Река Богов

И тут слышатся выстрелы. Короткие, резкие звуки автоматной очереди. Люди на платформе все как один падают на землю, прикрыв головы руками. Крики, вопли и страшный, безутешный вой раненых. Теперь солдаты стреляют не для того, чтобы напугать. Парвати чувствует, как ее касается рука Кришана. Вновь звук пролетающих пуль. Она видит вспышки, слышит звон стреляных гильз, скачущих по асфальту. Кришан тихо и как-то странно вздыхает, еще крепче прижимает Парвати к себе и влечет за собой к поезду.

Лиза и Томас Лалл возвращаются в Варанаси в полном одиночестве. Салон их судна пуст. Он кажется непомерно огромным и страшно неуютным из-за беспощадного света флюоресцентных ламп, поэтому девушка предлагает выйти на па лубу и полюбоваться красотой священной реки.

Раньше Лизе никогда не приходилось сталкиваться с таким явлением, как священная вода. Профессор и девушка стоят рядом, опершись на перила, в лицо им летят крупные капли дождя; они смотрят на песчаные берега и на проржавевшие водозаборные установки. Что-то вдруг всплывает на поверхность. Лиза думает, что это слепой речной дельфин – один из тех, о которых она читала во время перелета из Тируванантапурама. Дельфин или мертвец… Представители некоторых индийских каст не могут быть кремированы и потому просто отдаются на милость божественного Ганга.

Однажды, будучи на одной конференции и прибежав в зал самый последний момент, она плюхнулась в кожаное кресло рядом с африканским делегатом, восседавшим в свободной позе. Лиза кивнула ему в качестве приветствия. Он тоже ответил ей кивком, похлопывая по подлокотникам кресла. «Надо немного отдышаться. Такое впечатление, что моя собственная душа не может за мной угнаться». Да, нужно подождать отставшую душу. Или, наоборот, догнать саму себя, ушедшую куда-то далеко вперед. Найти какой-то промежуток времени в последовательности событий, не заполненный людьми, вещами, проблемами, совсем чистый промежуток времени, свободный от всего и только ей принадлежащий. Перестать реагировать. Подождать, замереть, дождаться, пока твоя душа нагонит тебя. Ей вдруг захотелось пробежаться. А коль скоро это невозможно, то хоть несколько минут провести наедине со священной рекой…

Лиза бросает взгляд на Томаса Лалла. В его позе она видит груз четырех прошедших лет, видит неуверенность, видит нарастающие сомнения в собственной правоте, явное охлаждение научного пыла и потерю энергии. Когда ты в последний раз горел какой-нибудь страстью? – думает она. Лиза видит пожилого мужчину, для которого смерть – не такая уж далекая перспектива. Он уже почти совсем не похож на того человека, с которым у нее была когда-то грязная интрижка в душе в Оксфорде. Все кончилось, ушло безвозвратно, думает Лиза, и ей становится жаль его. Лалл выглядит таким бесконечно уставшим.

– Скажи-ка, Лиза, не видела ли ты, случаем, Джен?

– Иногда. В магазине и еще на играх «Джейхок». У нее кто-то есть.

– Я знал об этом даже раньше, чем все произошло. Какие-то химические взаимодействия, наверное… Ну, она счастлива?

– В общем, наверное, да. – Лиза, предвидя неизбежный следующий вопрос, замечает: – Но пока никаких детских колясок.

Лалл всматривается в проплывающий мимо берег, в белый туманный храмовый шпиль на фоне туч за темной лини ей деревьев. Буйволы, расположившиеся у береговой кромки, поднимают головы, глядя на судно.

– Я понял, почему Жан-Ив и Анджали так поступили, почему они оставили ей ту фотографию. Мне было не совсем ясно, зачем им было нужно ее передавать. А теперь я понимаю. Ведь Анджали не могла иметь детей. Аж стала их суррогатной дочерью.

– Я думаю, они чувствовали, что обязаны сказать ей правду. Лучше понять, кто ты есть на самом деле, чем вести жизнь, состоящую из иллюзий. Быть человеком – значит избавиться от иллюзий. Ты с этим не согласен, я вижу.

– Я лишен твоей кальвинистской суровости. Меня вполне устраивают мои иллюзии. Не думаю, что у меня хватило бы мужества или душевной черствости так поступить.

Но ты ведь сам тоже ушел, думает Лиза Дурнау. Ты тоже бросил друзей, карьеру, репутацию, любовниц. Тебе было легко вот так повернуться и уйти, не оглянувшись.

– Она искала и нашла тебя, – замечает Лиза вслух.

– У меня нет для нее ответа, – говорит Томас Лалл. – Ну почему всегда на все нужно иметь какие-то ответы? Человек рождается, не зная заранее никаких ответов, он идет по жизни без готовых ответов, он умирает, так и не получив ответа на самые главные вопросы. В этом-то и состоит самая главная загадка. А я ведь не гуру – не твой, не НАСА, не какого-нибудь там сарисина. Все статьи, выступления на телевидении, пресс-конференции? Я их просто придумал мимоходом. Вот и все. «Альтерра»? Тоже нечто такое, что я когда-то придумал от нечего делать.

Лиза Дурнау обеими руками крепко сжимает железную перекладину.

– Лалл, «Альтерры» больше нет.

Лицо Томаса остается бесстрастным. Она пытается вызвать у него хоть какую-то реакцию.

– Ее больше нет, ничего нет. На всех восемнадцати миллионах серверов. Все рухнуло. Больше не существует.

Томас Лалл качает головой. Томас Лалл хмурится. На лбу профессора появляются морщины. И тут Лиза замечает на его лице выражение, которое так хорошо знает: озадаченность, интерес, зарождение некой идеи.

– Какое предположение всегда лежало в основе «Альтерры»? – спрашивает он.

– То, что моделируемая среда….

– …со временем может произвести настоящий интеллект. – Томас произносит эти слова почти скороговоркой. – А что, если мы достигли такого успеха, на который не могли и рассчитывать? Что, если «Альтерра» не породила разум, а сама стала живой… и… сознающей. Калки – десятая аватара Вишну. Он восседает на вершине эволюционной пирамиды «Альтерры» – хранитель и источник жизни. Все существующее происходит от него и состоит из его материи. Он простирает свою длань – и вот появляется другой мир, наполненный жизнью, не часть того, который был раньше, а совсем иной, отдельный, никак не связанный с предыдущим, совершенно ни на что не похожий. Это угроза, благословение или нечто принципиально иное? Он должен знать. Должен проверить на опыте.

– Но если «Альтерра» все-таки рухнула…

Лалл мрачно умолкает, задумчиво покусывает нижнюю губу, всматриваясь в потоки дождя над великой рекой. Лиза Дурнау пытается просчитать все то невозможное, что он сейчас должен принять и осмыслить. Через некоторое время Томас протягивает руку со словами:

– Дай мне твою «Скрижаль». Я должен найти Аж. Если Вишну больше нет, значит, она отключена от сети. Вся ее жизнь – сплошная иллюзия, и теперь даже боги оставили ее. Что она будет думать и чувствовать после подобной трансформации?

Лиза извлекает «Скрижаль» из кожаного чехла и передает ее профессору. И вдруг из компьютера звучит нежная приятная мелодия. От удивления Лалл едва удерживает его в руках. Лиза подхватывает «Скрижаль», не позволив ей проследовать дальше вниз к местам упокоения в вечной мокше на дне Ганга. Лиза видит изображение и слышит голос: Дейли Суарес-Мартин.

– Что-то случилось со Скинией. Она выдала еще один сигнал.

На «Скрижали» появляется новая картинка. Мужчина, уроженец Бхарата. Это очевидно даже на размытом изображении, сделанном с помощью клеточных автоматов. Лиза Дурнау различает воротник куртки в стиле Джавахарлала Неру. Какое же у него невыразимо печальное лицо, думает Лиза.

– Полагаю, вам нужно как можно скорее найти вашего нового товарища, – говорит Дейли Суарес-Мартин. – Его зовут Нандха. Он – Сыщик Кришны.

Она выбегает из дома в серый свет окружающего мира. Дождь заливает. Земля в переулках, много раз перемешанная ступнями женщин, ходящих за водой, давно превратилась в зловонную грязь. Сточные канавы переполнены. На рассвете из своих жалких жилищ на улицы выходят мужчины, чтобы что-то купить или продать, бродят в надежде, что их наймут выкопать траншею под кабель, или просто собираются выпить чашку чаю. А может, хотят взглянуть, стоит ли еще Варанаси или его уже снесли до основания. Они удивленно смотрят на девушку с тилаком Вишну, несущуюся мимо них так, словно сама Кали преследует ее по пятам.