Обида маленькой Э

Носильщик подумал, стащил с плеч куртку и швырнул ее на пол, а тетка протянула ему мелкую бумажку.

В это время с лестницы раздался крикливый голос:

— Тетушка Сюй, я свой обед сварила. Иди, твоя очередь. Только поторопись, не то эта нахалка-красильщица опять поставит свой чан. Тогда дожидайся до ночи.

— Иду, иду! — крикнула тетка и приказала Mаленькой Э. — Бросай свою работу, помоги мне.

Из разных углов она достала закопченный котелок, мешочек с рисом и сонную рыбу, завернутую в завядший лист лотоса. Все это дала подержать Маленькой Э, заперла дверь на замок, а затем они вышли на площадку и спустились вниз по лестнице.

Обитатели комнаты, в которую они вошли, не обратили на них никакого внимания и продолжали заниматься своим делом — из шелковых лоскутков мастерили цветы для причесок. Тетка вежливо поздоровалась и попросила:

— Разрешите взять у вас немного воды. Я сегодня не успела принести свою. Завтра моя племянница принесет воду и вам и мне.

— Бери, — не поднимая головы, ответила цветочница. — Только ты помни, вчера ты тоже брала у меня воду. Мне не жалко, но я не обязана таскать для тебя ведра.

— Благодарю вас, благодарю вас, — поспешно сказала тетка. — Завтра моя племянница принесет воду и за вчерашнее и за сегодняшнее.

Она плеснула воду в котелок, бросила туда рыбу и рис и ушла, строго приказав Маленькой Э не отходить ни на шаг и не сметь таскать еду из котелка.

— Когда сварится, — сказала она, — я приду и понюхаю. Если от твоего дыхания будет пахнуть рыбой, значит, ты украла кусок и тогда я выцарапаю тебе глаза. — С этими словами она ушла.

Цветочница подняла голову от своей работы и спросила равнодушно:

— Ты когда приехала?

— Я сегодня пришла сюда, — ответила Маленькая Э и вздохнула.

Наступило молчание. Вода в котелке забулькала, над похлебкой поднялся пар. Маленькая Э отвернулась, чтобы нечаянно не проглотить запах рыбы. Лицо цветочницы показалось ей добрым, хотя совсем некрасивым. Она спросила:

— Объясните мне, прошу вас, почему мы готовим обед в вашей комнате?

— Не вы одни, а весь дом. Семь семей. Налог на очаг так велик, что одной семье ке под силу. Вот мы семь семей варим обед на одном очаге и за этот один и платим. Конечно, неприятно, что здесь постоянно толпятся люди, но зато зимой не приходится тратиться на топливо. И без того тепло.

Тут снова вернулась тетка и сказала Маленькой Э:

— Дохни! — и, сняв котелок с огня, понесла его к себе, а Маленькая Э пошла за ней следом.

Они вернулись в свою комнату, тетка отлила немного еды в миску и сказала:

— Отнесешь это на самый верх, там и отдашь миску. Держи ее обеими руками, не пролей. Смотри не споткнись на лестнице, уже темнеет. Разобьешь миску, выцарапаю тебе глаза. Когда вернешься, поедим, а потом я зажгу светильник, и ты еще немного пошьешь.

Когда Маленькая Э вышла на площадку, ей стало страшно. Лестница зигзагами уходила вверх, и конца ей не было видно. В сумерках ступеньки едва намечались слабыми полосками, а в промежутках между ними далеко внизу чернела земля. Если бы только можно было держаться за перила, но обе руки были заняты, и Маленькая Э начала подниматься, крепко опираясь плечом о стенку дома. Если бы только можно было не глядеть вниз, но ведь приходилось смотреть, куда ставишь ногу. А внизу уже зажигались редкие огоньки, и пропасть под лестницей казалась еще чернее и глубже. Вот уже крона большого дерева стала ниже ног Маленькой Э. Поднялся ветер, и прядки распущенных волос застилали глаза. Пар от похлебки слепил их. Еще шаг она ступила ощупью и, повернувшись, прижалась спиной к стене так, что обеими лопатками почувствовала шершавую штукатурку. Голова кружилась, и тянуло шагнуть между ступенек и полететь вниз, вниз, вниз. В отчаянии она крикнула:

— Никогда мне не дойти! Помогите же мне, матушка! — и сама не услышала своего голоса, такой жалкий был этот писк.

Вдруг ступени заскрипели, будто кто-то спускается к ней в темноте. Чья-то рука крепко взяла ее за плечи, другая вынула миску из ее рук. Кто-то шепнул:

— Мы поставим миску здесь на площадке, а потом я провожу тебя вниз и на обратном пути возьму еду. Не бойся.

Маленькая Э открыла глаза и увидела какую-то бесформенную фигуру. Большую жабу? Маленького верблюда? Присмотревшись, она поняла, что это горбун.

Глава пятая

КАК ГОРБУНУ НЕ ДАЛИ КИНОВАРЬ

Наутро тетка вновь велела Маленькой Э отнести наверх миску с едой.

Как мне величать того, кому я ее подам? — спросила Маленькая Э.

— Умин — безымянный, — ответила тетка. — У него нет имени.

При ясном свете лестница уже не казалась страшной. Маленькая Э поднялась на седьмой этаж. Двумя руками она держала миску и, добравшись до двери, тихонько толкнула ее ногой. Дверь сразу распахнулась, сухо стукнув створками.

Комната, в которую вошла Маленькая Э, была так совершенно пуста, будто пронесся по ней иссушающий ветер и начисто вымел все следы жизни. На полу у окна, словно кучка костей в пустыне, примостился горбун. Его халат, когда-то синий, был так ветх и обесцвечен, что стал иссера-белым. С подбородка свисала редкая, в девять-десять волосиков, седая борода.

Маленькая Э поклонилась, спросила:

— Господин Умин, куда прикажете поставить миску?

Голос горбуна слегка заскрипел, будто колесо, которое давно не приводили в движение. Он ответил:

— Я не господин. В нашей стране господа — монголы. А китайцы — рабы или пленники. Я пленник.

Но так как Маленькая Э все еще стояла, держа миску в руках, он сказал:

— Поставь миску на пол у окна.

Маленькая Э сделала так и повернулась к выходу. Горбун, вероятно, очень давно молчал, и ему хотелось поговорить. Он сказал:

— Подожди. Здесь в миске много еды. Сядь и поешь со мной.

Маленькая Э не посмела отказаться. По очереди передавая друг другу палочки, они поели, и горбун спросил:

— Кто ты и откуда взялась?

Маленькая Э все ему рассказала, а он внимательно слушал, проводя двумя пальцами по бороде. Когда она кончила говорить, он сказал:

— Приходи опять. — И, поняв, что он устал, она взяла пустую миску и ушла.

Дни проходили за днями, и на четырнадцатый день месяц стал круглый и светлый. Затем он вновь начал сокращаться, а затем вновь достиг своей полноты. Вновь он стал узким, как дынная корка, и вновь народился. Месяц менялся с каждым днем, а дни были все одинаковы. Оттого, что этих дней было так много и они ничем не отличались друг от друга и проходили так быстро, что едва рассвело, как уже вновь темнело, Маленькая Э незаметно привыкла к своей новой жизни. Работы было много, но ведь Маленькая Э никогда не была лентяйкой. Тетка оказалась не такой уж злой. Надо было только беспрекословно и немедленно слушаться, и тетка ни разу ее сильно не побила, только грозилась. Маленькая Э терпеливо ждала, когда придет за ней Сюй Сань, а пока что таскала воду, латала тряпье, терпеливо стояла над очагом, пока варилась похлебка. Дважды в день Маленькая Э относила еду Умину. Иногда он хмуро молчал, а иногда говорил: «Подожди!» — и начиналась беседа. Два-три слова сегодня, три-четыре слова завтра, Маленькая Э узнала всю его жизнь.

В молодости был он знаменитый художник.

— Самый лучший во всей Поднебесной? — спросила Маленькая Э.

— Нет, но хороший художник.

Люди охотно покупали его картины. Жить было легко и радостно. Друзья, прогулки по живописным местам, странствия по горным рекам, и счастливое возвращение в свой дом. Вино и песни. В саду пионы и хризантемы. В доме древние нефриты, бронза и книги. И в тени бамбуков уединенный павильон, где он писал свои картины. По примеру великого художника Го Си, он, прежде чем начать писать, открывал все окна, готовил место для работы, возжигал благовония, мыл руки, чистил камень для растирания туши. И так, успокоив душу и сосредоточив мысли, начинал свои труд. Такая жизнь продолжалась не год и не два, а много лет. Пока не пришли монголы