Страница 10 из 57
— Я его не видела. Он сказал, что это самое важное в его жизни.
— Не имел ли он в виду алкоголь?
— Томми не пьет. Был кто-то, кого ему необходимо было увидеть, кто-то очень важный.
— Например, торговец наркотиками?
Она удивленно раскрыла глаза.
— Вы искажаете смысл, так же как и папа, когда сердится на меня. Вы недовольны мной, мистер Арчер?
— Нет, я вам очень благодарен за честное признание.
— Тогда зачем вы придаете всему какой-то грязный оттенок?
— Мне приходилось расспрашивать разных людей. Иногда мать наркомана или его девушка не знают, что он принимает наркотики.
— Я убеждена, только не Томми... — сбивчиво заговорила она. — Он против этого... Он знает, что это приводит к... — Она закрыла рот рукой. Ее пальцы дрожали.
— Вы хотите что-то сказать?
— Ничего.
Нить, связывающая нас, разорвалась. И мне пришлось приложить все усилия, чтобы спасти положение.
— Послушай меня, Стелла! Я вытащил эту грязь не шутки ради. Томми в реальной опасности. Если он связан с наркоманами, ты должна сказать мне.
— У него были какие-то друзья, музыканты, — пробормотала она. — Они ничем не могут повредить ему.
— У них могут быть свои друзья, которые смогут. Кто они?
— Несколько человек, с которыми он играл на пианино этим летом, пока его отец не ушел с работы. Томми обычно проводил вторую половину дня воскресенья с ними, на закрытых выступлениях в баре «Фло».
— Это один из тех подвальчиков, который упоминала твоя мама?
— Это не подвальчики. Он не водил меня по подвальчикам. Это единственное место, где они могли собираться и играть. Он хотел, чтобы я послушала, как они играют.
— А Томми играл с ними?
Она кивнула и оживилась.
— Он был очень хороший пианист. Настолько хороший, что это могло стать делом его жизни. Они даже предложили ему работу на уик-энд.
— Кто?
— Группа. Ансамбль в баре «Фло». Естественно, отец не разрешил бы ему.
— Расскажите мне о членах этой группы.
— Единственный, кого я знаю, это Сэм Джексон. Он работал разносчиком прохладительного на пляже и играл на тромбоне. И еще там были саксофонист, трубач и ударник. Я не знаю их имен.
— Как они тебе показались?
— Не очень. Но Томми говорил, что они планировали составить совместную программу.
— Что они за люди?
— Просто музыканты. Томми они нравились.
— Сколько времени он с ними проводил?
— Только воскресные дни. Но я уверена, что он иногда ездил слушать их по ночам. Это он называл своей второй жизнью.
— Второй жизнью?
— Ах! Вы же знаете, дома он должен был мучиться над книгами и делать все, что положено, чтобы доставить удовольствие родителям. Когда я дома, и я должна делать то же самое. Но с того времени, как это произошло, все как-то плохо...
Я сел перед девочкой на корточки.
— Стелла, как ты думаешь, в ту субботнюю ночь Томми условился встретиться именно со своими музыкантами?
— Нет. Он бы мне сказал. Этот секрет был еще больший.
— Он так тебе сказал?
— Он не имел права ничего говорить. Это была какая-то тайна, ужасно важная. И он очень волновался.
— Был он угрюмым, подавленным?
— Подавленным?
— Да, эмоционально.
— Нет.
— Тогда почему отец отослал его?
— Вы думаете, он отослал его в клинику для душевнобольных? — Она наклонилась ко мне так близко, что я ощутил ее дыхание.
— Что-то вроде этого. Школа в «Проклятой лагуне». Я не хотел тебе этого говорить и прошу не проговориться родителям.
— Не беспокойтесь. Я никогда ничего им не скажу. Так вот где он! Вот лицемеры! — Глаза ее наполнились слезами.
— Но он сбежал оттуда позапрошлой ночью и попал в руки жуликов. Больше я пока ничего тебе не скажу. Мне надо идти.
— Постойте. — Она на мгновение снова превратилась в женщину, которой ей только предстояло стать. — Что бы ни случилось с Томми — это то же самое, как если бы это было со мной. — Она ткнула себя пальцем в грудь. — Вы сказали, он в руках жуликов? Кто они?
— Я постараюсь ответить на этот вопрос в ближайшее время. Это могли быть его друзья из бара «Фло». А может быть, тебе известны еще какие-нибудь знакомые Томми? Из его второй жизни? Из подпольного мира?
— Мне нечего вам сказать. На самом деле у него не было никакой другой жизни. Это были только разговоры, разговоры и музыка...
Ее губы совсем посинели. Я вдруг с ужасом увидел себя со стороны: массивная фигура взрослого человека, склонившегося над вконец измученным ребенком и терзающего его страшными вопросами. Хотя это делалось из лучших побуждений, результат мог оказаться печальным. Это потрясло меня.
— Тебе лучше идти домой, Стелла.
— Не раньше, чем вы расскажете мне все! Я не ребенок.
— Это конфиденциальные сведения. Я не должен сообщать их. Это может ухудшить дело.
— Вы уходите от ответа, как папа, — сказала она с презрением. — Тома держат из-за выкупа?
— Да, и я не убежден, что это обычное похищение. Есть предположение, что он пришел к этой публике сам, по своей воле.
— Это кто сказал?
— Один из них.
Она подняла брови.
— Тогда почему Тому грозит опасность?
— Если он знает их, они вряд ли отпустят его домой. Он их может опознать.
— Так... — Глаза ее стали совсем большими, прямо огромными, впервые вбирая в себя весь ужас и мрак окружающего ее мира. — Я так боялась, что он попал в какую-то ужасную компанию. Иначе его мать не стала бы меня расспрашивать. Я думала, что он, может быть, покончил жизнь самоубийством и они это скрывают...
— Что тебя заставило так думать?
— Сам Томми. Он вызвал меня, и мы с ним встретились в домике на дереве утром после происшествия. Я никому не должна этого говорить. Но вы были честны со мной. Он хотел увидеть меня в последний раз, как друг, понимаете, и попрощаться навсегда. Я спросила, не решил ли он уехать и что вообще собирается делать, но он не сказал мне ничего.
— Он считал, что погиб?
— Не знаю. Думаю, что так. И с тех пор я ничего не слышала о нем и волновалась все больше и больше. Я не понимаю и сейчас, зачем ему понадобилось убегать и становиться преступником или оставаться с ними?
— Это неясно. Он мог и не знать, что они преступники. Если бы ты могла вспомнить еще хоть кого-нибудь!
— Я стараюсь. — Она закрыла глаза и опять начала качать головой. — Не могу. Если это не те самые люди, с которыми он должен был встретиться в ту субботу вечером, когда взял машину...
— Говорил он о них хоть что-нибудь?
— Что ему ужасно нужно их видеть.
— Это были мужчины или женщины?
— Я не знаю этого.
— Говорил ли он тебе в воскресенье утром, когда вы здесь встретились, о предыдущей ночи?
— Нет. После этого случая и скандала с родителями он был какой-то притихший. И я ни о чем не спрашивала его. А должна была! Я знаю, должна была... Или нет? Я всегда делаю все только во вред... Все плохо: сделаешь — плохо, не сделаешь — тоже плохо!
— Я уверен, ты поступаешь правильно гораздо чаще, чем большинство других людей.
— Ни мама, ни папа так не думают.
— Родители могут ошибаться.
— А вы — папа?
Этот вопрос напомнил мне грустных ребят в школе в «Проклятой лагуне».
— Нет. И никогда не был. У меня чистые руки.
— Вы смеетесь надо мной, — мрачно сказала она.
— Нет, не смеюсь, и едва ли когда-нибудь буду.
— Я не знаю детективов, которые были бы похожи на вас, — подарила она мне с улыбкой.
— Я не копирую других... — Наши отношения, которые то рушились, то восстанавливались, теперь вовсе расцвели. — И еще одно, о чем хотел спросить тебя, Стелла. Твоя мать, кажется, убеждена, что Том разбил машину умышленно?
— Да, я знаю, что она так думает.
— Нет ли в этом доли истины?
Она задумалась.
— Не думаю, он не стал бы делать этого, если только он не... — Ее поразила ужасная догадка.
— Продолжай.
— ... если только он не пытался покончить жизнь самоубийством. А больше незачем.