Страница 8 из 45
— Ты меня удивляешь.
— Тут есть еще и второе дно, старичок. Она говорит нашему Рэнди, что, в качестве ее ручного и лишенного всякой самостоятельности бизнес-менеджера, ему не следовало допускать, чтобы ее текущие расходы дошли до такого уровня. Бедный дурачок. Он просит, умоляет, а она не обращает на него внимания, а потом делает поворот на сто восемьдесят градусов и во всем обвиняет его. Уилма уже до того его затюкала, что, если подойти к нему со спины и щелкнуть пальцами, он из ботинок выскочит. Это будет веселый-превеселый уик-энд. Держи ухо востро.
Я попытался следовать его совету. Инструктаж Стива прояснил причину напряжения. Я стал наблюдать. Джуди держалась слишком уж безразлично. Уоллас Дорн превратился в еще большего британца, чем сам Черчилль. Рэнди Хесс дрожал как осиновый лист. Ноэль вела себя так, будто мечтала оказаться в каком-нибудь другом месте. Стив ко всем цеплялся. По мере того как моя Мэвис напивалась, ее подражание Уилме начало граничить с пародией. И казалось, что почти слышно урчание самой миссис Феррис. Я все ждал, что она усядется на пол и примется вылизывать свое плечо языком. Мы в огромном количестве поедали обильно приправленную специями мексиканскую еду, которую приготовила каменнолицая Розалита, а подавал ее брат Хосе и красотка Ампаро. Это было что-то вроде буфета, где в первый раз каждый сам наполнял свою тарелку, а Ампаро сновала с горячими кастрюльками, накладывая добавку. Я видел, что Гилман Хайес сел на пол в затененном углу, видел крайне примитивные ласки, которыми он одарял Ампаро, когда та наклонялась, чтобы его обслужить. Ее единственной реакцией было то, что она чуть излишне поводила бедром, когда от него отстранялась. Флегматичное лицо метиски при этом не меняло выражения. Позже я заметил, как Хосе наблюдал за Гилманом Хайесом со столь же бесстрастным выражением лица. Вряд ли мне хотелось бы, чтобы на меня смотрели вот так же.
После обеда в большом коктейльном зале зазвучала плавная хорошая музыка, а весь мир снаружи заискрился от света прожекторов. Стив и Уилма затеяли свою обычную, сопровождавшуюся взаимными ядовитыми нападками игру в кункен. Джуди Джона, Уоллас Дорн и я принялись играть в слова по пять центов за очко. Ноэль Хесс, сославшись на головную боль, ушла спать. Рэнди суетился вокруг нас, следил за музыкой, возился с прожекторами, переставлял пепельницы, наливал напитки, вникал в ход обеих игр, приставая с советами и подсказками. Постоянно ставил латиноамериканскую музыку, по просьбе Гилмана Хайеса. Доску для игры в слова заливал яркий свет лампы с матовым абажуром.
Я не мог по-настоящему сосредоточиться, потому что невольно следил за Мэвис, танцевавшей с Хайесом. У меня не было никакой уважительной причины для недовольства. Но музыка была негромкой, медленной и таящей в себе некий подтекст, к тому же они слишком уж подолгу танцевали не сходя с места. Меня бросало то в жар, то в холод. Я не мог повернуться и посмотреть на них. Видел их только краем глаза. Фрагментарно. Медленный поворот, его коричневая рука на ее мягкой талии. Эпизодически их отражение в стакане. Музыка сплошь состояла из ритмичного тиканья, прищелкивания и буханья, с надрывными звуками трубы. В другом углу Уилма проговорила: «Черт подери, Уинсан, одну карту за раз», а Уоллас Дорн негромко крякал от удовольствия и щелкал деревяшками по доске.
И вдруг я осознал, что Хайес и моя жена куда-то подевались. Я быстро повернулся и оглядел пустую комнату. Наверное, даже начал привставать. Но Джуди быстрым упреждающим движением прижала мою руку. Я посмотрел на нее. Уоллас Дорн изучал свое положение, жуя кончик уса. Джуди сделала легкое движение головой. Я глянул в том же направлении, сквозь стекло, и увидел, что они теперь танцуют на большой террасе, при свете прожекторов. Выглядели они как-то театрально, как будто находились среди тех исполинских декораций, которые голливудские гении создают для Астера. Еще немного — и серебряная лестница, разматываясь, спустится со звезд, и по ней сойдут хористы с острыми плечами и четверть тонны голых бедер.
Я кивнул Джуди с благодарностью и с уважением за то, что она так быстро почувствовала, что происходит, а то я мог бы выставить себя дураком. У нее сделалось выражение лица, как бы говорящее: «Всегда рады помочь», и она подмигнула мне так энергично, что я почти мог это расслышать. Уоллас Дорн предупреждающе крякнул и поменял «own» на «clown» таким образом, что "с" изменило «lean» на «clean» и оказалось на бонусной клетке.
Уоллас выиграл. Мы заплатили ему. Джуди зевнула и заявила:
— Все, хватит. А то так можно вообще остаться без ничего. Я иду посмотреть на звезды, а потом сразу в кроватку.
— А вам не нужна помощь в рассматривании звезд? — спросил я ее.
— Вы возьмете на себя одну половину световых лет, а я другую. Мы прошли мимо танцующих. Они, казалось, не замечали нас.
Потом спустились по каменной лестнице и прошли в конец левого ответвления причала. Джуди засунула руки в большие накладные карманы шерстяной юбки и шаркала каблуками, чуть поеживаясь от ночной прохлады. Звезд было даже чересчур много. Красная циновка, на которой она лежала под солнцем, стала сырой от росы. Я перевернул ее сухой стороной кверху и передвинул к краю. Мы сели, свесив ноги к воде. Я зажег ей сигарету, повернулся и через плечо посмотрел на высокую террасу. Музыка едва доносилась. Иногда я мог разглядеть их до пояса, когда они перемещались к краю террасы. В остальное время они находились вне поля зрения.
— Очень миленькая тележка для приговоренных к казни, — произнесла Джуди.
У меня ушло какое-то время на то, чтобы вникнуть в смысл ее слов.
— А насколько острый нож?
— Достаточно острый. Люди слышали, как его затачивали. Так что меня убрали из пары программ летней серии. И труппа начинает разваливаться. Их нельзя винить. Им нужно подыскать какое-то теплое местечко к следующей осени.
— А вам — нет?
— Не знаю. Я просто чертовски устала, Пол. Я всегда могу отрастить новую голову. И уже делала так прежде. Меня голыми руками не возьмешь, Пол. Я — боец. Так, по крайней мере, все время себе внушаю. Я могла бы получить контракт в Лас-Вегасе. Но сейчас просто вымоталась. Не знаю. Я добилась успеха и откладывала больше, чем многие, и хранится это там, где я, слава богу, не могу до этого добраться. Наверное, мне положено как-то отреагировать. Возможно, Уилма добивается, чтобы я встала на колени. Я всегда смогу подыграть, если ей это нужно для счастья. Пойду-ка я спать. — Она поднялась.
Я встал тоже. Джуди подняла кулаки и прошлась нетвердой походкой, огибая конец причала, на каучуковых ногах, пошатываясь, рыча: «Вот так-то, болван, попробуй сунься!» И я вдруг осознал очень специфическую природу ее мужества. Крепко взял ее за руки чуть выше локтей, легонько встряхнул и сказал:
— Вы мне нравитесь, Джуди. Вы чертовски мне нравитесь.
— Отпустите, не то я сейчас расплачусь на вашем плече.
Я стоял и смотрел, как она пошла обратно, поднялась вверх по лестнице, пересекла террасу и скрылась из вида. Потом выкурил еще одну сигарету и тоже поднялся наверх. Было уже больше часу. Стив и Уоллас Дорн исчезли. Уилма и Гилман Хайес сидели на низком диванчике. Они перестали говорить, когда я вошел. Хайес сидел, скрестив на груди свои большие руки, уставившись в потолок. Вид у него был мрачный и упрямый.
— Мэвис ушла спать, — сообщила мне Уилма.
Мы пожелали друг другу спокойной ночи. Хайес удостоил меня маловыразительным кивком.
Мэвис, которую чуточку пошатывало, готовилась отойти ко сну, напевая вполголоса латиноамериканские мелодии. Она улыбнулась мне теплой, влажной улыбкой. Мы легли спать. Она была исполнена готовности, набухшей жадной готовности, которая совершенно не принимала в расчет нашу нараставшую холодность друг к другу. Не стоило обольщаться на этот счет. Гилман Хайес подготовил ее, алкоголь воспламенил, а музыка подстегнула. Я был всего лишь удобством. Совершенно законным, незатейливым и доступным удобством. Не было никаких слов любви. Все это было очень внезапно, очень бурно и совершенно бессмысленно.