесткой густой бородой.
Наконец он разжал руки, буркнул:
— Пошли, — и, тут же повернувшись, словно пряча от сына лицо, зашагал к лестнице дворца. Дворца, который занимал Цезарь и где Антипатру были отведены лучшие покои.
Во всяком случае, так показалось Ироду, когда отец провел его на свою половину. В комнате, куда они вошли, окна были завешены и стоял полумрак. Это удивило Ирода — отец предпочитал солнечный свет тени. Ни о чем не спрашивая, Ирод опустился в кресло, указанное отцом, тот сел напротив, спиной к окну, так что его лицо стало однородным темным пятном. Помолчав, Антипатр проговорил устало, несколько раз тяжело вздохнув:
— Приехал Антигон.
Ирод подождал, но Антипатр не продолжил — темное пятно его лица было неподвижным.
— Антигон? — осторожно переспросил Ирод. — Ты хочешь сказать…
Антипатр перебил резко и раздраженно:
— Антигон, сын Аристовула, брат Александра. Я совсем позабыл о нем, а вчера он прибыл из Рима и явился к Цезарю.
— И Цезарь принял его? — едва слышно, боясь еще больше раздражить отца, спросил Ирод.
— Да, принял, — отрывисто выговорил Антипатр и, помолчав, продолжил более спокойно: — Они говорили долго, может быть, несколько часов, и он остался здесь, во дворце. Ты понимаешь, что это значит?!
Ирод не понимал, что это может означать, но чувствовал, что все это не предвещает ничего хорошего. Он тоже, как и отец, забыл об Антигоне, младшем сыне Аристовула, последнем.
И вот теперь, когда обстоятельства стали так хорошо складываться для их семьи, этот сын является как из небытия и несколько часов о чем-то говорит с Цезарем. Да еще почему-то остается во дворце.
— Ты понимаешь, что это значит?! — повторил Антипатр.
— Нет, отец, но я думаю, что…
— Это значит, — как бы не слушая сына, но просто размышляя вслух, продолжил Антипатр, — что Цезарь принял его благосклонно. Того, кого не хотят видеть, не принимают и не разговаривают с ним по нескольку часов. Значит, Антигон сумел убедить Цезаря…
— Но в чем, отец, в чем сумел убедить?! — воскликнул Ирод громко, уже не заботясь о выдержке.
Вместо ответа Антипатр сказал:
— Он царский сын. — И едва слышно добавил: — А кто мы такие для Цезаря?
— Но, отец, — горячо возразил Ирод, подавшись вперед и с силой обхватив подлокотники кресла, — а твои подвиги в Египте, о которых знает каждый солдат, разве это ничего не значит?
Ирод услышал характерное шипение и понял, что отец усмехнулся.
— О моих подвигах знает не только каждый солдат, но и Цезарь. Но подвиги на поле сражения и государственные интересы — совсем не одно и то же. Мои подвиги никогда не пересилят царского рода Антигона.
У Ирода перехватило дыхание. Только сейчас он по-настоящему осознал, какую угрозу представляет для них Антигон, этот жалкий изгнанник, враг Рима, вся сила которого лишь в значении его рода.
И Ирод выговорил сдавленно:
— Но он… он враг Рима.
Антипатр ответил не сразу, голос его прозвучал скорее грустно, чем озабочено:
— Да, он враг Рима, но я не уверен, друг ли Рима сам Цезарь.
На этом их разговор закончился, некоторое время они молча и неподвижно сидели в темноте. Глядя на отца, Ирод вспомнил Гиркана — тот любил темноту, постоянно прятался в ней. Едва различимая в сумраке комнаты фигура отца внушала Ироду тревогу.
В эту ночь он спал плохо, несмотря на усталость после утомительной дороги. В темноте ему виделись то Аристовул, то Александр, то Антигон. Два первых представлялись бледными тенями, Антигон — четко. В конце концов Антигон вытеснил из воображения Ирода и отца и брата. Ирод видел его перед собой так, будто тот стоял в лучах солнечного света — каждую морщину, каждую родинку. Он смотрел замерев и вдруг сказал вслух — без злобы и гнева, даже без неприязни, но просто и уверенно: