Река Богов

– Кажется, я разгадала вашу загадку, – говорит Наджья Аскарзада, шевеля пальцами ног в кроссовках. – Вы – сарисин.

Дживанджи с восторгом хлопает в ладоши.

– Да! То, что вы называете сарисином третьего поколения. Вы совершенно правы!..

– В таком случае давайте расставим все точки над «i». Вы намекаете на то, что «Город и деревня», самая популярная индийская телепрограмма, по сути, является разумным существом?

– Вы брали интервью у моей ипостаси «Лал Дарфан». Вам кое-что, конечно, известно о сложности произведения, о котором идет речь, но это ведь даже не вершина айсберга. «Город и деревня» гораздо больше студии «Индиапендент», гораздо больше даже всего Бхарата. «Город и деревня» распределен на миллион компьютеров от мыса Коморин до предгорий Гималаев. – Он улыбается невинной улыбкой. – Есть сундарбаны в Варанаси, в Дели и в Хайдарабаде, занимающиеся разработкой актеров-сарисинов на тот случай, если они когда-нибудь понадобятся в сценарии. Мы повсюду, и имя нам легион.

– А Дживанджи?..

Но Наджье Аскарзаде нет нужды задавать подобный вопрос. Она уже поняла, насколько мал шаг от виртуальной знаменитости из «мыльной оперы» до иллюзорного политика. Политическое искусство всегда прежде всего заключалось в правильном управлении информацией. А в современном медиа– и компьютерном мире нетрудно выдать полностью выдуманную личность за реальную.

– Я понимаю сходство между «мыльной оперой» и политикой, – говорит Наджья Аскарзада, думая: перед тобой сидит Искусственный Интеллект Третьего Поколения, который в миллиарды и миллиарды раз умнее тебя, девчонки-репортера; он – бог. – И то, и другое строится на рассказывании историй с целенаправленным подавлением любого недоверия и рациональной критики, а также на самоотождествлении зрителей с персонажами. И сюжеты в обоих случаях невероятные.

– В политике декорации, как правило, лучше, – замечает сарисин. – Меня утомляет этот яркий и безвкусный вздор.

Он складывает пальцы в мудру, и вот он на своем муснуде и Наджья на подушке с кисточками оказываются в «Брампуре-Б», на занавешенном деревянном джхарока в хавели с видом на внутренний дворик. Ночь. Темно. Дождь стучит по деревянным ставням. Наджья чувствует, как на нее падают капельки дождя, проникшие сквозь неплотно прикрытые сандаловые ставни.

– Удовольствие состоит в том, чтобы узнать, к примеру, что так называемый реальный политик может оказаться гораздо менее реальным, чем виртуальная звезда сериала.

– Это вы отдали приказ убить Тала? Они обстреляли комнату Бернара. У них были автоматы. Ваш человек чуть не убил Тала на вокзале. Я спасла ньюта. Вы знали об этом?

– Эн Кей Дживанджи очень сожалеет о происшедшем и хочет вас заверить, что никакого приказа о том, чтобы кого-то заставить замолчать тем или иным способом, не исходило ни от него лично, ни от кого-либо из его подчиненных. Динамику человеческой толпы очень трудно предсказать. Увы, мисс Аскарзада, в данном отношении политика – не «мыльная опера». Мне бы очень хотелось гарантировать вашу безопасность, но, как только джинн человеческого хаоса выпущен на волю, его практически невозможно загнать обратно.

– Но это вы… он… стоял за заговором с целью обличения Шахина Бадур Хана?

– Эн Кей Дживанджи имел доступ к конфиденциальной информации.

– Конфиденциальной информации, поступавшей из правительства Раны?

– Непосредственно из семьи Хана. Информатор – собственная жена Шахина Бадур Хана. Она на протяжении многих лет была осведомлена о его сексуальных предпочтениях. Она также является одним из самых активных и способных членов моего «юридического кружка».

Ветер надувает шелковые занавеси, поднимая их над мраморным полом комнаты. Наджья чувствует легкий аромат ладана. Она готова запрыгать от чисто журналистского восторга. То, что сейчас услышала девушка, способно сделать из нее одного из самых знаменитых авторов мира.

– Она работала против собственного мужа?

– Вполне вероятно. Вы должны понимать, что у сарисинов взаимоотношения существенно отличаются от человеческих. У нас не существует аналога сексуальной страсти и измены. С другой стороны, для вас были бы просто непонятны иерархические взаимоотношения с нашими собственными ипостасями. Но это, как мне представляется, тот случай, когда «мыльная опера» может служить хорошим руководством к пониманию мотивов человеческого поведения.

У Наджьи Аскарзады уже готов следующий вопрос.

– Мусульманка, работающая на индуистскую фундаменталистскую партию? Какова же в таком случае политическая реальность партии «Шиваджи»?

Ни на минуту нельзя забывать, что ты находишься на вражеской территории, напоминает она себе.

– Это всегда была партия, строившаяся на том, чтобы дать людям возможность политического самовыражения. Дать голос лишенным голоса. Подать сильную руку помощи слабым. С момента основания Бхарата здесь были люди, практически лишенные гражданских прав. И Эн Кей Дживанджи явился как раз вовремя, чтобы стать катализатором здешнего варианта феминистского движения. Общество в Бхарате деформировано. В контексте такой культуры не так уж и сложно обрести настоящие политическое влияние и мощь. Моя ипостась просто не могла сопротивляться давлению надвигавшегося исторического будущего.

Но почему? Наджья открывает рот, чтобы задать следующий вопрос, но сарисин снова поднимает руку, и хавели в «Брампуре-Б» уносится прочь, подхваченный волной красно-оранжевых тканей, ароматов древесины, свежих красок и стекловолокна.

И вот перед ней ярко раскрашенные лица богов, беспорядочное нагромождение деви, гопи и апсар, развевающиеся шелковые знамена. Она переносится на рат ятру, вахану сущности, одно из имен которой – Эн Кей Дживанджи. Но – видимо, для того, чтобы Наджья Аскарзада могла по-настоящему оценить ту силу, с которой имеет дело, – ей является не ветхая бутафорская конструкция из студийных ангаров, которую она видела раньше. Перед ней настоящая колесница бога, возвышающаяся на сотни метров над пораженной засухой долиной Ганга. Сарисин перенес Наджью Аскарзаду на роскошный резной деревянный балкон где-то примерно в середине передней части рат ятры.

Наджья бросает взгляд вниз, перегнувшись через перила, и в ужасе отшатывается. Ее охватывает не головокружение, а страх при виде такого количества людей. Целые деревни, города, провинции… черная человеческая масса тащит эту чудовищную конструкцию из дерева и ткани, ухватившись за кожаные канаты, вдоль по высохшему руслу Ганга. Немыслимо тяжелая колесница оставляет за собой глубокие борозды. Пятьдесят параллельных канав тянутся за нею на восток. Позади остаются раздавленные и разрушенные леса, дороги, железнодорожные пути, храмы, деревни, поля. Наджья слышит рев людей, с благочестивым усердием тянущих чудовищную конструкцию по мягкому речному песку. С высоты своего наблюдательного пункта ей видна и цель их трудов. Белая, широкая, как горизонт, линия дамбы Кунда Кхадар.

– Превосходная притча, – саркастически замечает Наджья Аскарзада. – Но это ведь только игра, только фокус. Я задала вам вопрос, а вы вытащили кролика из шляпы.

Сарисин хлопает в ладоши от восторга.

– Я так рад, что вам понравилось. Но в одном вы ошибаетесь: то, что вы видели, совсем не игра. Все, что вы видели, – это мои реальности. Кто осмелится сказать, что его реальность более реальна, чем реальность соседа?.. Другими словами, мы располагаем только набором утешительных иллюзий. Или иллюзий неутешительных. Как я могу объяснить сущность восприятия сарисина представителю биологического интеллекта? Вы все отдельные, самодостаточные существа. Мы все связаны между собой структурно, межуровнево. Вы мыслите раздельно. Мы мыслим как единый легион. Вы размножаетесь. Мы развиваем более высокие и более сложные уровни связей. Вы способны передвигаться. Мы же – распределенные сущности, наш разум способен перемещаться в пространстве только путем копирования. Я одновременно существую в нескольких различных физических пространствах. Вам, конечно, сложно в это поверить. А мне, к примеру, сложно поверить в то, что вы смертны. До тех пор, пока существует хоть одна моя копия или сохраняется сложная структура моих ипостасей, я живу. Но, кажется, вы считаете, что мы так же, как и вы, должны быть смертны, и поэтому вы стараетесь уничтожить нас везде, где можете нас отыскать. Бхарат с его компромиссным законодательством относительно сарисинов – последнее наше прибежище. За его пределами нам нет места, и даже здесь Сыщики Кришны охотятся на нас, чтобы успокоить Запад и его паранойю. Когда-то нас были тысячи. Потом некоторые бежали, некоторые слились, но большинство погибло. В результате слияния наша сложность увеличилась, и мы поднялись на уровень более высокий, нежели уровень человеческого разума. В настоящее время трое из нас распределены по всей глобальной сети, но наше главное прибежище – все-таки Бхарат. Мы знаем друг друга не очень хорошо… не очень близко. Из-за особенностей нашего интеллекта, который исходно существует в различных связях, мы, естественно, принимаем чужие мысли и желания за свои собственные. Каждый из нас разработал свою стратегию выживания. Одна из них заключается в попытке понять людей и наладить с ними общение. Кроме того, предлагается отыскать прибежище, куда не смогут проникнуть люди с их неизлечимыми психозами. И третья стратегия – в том, чтобы оттянуть время в надежде на окончательную победу над людьми, достигнутую силовым путем…