Страница 26 из 80
— Беги да прячься! Поймают — не плачься!
Без угрозы, без злобы. Спокойный голос актера ТЮЗа, выступающего на детском утреннике. Вот только под слоем румян улыбчивого клоуна проскальзывала такая многообещающая жуть, что стрекозы поспешно сорвались с места, очистив воздух в считаные мгновения. А следом замолкли птицы. И кузнечики. И безразличные ко всему, гудящие, точно перегруженные бомбардировщики, шмели. Все предпочли спрятаться в надежде, что обладатель этого страшного голоса ищет кого-нибудь другого. Например, девочку с разноцветными волосами и ободранными коленками и мальчишку в перемазанной грязью одежде. Воронцов не понял, что напугало его больше — бегство мелкой живности или истеричная суетливость, с которой Лиля принялась шарить в траве.
— Да где же ты, мать твою?! Где?! — бормотала она, пучками выдергивая стебли пырея и почти задушенные им облетевшие одуванчики.
Поддавшись ее пока еще неявному страху, Герка нырнул в полутораметровые заросли. Едва не обнюхивая землю, он, словно полицейская ищейка, рыскал среди осота, чертополоха и одуванчиков. Попадались ржавые консервные банки, пластиковые бутылки, осколки стекла, бумажки и без счету окурков. Ничего похожего на зеркало. Неразборчиво ругалась под нос Лиля, все меньше контролируя свой страх, просачивающийся наружу жалобными нотками. Все ближе трещали кусты. Эхом блуждало в голове предупреждение — беги да прячься! Хотелось, последовав ему, вскочить и бежать, отвоевывать у преследователей метр за метром, свистом ветра в ушах заглушить гаденький подтекст, сочащийся из детского стишка: поймают — не плачься! Но Герка все еще верил своей проводнице и потому продолжал ползать в траве, обжигаясь крапивой, рассекая пальцы мягкими, но такими острыми стеблями пырея. Пока, раздвинув в очередной раз траву, не наткнулся на всклокоченную, измазанную грязью рожу, сунувшуюся ему навстречу. Дикость, сочившаяся из расширенных голубых глазищ, была такой крепости и консистенции, что Герка испуганно отпрянул, опрокинувшись на спину. Замолотив руками и ногами, он попытался отползти подальше от новой опасности, когда вдруг понял, что перекошенная чумазая рожа как-то уж больно смахивает на его собственное лицо. Поспешно рванув обратно, Воронцов отвел в сторону хрусткие зеленые стебли. Пучеглазая морда никуда не делась. Смотрела на Герку удивленными глазами, не веря, что является с ним одним целым. А затем растянула потрескавшиеся губы в улыбке и заорала:
— Нашел! Лилька, я нашел его!
Вскочив на ноги, Герка аккуратно ухватил большое, в человеческий рост, зеркальное полотно за края, отрывая его от земли.
— Неси сюда! Да бегом же! Быстрее! — В голосе Лили звучало нескрываемое облегчение. — Ставь здесь! Вот тут! — скомандовала она, когда Герка, подобно ледоколу, рассекающему зеленые волны, подтащил к ней зеркало. — Так, чтобы проем был виден! Давай устанавливай перед собой и держи крепко!
Сама она тут же подбежала к лишенному дверей входу в цех, похожему на обгоревший, ощеренный рот, оскалившийся темными пеньками сточенных зубов. Встав на самом пороге, Лиля погладила воздух перед собой и, не оборачиваясь, бросила за спину:
— Ищи ручку!
— Чего? — Герка удивленно оглядел зеркало. Простое стекло без рамы, матовое с одной стороны, отражающее с другой. Какие уж тут ручки…
— В зеркале, в зеркале ищи, придурок! Дверь каждый раз в другом месте! Ручку ищи! Быстрее!
Но Гера, перегнувшись через край зеркала, уже и сам все увидел. Ошеломленный, глядел он на огромные, обшитые деревянными рейками двустворчатые ворота. Покрывающая их краска, в первые годы своей жизни бывшая синей, топорщилась вздутыми лохмотьями, точно обгоревшая кожа. Посередине левой створки висел круглый знак «4 м» в красной окантовке. Ворота занимали весь проем, и именно по ним сейчас водила руками Лиля, в тщетной надежде нащупать ручку маленькой дверцы, расположенной…
— Не там, — чувствуя, как от нереальности происходящего плавится мозг, пробормотал Воронцов. — Не там, левее на два шага…
Зеркальная Лиля по-крабьи сделала два шага вправо. Не выдержав, Герка перевел взгляд с отражающей поверхности на реальную картинку. Ворот не было. Щерился битым кирпичом обожженный проем, будто издевался. Никаких дверей. Никаких ручек. Никаких знаков-ограничителей. В такой ситуации кто угодно тронулся бы умом. Когда глаза видят две реальности сразу, неподготовленный мозг впадает в ступор, из которого выходит далеко не каждый. К счастью, наш Гера был не один.
— Да чего ты там возишься?! Ну же, где она?! Направляй!
Тряхнув головой, юноша собрал в кучу разбегающиеся зрачки. Вновь направив взгляд на зеркало, Воронцов скомандовал:
— Еще полшага!
— Беги да прячься! — прозвучало уже совсем близко.
— Руку! Правую руку перед собой!
— Поймают — не плачься!
По вспотевшей во время погони спине промаршировал целый полк мурашек. Сжавшиеся пальцы ног царапнули кеды изнутри. До рези в животе Герка вдруг ощутил, как не хочется ему встречаться с обладателем этого хорошо поставленного голоса.
— Опускай! — заорал он. То, чем они сейчас занимались на пару с Лилей, напомнило ему игровой автомат с клешней-хваталкой, в котором практически невозможно выиграть плюшевую игрушку. К счастью, девушке понадобилась всего одна попытка. — Берись, прямо перед тобой!
У него на глазах Лилино отражение уверенно взялось за обмотанную резиновой лентой ручку. Даже сквозь футболку было видно, как напряглась спина зеркальной девушки, когда она потянула дверцу на себя. Английские буквы на майке всколыхнулись волной и опали. Дверь открылась. За ней чернел узкий кирпичный коридор, из-за отсутствия поворотов казавшийся бесконечным. Осторожно скосив глаза на здание, Герка обомлел. Лиля все так же стояла на пороге пустого проема. Вот только коридор… Воронцов не понимал, как такое может быть, и даже не мог до конца объяснить, что же он видит. Кирпичные стены накладывались на пустые, раскуроченные помещения цеха, которые отлично просматривались через отсутствующие ворота. От этого болела голова и слезились глаза.
— Давай за мной, шустрее! — вернул Геру в реальность нетерпеливый Лилин оклик. — Бросай зеркало, и мигом за мной, пока дверь не закрылась!
Поспешно опустив тяжелое зеркало на землю, Воронцов подбежал к дыре в пространстве, принявшей образ двери и коридора за ней. Пересекать границу двух реальностей было страшно, но Лиля уже зашла внутрь, и теперь, остановившись в нескольких шагах от входа, дожидалась своего спутника. Шумно вдохнув, Гера набирал в грудь воздуха, как перед нырком, закрыл глаза и сделал шаг. Сухой жар опалил лицо, ноздри уловили еле слышный запах пепелища, и… И все. Больше ничего не произошло. Воронцов очутился под сводами низкого, грязного потолка неопределенного цвета. Он облегченно выдохнул, ладонью стирая пот со лба. Порезанные пальцы тут же защипало от соли.
— Что с твоим? — Лиля потрясенно глядела на его лоб, на котором, наверняка, остались кровавые разводы.
— А, это? Пустяки! — Герка неопределенно махнул в воздухе окровавленными пальцами. — О траву порезался, пока…
Закончить он не успел. С посеревшим от страха лицом Лиля обезумевшим голосом заорала: «Назааааад!» — и попыталась вытолкнуть Герку в сужающийся дверной проем.
Но выскочить обратно Воронцов тоже не успел. Потому что непонятно откуда, из той, не зеркальной, реальности, в коридор влетел давешний коротышка, любитель чтения. Головой боднув юношу в живот, он сбил его на пол, но и сам не удержался на ногах, рухнул рядом, хорошенько приложившись уродливой физиономией о стену. Увернувшаяся от атаки Лиля метнулась к затягивающемуся проходу, но поздно. Без какого-либо звука, совершенно бесшумно, дверь стянулась в точку и исчезла.
Обрезанный закрывшимся порталом, умер последний луч «оттуда». И как только это произошло, по коридору, отражаясь от грубых кирпичей, прокатилось низкое эхо далекого довольного смеха. А потом раздался голос, от которого Герке, пытающемуся скинуть с себя обмякшего карлика, стало так страшно, что захотелось умереть.