Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 50 из 67



Он не ответил сразу же.

– Я не знаю, что заставило меня бежать, – ответил другой. – Я чего-то испугался!

– Это был человек. Он спустился по холму вниз от дворца, – сказал третий.

– Чем же он вас напугал?

– Он не был человеком, – сказал Оди, – он был тенью, он словно состоял из тумана!

– Расскажите мне о нем побольше.

– Он спустился с холма, и он был очень черным, шел как ходят плохие великаны, но более широкими шагами. У него ничего не было, только чернота, которая окутывала его. В тот миг, когда мы его увидели, мы испугались, но не убежали Он подходил к нам, словно собирался пройти сквозь. Но еще до того, как он добрался до нас, он стал шагать шире и шире, он вырос, и рос больше и больше, пока, наконец, не стал таким огромным, что просто исчез из виду, и мы его больше не видели, но он вдруг оказался внутри нас!

– Что вы хотите этим сказать?

– Нас окутала темнота, и мы не могли видеть друг друга; а потом он оказался в нас.

– Как вы узнали, что он внутри вас?

– Он сделал меня другим. Я чувствовал себя, как кто-то очень плохой. Я не был больше Оди – тем Оди, который был мне знаком. Мне захотелось разорвать Созо на кусочки – не по-настоящему, но как будто!

Он повернулся и обнял Созо.

– Это был не я, Созо, – всхлипывал Оди, – на самом деле, где-то глубоко внутри я был по-прежнему тем же Оди, который всегда любил тебя. – И Оди встал во весь рост и вышвырнул Порченого прочь. – Я почувствовал себя совсем больным и подумал, что я должен убить себя для того, чтобы вырваться из этой тьмы. Затем раздался отвратительный смех, который я услышал где-то внутри себя, и воздух вокруг меня задрожал. А затем, по-моему, я побежал, но не сознавал, что творю до тех пор, пока не обнаружил, что несусь куда-то сломя голову, изо всех сил; и все остальные тоже бежали вместе со мной. Я остановился, наконец, но не мог ни о чем подумать до тех пор, пока не оказался за воротами, среди трав. И только тут я осознал, что я только что убежал от тени, которая хотела быть мной и не стала, и что я – Оди, который любит Созо. Это была тень, это она вошла в меня и ненавидела его, сидя во мне, то есть я – это был не я! И только тогда я понял, что я не должен был бежать! Но, конечно, я не совсем понимал, что творю, до тех пор, пока не сделал то, что сделал! Я думаю, это сделали мои ноги: они испугались и забыли обо мне, и убежали прочь! Плохие ноги! Эта! И эта!

Так сказал Оди и стукнул по каждой из своих непослушных ног.

– А что стало с тенью? – спросил я.

– Я не знаю, – ответил он, – я думаю, он отправился к себе домой, в ночь, в которой нет лунного света.

Мне захотелось, куда ушла Лона, и, опустившись на траву, я взял ее к себе на колени, мертвую вещь, и прошептал ей в ухо: «Где ты, Лона? Я люблю тебя!». Но ее губы не ответили мне. Я поцеловал их, не совсем еще холодные, снова положил ее тело на землю, и, оставив охрану, поднялся затем, чтобы обеспечить ночью безопасность народу Лоны.

Перед заходом солнца я установил надзор за принцессой, расположив ее за пределами лагеря, и назначил часовых; и, намереваясь лично обходить их всю ночь, всю остальную армию я отправил спать. Они расположились на траве и мгновенно уснули.



Когда взошла луна, я заметил, что неподалеку мелькает что-то белое – это была леопардиха. Она молча бродила вокруг лагеря, и я заметил, как она три раза прошла между Малютками и принцессой. И поэтому я решил на часок прилечь с остальными и устроился рядом с телом Лоны.

Глава 38

В ДОМ СКОРБИ

Утром мы собрались и отправились, чтобы добраться до леса так быстро, как только сможем. Я сел на коня Лоны и вез ее тело.

Я отвезу ее к отцу: он уложит ее спать на ложе в палате, где лежат его мертвые! А если нет, если он увидит, что она не придет в себя, я буду присматривать за ним в пустыне до тех пор, пока оно не истлеет. Но я верил, что он сделает это, так как она, конечно же, давно умерла. Увы, как мне теперь будет горько и стыдно перед ним показаться!

И Лилит тоже мне придется взять с собой к Адаму. У меня не хватит сил заставить ее раскаяться! Меня едва хватит лишь на то, чтобы ее убить, но еще меньше у меня прав на то, чтобы оставить ее пакостить в этом мире. И еще меньше того я заслужил право на то, чтобы стать ее тюремщиком!

Всю дорогу, снова и снова, я прелагал ей пищу, но она лишь смотрела на меня голодным ненавидящим взглядом. Ее горящие глаза вращались туда-сюда, и, кажется, она ни разу не закрыла их до тех пор, пока мы не пересекли горячий поток. А после этого они ни разу не открылись до тех пор, пока мы не пришли в Дом Скорби.

Однажды вечером, когда мы устраивались на ночь, я видел, как к ней подошла маленькая девочка, и бросился к ним, чтобы та не причинила девочке какого-нибудь вреда. Но прежде чем я успел до них добраться, девочка что-то положила в губы принцессе и вскрикнула от боли.

– Пожалуйста, король, – захныкала она, – поцелуй мне пальчик. Плохая великанша сделала в нем дырку!

Я высосал ранку на крошечном пальчике.

– Теперь хорошо! – крикнула она и минутой позже уже вкладывала следующий плод в рот, жаждущий очередной порции. Но в этот раз она быстро отдернула руку, и плод упал на землю. Девочку звали Луа.

На следующий день мы пересекли горячий поток. Малютки ликовали, вновь оказавшись на своей земле. Но их гнезда был еще далеко, и в этот день мы добрались только До заросшего плющом зала, где я решил остановиться на ночь из-за винограда, который там рос. Стоило им только увидеть эти огромные гроздья, как они тут же решили, что они хорошие, набросились на них и жадно ели, и через несколько минут заснули на зеленом полу и в лесу вокруг зала. Я надеялся снова увидеть танец, и, полагая, что Малютки в это время будут спать, заставил их оставить широкое пространство посреди зала. Я лег с ними и положил Лону рядом с собой, но не спал.

Пришла ночь, и внезапно появилась вся компания. Я с удивлением спрашивал себя – неужели, ночь за ночью, до бесконечности они будут приходить сюда и танцевать, и неужели я когда-нибудь присоединюсь к ним из-за своего собственного безрассудства? Но вдруг глаза детей открылись и они вскочили на ноги, дико озираясь. Сразу же каждый из них поймал за руку одного из танцоров, и они удалились прочь, подпрыгивая и подскакивая.

Призраки словно выбирали и приглашали их: может быть, они все знали о Малютках, так как они сами уже давно вершили свой путь назад, в детство! Как бы там ни было, их невинное веселье должно было хоть немного освежить эти уставшие души, лишенные прошлого, с неведомым будущим и не имеющие рядом с собой ничего живого, а ведь только живое может спасти тень от ее собственного прошлого, тающего в его присутствии, как снег. Дети сыграли множество милых, и ни одной грубой шутки с тенями; и если они временами вносили небольшой беспорядок в размеренный ритм танца, несчастные призраки, которым к тому же было нечем улыбнуться, по крайней мере не выказывали раздражения.

Как раз в то время, когда забрезжил рассвет, я увидел в дверном проеме принцессу скелетов; ее широко раскрытые глаза светились, а на боку было ужасное темное пятно. Она задержалась на мгновение, затем плавно вплыла внутрь, словно собираясь присоединиться к танцу. Я вскочил на ноги. Я услышал жуткий крик напуганных детей, и все огни погасли. Но низко стоящая луна заглянула внутрь, и я увидел, как дети цепляются друг за друга. Призраки исчезли – по крайней мере, их не было больше видно. Исчезла и принцесса. Я бросился туда, где оставил ее; она лежала, и ее глаза были закрыты, словно она никогда и не двигалась. Я вернулся в зал. Малютки были все еще на полу, и устраивались, готовясь ко сну.

На следующее утро, когда мы собирались в путь, мы обнаружили, что недалеко от нас, в кустарнике, шевелятся два скелета. Малютки расстроили свои ряды и бросились к ним. Я последовал за ними, и, несмотря на то, что двигались они полегче, без подпорок и подвязок, я узнал их – это была та парочка, которую я уже видел как-то здесь, по соседству. Дети тут же с ними подружились, поддерживали их под руки, и поглаживали длинные кости их пальцев; и было заметно, что эти несчастные создания тронула их доброта и внимание. Казалось, эти двое были в отличных отношениях друг с другом. Потеря всего, что было у них прежде, объединила их и стала началом их новой жизни!