Страница 7 из 80
Чувствуя, что еще немного, и голова его попросту взорвется, Оба-на задрал в небо клочковатую бороденку, широко раскинул руки и выдал ковырялочку с присядкой.
— Оба-на! — оправдывая свое прозвище, заорал он, задыхаясь.
Что может быть смешнее и забавнее, чем пляшущий под звуки чьего-то смартфона дерганый алкоголик-бродяга? Публика аплодировала, свистела, кричала: «Отжигай, дед!» И Оба-на «отжигал». Тяжело дыша, сборщик «цыганочкой» прошелся по кругу, распугивая школоту ядреным запахом полушубка, после чего, тяжело бухнувшись на колени, принялся поспешно сгребать мелочь. Голова его продолжала разрываться от регулярных непрекращающихся звонков.
Не выдержав, сборщик вскочил на ноги. Распихивая по карманам добычу, ломанулся к зданию вокзала, прямо через толпу подростков, с визгом и матерными криками прыснувших в разные стороны. Кажется, он собрал не все монеты, наметанный взгляд совершенно точно зафиксировал несколько желтых кружочков, валяющихся прямо под ногами малолеток. Да и бес с ними! Среди тех монет нужных не было.
Дверь привокзального туалета едва не слетела с петель, когда Оба-на, с разбегу ударившись в нее плечом, влетел внутрь. Не удержав равновесия, бомж упал на пол, по инерции проехав по кафелю метра полтора. Лежа на полу, прижимая к груди скрюченные от боли руки, он рявкнул, что было мочи: «Слушаю!!!» — чем немало перепугал полного мужчину в рубашке-гавайке, сушившего руки под плотными струями горячего воздуха. Не завершив процедуру, мужчина вытер ладони о шорты и поспешно покинул сортир. Но сборщику уже было плевать. В конце концов, что такого необычного в бездомном, валяющемся на полу общественного туалета? Испугавшийся толстяк забудет о нем уже через полчаса.
— Алло, — уже тише и спокойнее повторил он, — я слушаю…
В голове, где-то в пустоте между ушами, привычно щелкнуло, и черепная коробка наполнилась шумом телефонных помех. Самых обычных телефонных помех, в избытке живущих в любой телефонной трубке. Лет десять назад, когда Оба-на впервые опробовал новый непривычный способ связи, ему казалось, что звук раздается прямо в ушах. Лишь наловчившись принимать сигнал и внятно отвечать, он сообразил, что на самом деле голос Хозяина звучит у него в мозгу. Это было совсем не больно, в отличие от самого «вызова». Стоило ответить, и дергающая, пульсирующая боль отпустила. Однако тишина, разряжаемая лишь коротким неприятным потрескиванием, терзала сборщика гораздо сильнее. Хозяин молчал, а это было неправильно. Неправильно и жутко.
— Хозяин? Хозяин, простите… Я, это, — Оба-на облизнул пересохшие губы. — Я квоту отрабатывал, никак не…
— Я знаю, — прервал сборщика мягкий хозяйский баритон.
Голос у босса был — заслушаешься. В этом отношении Оба-на ему крайне завидовал, как шоумен шоумену. Но как подчиненный никогда не давал себе обманываться — несмотря на мягкий тон, Хозяин был той еще сукой. Ведь знал же — сам сказал, что знал! — но продолжал названивать! Разве не сука? Точно, сука и есть! Мысленно радуясь тому, что полноценную ментальную связь с Хозяином наладить так и не удалось, и тот слышит только то, что сборщик произносит вслух, Оба-на молчал, терпеливо ожидая команды. Хозяин никогда не звонил по пустякам.
— Собери своих. Как можно быстрее.
Предчувствие не подвело. Собирать всех по приказу Хозяина приходилось нечасто. Внимательно, чтобы не дай Случай не пропустить что-нибудь важное, Оба-на впитывал каждое слово босса. Ситуация вырисовывалась странная. Необычная ситуация, редкая, что уж там. Такой шанс, пожалуй, только раз в жизни и может выпасть. И то если страшно свезет. А сборщик изголодался по удаче. Однако вместо воодушевления под спокойный размеренный голос Хозяина Оба-на вдруг ощутил неприятный озноб, прошедший по всей спине, от шеи до копчика. Одновременно с этим накатила чудовищная депрессия. Есть такое выражение: разбившему зеркало пять лет удачи не видать. Так вот сейчас Оба-на почувствовал себя так, словно только что разбил сразу с десяток зеркал.
Инструкции Хозяина, как всегда, были четкими и лаконичными — все общение заняло не больше двух минут. После этого голос в голове сборщика замолчал. Несказанно обрадовавшись, Оба-на поднялся с пола. Хлопнула дверь, пропуская в сортир очередного посетителя. Дородный детина в полицейской форме, кивнув сборщику, как старому знакомому, прошел к писсуарам, на ходу расстегивая ширинку. С местной охраной Оба-на уже давненько навел мосты любви и дружбы, в конце каждого месяца засовывая в пухлую лапу старшего смены три тысячные купюры. Конечно, с точно такой же легкостью любому из них он мог бы засунуть под ребра нож… Но Оба-на никогда не гадил там, где работал. С годами научившись подавлять сиюминутные желания ради долгосрочной выгоды, он прекрасно понимал, что всех не перережешь, а с новой охраной все равно придется договариваться. Прикормленная охрана не задавала лишних вопросов, справедливо считая, что у каждого свой способ заработка. Лишь морщилась брезгливо, принимая купюры из грязных рук сборщика. Ежемесячная мзда давала ему не только возможность относительно свободно перемещаться по вокзалу и прилегающим территориям, но и гарантировала, что из всех окрестных бродяг такая привилегия будет только у него одного. В принципе, в случае острой необходимости Оба-на даже мог бы заночевать в зале ожидания. Однако нужды такой не возникало уже давно. В кармане сборщика лежала связка ключей от трех благоустроенных квартир в разных районах Сумеречей — о своих работниках Хозяин заботился.
Подождав, пока охранник покинет туалет, сборщик достал телефон — самую обычную «Нокию», периода раннего средневековья — и щелкнул по кнопке быстрого вызова. Когда трубку на том конце сняли, вместо приветствия бросил:
— Скоморох, бросай херней заниматься и дуй за мной.
Ни следа недавнего пиетета, простой и понятный приказ.
— Да, срочно. Я на Северной площади, возле вокзала. Близнецов захвати обязательно. Тут кое-что серьезное намечается…
Прежде чем выйти из сортира, Оба-на старательно вымыл лицо холодной водой, вместе с потом снимая нервное напряжение. Он с наслаждением пил невкусную, пропитанную хлоркой, теплую воду и думал о том, как же это здорово, когда для кого-то ты сам являешься Хозяином. Боссом. Шумно высморкавшись прямо на пол, Оба-на вытер пальцы о полушубок и выудил из карманов заработанную мелочь. Профессиональное чутье сборщика подсказывало, что сегодня, несмотря на обильный улов, нужные рыбки ему так и не попались. И все же он тщательно обнюхал каждую монету — после разговора с боссом бдительность вырастала в разы. Осмотр оказался нелишним. Среди десятиков и рублей, двушек и полтишков робко сияла копеечная монета. Отливала неровным зеленоватым свечением, каким-то детским и оттого особо трогательным. Оба-на радостно взвизгнул и молниеносно слизал копейку с ладони. Точно зная, что, кроме него, в туалете никого нет, сборщик все же воровато оглянулся. Красть у Хозяина — ужасней преступления не придумать! Хуже даже, чем если бы Оба-на убил и съел собственную мать. Не то чтобы он не мог этого сделать… но все же воровать у Хозяина не следовало.
Глядя, как отражение в зеркале пытается пригладить топорщащуюся бороденку, Оба-на пожал плечами — дескать, что уж тут? Все подворовывают по мелочи. И Хозяин наверняка об этом догадывается, не дурак же он, в самом деле. Главное, не попадаться. Обдумывая эту глубокую мысль, сборщик с наслаждением покатал копейку по деснам. На секунду прижал к нёбу, чтобы лучше ощутить всю сладость детских надежд. Затем, сплюнув копейку на пол, стремительно покинул туалет.
Лежащая на грязном кафеле, залитая слюной монета ничуть не изменилась. Исчез лишь окружавший ее ореол зеленоватого свечения. Как корова языком слизала.
Приземлившись на скамейку, стоящую в тени разросшихся голубых елей, сборщик ждал, лениво наблюдая за снующими людьми. Заключенная в тротуарную плитку-пазл, точно в панцирь, Северная площадь раскалилась на солнце, как сковорода. Поглощенная удача развеяла дурное настроение сборщика — сравнение показалось ему правдивым и поэтичным разом. Насвистывая под нос, Оба-на даже принялся обдумывать свою старую теорию о том, что Случай не любит острых углов, предпочитая круги и плавные линии. Северная, сама похожая на огромную монету, обрамленную елями и скамейками, в эту концепцию вписывалась идеально. Все в ней выглядело этаким скругленным. Даже новое здание вокзала обнимало верхушку площади полукругом, а не венчало уродливым прямоугольным ящиком, как старое деревянное, сгоревшее три года назад. Тот сарай с просевшей крышей Оба-на любил, как любил все, что напоминало ему о молодости. Но не признавать достоинства новостроя, украсившего площадь фэнтезийной башенкой с высоким шпилем и часами, не мог. Любой вокзал для сборщика — место силы, его неиссякаемая кормушка, его Мекка. И чем больше вокзал, тем, соответственно, больше кормушка. Раньше, когда Оба-на был еще совсем салагой, эту функцию выполняли придорожные трактиры и постоялые дворы. А сейчас вот — вокзалы. Поменялось лишь название. Сущность же осталась прежней: любая транспортная развязка — это сплетение людских судеб, кратковременное и насквозь случайное. А там, где Случай, там и сборщик.