Страница 10 из 94
несколько шагов вперед, еще… Посмотрел на братьев и, указывая пальцем в землю, сказал:
— Здесь. — То было первое слово, которое они услышали от него. Голос оказался хриплым и негромким.
Фазаель и Ирод подошли. Фазаель присел на корточки, отгреб песок ладонью.
— Ты уверен? Здесь ничего не заметно, просто песок.
Начальник телохранителей не ответил, повернулся
и пошел к повозке. Братья, недовольно ворча, последовали за ним. Все трое вернулись, неся лопаты и кирки. Начальник телохранителей молча начал копать. Братья, высказав свои сомнения — «не то место», «здесь ничего нет», «как ты обнаружил его?» — и не получив ответа, угрюмо взялись за лопаты.
Начальник телохранителей не казался мощным, но он выкидывал по две лопаты песку, в то время как братья — по одной. Работали долго: братья трижды отдыхали, начальник телохранителей — ни разу. Его же лопата первая уткнулась во что-то твердое. Ирод спрыгнул в яму, руками сгреб песок. Это был сундук — небольшой, но очень тяжелый. Он взялся за ручку, но даже не смог сдвинуть его с места. Наконец втроем они вытолкнули сундук из ямы. Фазаель взялся за застежки, желая посмотреть, что там внутри, но начальник телохранителей, наступив ногой на крышку, так на него посмотрел своим единственным глазом, что Фазаель невольно убрал руки. Ирод был взбешен. Он подскочил к начальнику телохранителей и крикнул:
— Тебе известно, что мы сыновья твоего хозяина?!
— Командира, — спокойным голосом поправил его тот и, сняв ногу с крышки, повернулся и медленно пошел к повозке.
Ироду стало стыдно — и за свою вспышку, и за свое поражение. Он сел на сундук, спиной к брату. Фазаель сказал:
— Он много себе позволяет, этот одноглазый.
— Он прав, — неожиданно для самого себя ответил Ирод таким тоном, что брат не решился возразить.
Когда возвращались, он время от времени поглядывал на начальника телохранителей. Тот сидел на повозке, согнувшись и низко опустив голову, — казалось, он дремлет. Его руки и шея, выступавшая из широкого воротника, были похожи на сучья мертвого дерева. Мертвого, но крепкого, как камень, глубоко вросшего в песок.
«Он не слуга, он воин, запомни это!» — думал Ирод, Обращаясь к самому себе, и, чтобы преодолеть стыд, пришпорил коня.
Вечером с отцом отправились во дворец. Четверо слуг несли за ними сундук. Не тот, что они вырыли в пустыне, а другой — с изящными серебряными накладками.
Царь Арета встретил их приветливо, почти по-домашнему. Улыбнулся Фазаелю, потрепал Ирода по плечу, сказал, обращаясь к Антипатру:
— Этот — настоящий воин. Я уже предлагал ему быть в моей армии, теперь предлагаю снова, при тебе.
— Это большая честь для нашей семьи, великий царь, — отвечал Антипатр. — Завтра же я пришлю его тебе. Скоро мы сможем увидеть, каков он в сражении.
На лице Ареты выразилось недоумение:
— О каком сражении ты говоришь?
— О том, которое ты соизволишь назначить, — сказал Антипатр и поклонился, пряча глаза.
Ответ Антипатра показался Арете двусмысленным, но не в его правилах было переспрашивать. Он промолчал, только чуть сведенные к переносице брови выдавали легкое недовольство. Антипатр сделал знак, и слуги внесли сундук. Он увидел, как загорелись глаза Ареты, и тут же попросил разрешения удалить сыновей. Арета кивнул. Фазаель и Ирод вышли. Антипатр откинул застежки и поднял крышку сундука: он был доверху наполнен серебром. Арета посмотрел на Антипатра. Антипатр сказал:
— Великий царь, у бедного изгнанника так мало людей.
Он сделал паузу, а Арета шагнул к сундуку и, запустив
туда руку, спросил, не оборачиваясь:
— Зачем тебе воины? Ты мой гость, и пока я жив, никто не посмеет причинить тебе вреда. — При этом он шевелил пальцами, перебирая глухо звенящие монеты.
— Да продлят боги твою жизнь вечно, великий царь! — с чувством воскликнул Антипатр и продолжил уже другим тоном: — Я говорю не о воинах, а о слугах.
— Тебе не хватает слуг? — удивленно обернулся к нему Арета.
— Мне не хватает людей, чтобы перевезти двенадцать таких сундуков.
— Двенадцать? — переспросил Арета, и глаза его блеснули еще ярче.
— Всего только двенадцать, — со вздохом проговорил Антипатр. — Это все, что у меня осталось. Но я боюсь потерять и их. Я хотел бы просить твоего разрешения перенести их во дворец. Но сундуки такие тяжелые, а у меня так мало людей.
— Не беспокойся, я дам тебе людей. Столько, сколько понадобится, — великодушно кивнул Арета и снова запустил руку в монеты.
— И солдат для охраны?
— И солдат для охраны.
— Уже завтра с утра?
— Как только взойдет солнце.
— О великий царь!.. — с умилением на лице начал было Антипатр, но Арета его перебил:
— Пойдем, нам надо поговорить.
Их беседа была продолжительной. Восклицаний «о великий царь» уже не было слышно — они торговались, как два купца, расхваливая каждый свой товар и постоянно стремясь завысить цену. Товаром Ареты была его армия, товаром Антипатра — Иудея. Правда, «товар» оказался на данный момент отобран Аристовулом, что несколько снижало цену. С другой стороны, Аристовул был недостаточно силен, и армии Ареты разгромить его, по мнению Антипатра, ничего не стоило.
Ни тот ни другой ни разу не упомянули в разговоре о римлянах, будто бы их и не существовало вовсе. Но они существовали и могли стать главным препятствием для осуществления планов и Антипатра и Ареты. Антипатр не говорил о римлянах потому, что, вмешайся они в дело не на стороне Гиркана, Арете просто никогда не добраться до «товара». Арета же молчал из гордости — великому царю невозможно было признать, что он боится Рима.
В данном случае гордость Ареты играла на руку Антипатру. Когда Антипатр вышел из дворца, лицо его выглядело усталым, но радостным.
Арета, когда остался один, снова подошел к сундуку и зарыл руку в монеты по локоть.
Ирод выбежал навстречу отцу, взял коня за повод и придержал стремя, снизу вверх вопросительно глядя на Антипатра. Антипатр не стал томить сына и, еще оставаясь в седле, с довольной улыбкой ответил на немой вопрос Ирода:
— Да, на Иерусалим!..
6. Ночной разговор
Вечером следующего дня Ирод услышал за окном чьи-то шаги и тихие голоса. Силуэты, мелькнувшие у стены дома, показались ему знакомыми — мать и отец. Прислушавшись, он осторожно раскрыл окно и спрыгнул вниз. Пригнувшись, пробежал к каменному забору, потом вдоль него. И вдруг замер, похолодев. Отец и мать стояли совсем рядом: она — прислонившись спиной к стволу дерева, он — упершись в ствол рукой.
— Значит, если бы он напал на вас, вы бы убили его жену и детей? — спросила мать, как видно продолжая начатый разговор.
— Но он не мог напасть, — ответил отец. — Кто решится обречь своих детей на смерть?
— И жену, — добавила мать как будто бы с укоризной.
— Да, и жену, — торопливо подтвердил отец.
Мать вздохнула (Ирод хорошо расслышал ее вздох — протяжный, горестный) и спросила с упрямством в голосе:
— Но если бы Аристовул все-таки решился напасть, то вы бы отважились?..
— Что? — переспросил отец так, будто не расслышал или не понял вопроса. Голос его звучал глухо, вяло, по всему было видно, что отвечать ему не хотелось.
— Решились бы убить жену и детей Аристовула? — твердо выговорила мать.
— А ты считаешь, что лучше бы Аристовул убил меня? — вместо ответа спросил отец настолько горячо и громко, что мать прислонила палец к губам и прошептала:
— Тише!
— Кипра! — значительно понизив голос, но так же горячо проговорил отец, — Мне не нравятся эти разговоры. Рассуждать о делах войны не дело женщины. Мужчины сражаются, а женщины рожают детей.
— Чтобы их потом убивали, — сказала мать.
Отец оторвал руку от ствола и заглянул ей в лицо.
— Я не узнаю тебя, ты всегда казалась мне решительной и твердой.
— И осталась такой, — грустно проговорила мать. — Мне просто жалко детей: и своих и чужих, особенно маленьких.
— Я понимаю, — вздохнул отец, — но что поделаешь, не я придумал этот мир. Что поделаешь, если всего в нем приходится добиваться кровью.