Страница 60 из 94
Ирод видел, как уходили в поход воины Пифолая: он наблюдал за происходящим из окон дворца Гиркана. Толпы народа открыто приветствовали их. Ирод в бессильной злобе кусал губы, он мог только наблюдать. Гиркан заперся в своих покоях, дрожа от страха, — больше всего он боялся, что изменник Пифолай пошлет воинов во дворец и убьет его. Но Пифолай ограничился тем, что, подскакав, крикнул в окна покоев первосвященника:
— Гиркан, скоро тебе конец! Ты слышишь меня?!
Гиркан не слышал. В ту минуту он лежал, скорчившись, на кровати, натянув на голову толстое одеяло. Зато это хорошо слышал Ирод. Когда Пифолай подъехал к ограде дворца, Ирод невольно, боясь, что тот заметит его, отпрянул от окна и прижался к стене, чувствуя затылком холод, хотя камни были нагреты солнцем. Его рука легла на рукоять меча и сжала его с такой силой, что уже через несколько мгновений он перестал чувствовать руку. Пифолай же, прокричав свое, отъехал. Странно, что он не приказал захватить Гиркана, — может быть, опасался сторонников первосвященника, которых в городе было все-таки много, но самое странное состояло не в этом, а в том, что он не приказал захватить Ирода, хотя сделать это ему не составило бы особого труда. При Ироде находилось всего три сотни идумейцев — никто другой в Иерусалиме не заступился бы за него. Скорее всего, Пифолай спешил к Аристовулу и не хотел ввязываться в стычку. Кроме того, триста идумейцев, да еще под защитой толстых стен дворца, стоили его тысячи.
Ирод чувствовал такое унижение и такое бессилие, что совершенно не испытывал страха. Несколько раз он порывался отдать приказ своему отряду атаковать изменников прямо на площади города, но усилием воли удерживал себя от столь неверного и столь необдуманного шага. К тому же он имел строгий приказ Антипатра: быть рядом с Гирканом и вступать в бой только тогда, когда что-либо будет угрожать жизни первосвященника.
После поражения Александра и ухода Габиния Антипатр, оставив триста своих воинов во главе с Иродом для охраны первосвященника, отправился в Массаду, где вместе с Фазаелем занялся формированием своих отрядов. Так прошло восемь месяцев. Жизнь Ирода в Иерусалиме была скучна. Народ, уставший от войн и смут, то ли больше не был способен к мятежам, то ли взял передышку в ожидании нового вождя. Однообразное существование скрашивалось лишь военными играми, которые устраивал Ирод для своих солдат по совету отца. Они имели двоякий смысл: во-первых, не позволяли солдатам расслабляться, во-вторых, сдерживающе действовали на население, у которого всегда, даже в самые мирные времена, найдется десяток крикунов, что могут затеять смуту и увлечь за собой толпу.
Но военные игры мало развлекали Ирода, а со временем и порядком надоели. Его молодая энергия требовала выхода. Самым лучшим применением энергии была война, а так как теперь было затишье, Ирод увлекся женщинами. Никакие другие, кроме блудниц, ему не были доступны. Конечно, какая-нибудь одинокая вдова в тоске по мужскому теплу с радостью бы согласилась разделить постель с молодым, сильным воином, но… Ирод был идумей, а идумеи считались врагами иудеев, кроме того, были союзниками захватчиков-римлян. Надо знать иудеев — даже истосковавшаяся в одиночестве вдова никогда не позволила бы себе сойтись с врагом: из чувства патриотизма (что для иудея есть не идея, а суть) и из боязни преследования со стороны своих сородичей.
Блудницы не доставляли Ироду того удовольствия, о котором он мечтал. Тогда, в Массаде, ночи с Помпеей были для него радостным открытием, ему представлялось, что ни одна женщина не может дать мужчине того, что умеет дать блудница. Здесь, в Иерусалиме, посещая блудниц, а чаще тайно приводя их во дворец Гиркана, Ирод ожидал того же, что было с Помпеей. Но его постигло неожиданное разочарование — в скором времени ему сделалось скучно. Да, плоть его отдавала переполнявшую ее энергию, но удовлетворение оказывалось минутным, а потом наступало чувство опустошения и тоски. Не было чего-то другого, главного, чего он желал от женщины. Ирод еще не догадывался, что это главное называется любовью.
Игры же с блудницами очень походили по своей сути на военные игры: когда состязаешься в первый раз, это интересно, это похоже на настоящее сражение, но позднее понимаешь, что это не война и никогда войну не заменит. Нет чувства опасности, нет крови, нет опьяняющего безумия битвы. Так же и с блудницами — очень похоже на любовь и страсть, но это и не любовь и не страсть, а лишь тоскливые упражнения плоти.
За эти восемь месяцев у Ирода по нескольку дней гостила его жена, Дорида. В первый раз ее привез Антипатр, во второй — младший брат Иосиф. Никакой радости ее приезды Ироду не доставили: с ней ему становилось еще тоскливее, чем с блудницами. Не желая обижать жену, он пытался представиться нежным и любящим, даже страстным, но внутри себя чувствовал лишь тоску, горечь и стыд и все делал для того, чтобы она поскорее уехала, — говорил, что здесь опасно, придумывал неотложные дела… Дорида была ему чужой, и ничего с этим он поделать не мог. И даже когда во второй свой приезд она, смущенно покраснев, сообщила ему, что беременна, он лишь с трудом изобразил на своем лице слабое подобие радостной улыбки.
А когда вдруг он получил от отца известие о побеге Аристовула из Рима и о том, что, по-видимому, не избежать новой войны, Ирод искренне обрадовался — на-конец-то жизнь поворачивалась к нему своей нескучной стороной. Одно было плохо — отец велел ему не покидать Иерусалима и ни на минуту не оставлять Гиркана одного.
Весть о том, что Аристовул уже в Иудее и набирает войско, взбудоражила город. Противники войны угрюмо молчали, зато сторонники Аристовула открыто выражали сочувствие вернувшемуся царю. С того дня, как Ирод получил от отца это известие, он стал повсюду сопровождать первосвященника. Даже когда Гиркан направлялся в храм, его сопровождал Ирод с сотней воинов. И раньше первосвященник не вызывал у горожан особого почтения, а после возвращения Аристовула он и вовсе стал подвергаться нападкам: когда его повозка, окруженная всадниками Ирода, ехала по улицам, люди выкрикивали проклятия, плевали в его сторону, а порой, сбившись в толпу, угрожающе подступали к повозке. Правда, на открытое нападение не решались, тем более что Ирод в минуты такой угрозы приказывал воинам обнажать мечи и теснить людей лошадьми.
С каждым днем обстановка в городе все накалялась и, становилась близкой к мятежу. Ирод ждал, что отец пришлет ему дополнительные силы, или приедет сам, или, в конце концов, отправит гонца с приказом вывезти Гиркана из города. Но Антипатр не подавал никаких известий, и Ирод решил действовать самостоятельно.
Кроме охраны первосвященника, у него была еще другая забота — сын Аристовула, Александр. После поражения он жил в доме матери как частное лицо. По сведениям Ирода, выходил он редко, только в храм и обратно. Но сведения Ирода могли оказаться и неполными. Пока было тихо, Александр не очень беспокоил Ирода, но с возвращением Аристовула все могло измениться в одну минуту, стоило Александру выйти к толпе, ежедневно собиравшейся на площади у храма. Сын Аристовула стал представлять слишком большую опасность, и однажды, не посоветовавшись с Гирканом, Ирод приказал ста пятидесяти воинам окружить дом, где жил Александр.
Шаг был вынужденным и слишком смелым, нетрудно было предсказать, как поведут себя в этом случае жители Иерусалима, во всяком случае, наиболее воинственная их часть. И в самом деле, толпа, собиравшаяся все эти дни у храма, переместилась к дому Аристовула и стала втрое большей. Она шумела, требовала убрать воинов, выкрикивала проклятия в адрес Ирода и его идумейцев, некоторые наиболее отчаянные швыряли в солдат камнями. Ирод во главе отряда из пятидесяти всадников (сотню он оставил для охраны Гиркана) на полном скаку врезался в толпу и в несколько минут рассеял ее. Всадники не обнажали мечи, а действовали древками пик и плетьми. Те, кто убежал не сразу, отделались ушибами и ссадинами.
Но на следующий день толпа собралась вновь, в этот раз вооружившись палками и камнями. Когда отряд Ирода показался из-за поворота улицы, на него обрушился град камней. Не долго думая, разозленный неожиданным сопротивлением, Ирод приказал своим воинам обнажить мечи. Угроза не отрезвила людей, и тогда Ирод, насколько позволяла ширина улицы, выстроил своих всадников в боевой порядок и, подняв меч над головой, бросился в атаку, словно перед ним был противник на поле сражения. Солдаты (некоторые оказались ранены камнями) врезались в толпу. Не ожидая такого, толпа побежала не сразу, а всадники рубили направо и налево, не глядя, кто перед ними — женщины, старики или дети.