Страница 24 из 127
До готики искусство знало Христа — доброго пастыря, Христа во славе, Христа — грозного судью. Готическое искусство трактует Христа как сына человеческого, претерпевшего великие страдания. Нищий странник, экстатический проповедник, обличающий грешников и плачущий над страданиями человечества — таков готический Христос.
Это особенно очевидно в народных, «низовых» течениях средневекового искусства. Там сложился особый иконографический тип «Христа скорбящего». Он не на кресте и не во славе — он сидит, подперев голову рукой и опершись на колено, с выражением скорби и глубокого раздумья.
В таком искусстве красоте физической, как ее понимали и выражали в античности, не могло придаваться большое значение. Готике чужда влюбленность в красоту нормальных, соразмерных форм, гармоничных пропорций, которые так характерны для античного искусства. Готика предпочитала выражение вдохновенного экстаза в некрасивом, истощенном теле.
Такое предельное напряжение душевной жизни, какое встречается в готических фигурах и лицах, не могло быть воплощено в границах классического вкуса. Смятенный и возмущенный дух беспощаден к своему телу.
Готические художники знали не только пафос страданий. Они умели передавать чувство сострадания, душевной близости, родства. Они находили язык для этих целомудренных чувств, которые не выставляются напоказ, а выражаются сдержанно — в бережных прикосновениях рук, в наклонах голов, во взглядах.
Высшие достижения готической скульптуры связаны со строительством Шартрского, Реймского и Амьенского соборов, насчитывающих до двух тысяч скульптурных произведений, которые отличаются высоким эстетическим пафосом. Здесь вырабатывались классические приемы скульптурного декора и разрабатывался синтез всех искусств под эгидой архитектуры. Часто собственно архитектурные детали сами превращались в изображения.
Шартрские мастера создали ряд превосходных по яркой индивидуальной характерности и одухотворенности образов, например, мудрых «ветхозаветных» царей западного портала — с печатью надменности и замкнутости в лице или в состоянии внутреннего напряжения.
Зрелым мастерством отличается статуя святого Феодора с южного портала — в нем воплощен идеальный чистый образ христианского рыцаря с доверчивым открытым лицом юноши, сосредоточенного, немного грустного и вместе с тем непоколебимо мужественного. Меняя точку зрения, зритель обнаруживает различные аспекты характера воина.
Исключительна по сложности и многогранности внутреннего мира портретная голова Ренье де Мусона.
В статуях святых — Мартина, Григория и Иеронима южного портала Шартрского собора сделан решительный шаг в совершенствовании построения человеческой фигуры. Мастер оживил фигуры святых едва заметным движением — легким поворотом голов, сдержанным жестом. Каждый образ — определенный характер с соответствующим состоянием: Мартин — — гневен и властен, Григорий — сердечен, Иероним — вдумчив. Вместе с тем все три фигуры объединены ощущением нравственной силы и душевного благородства.
В связи с возросшим культом Марии ей посвящается большинство тимпанов, увеличивается количество ее изображений с младенцем Христом.
Среди реймских статуй особой силой пластического выражения отмечена скульптурная труппа «Посещение Марией Елизаветы» на центральных вратах западного портала. Скульптуры отличаются мягкой обработкой поверхности камня, необычайно гармоничной ритмикой одеяний и основных композиционных линий.
Традиционная готическая «беседа святых» трактуется как лирическая, проникнутая высокой духовностью тема. Очень жизненный, наделенный сложной гаммой душевных переживаний образ Марии из этой группы по мнению многих исследователей стилистически близок к древнегреческим Парфенона.
Однако уже в соседней с этой группой композицией «Принесение во храм» в фигурах Иосифа и Анны проявляются нарядность и известная манерность.
Утонченность и рафинированность, созвучные рыцарской куртуазной культуре XIV века, находят отражение в статуях разумных и неразумных дев на западном фасаде собора Нотр-Дам в Париже. В искусстве поздней готики стремление к манерной миловидности вытесняет подлинную одухотворенность образа.
В большинстве готических соборов скульптурное убранство преобладало над живописью, если не считать Витражи, игравшие значительную роль в светоцветовом решении интерьера.
По своему эмоциональному воздействию сюжет витража, переданный рисунком, стоял на последнем месте. Первое место принадлежало цвету и вместе с ним свету.
По мере утверждения каркасной системы, стена становилась все более ажурной. В храме оставалось мало места для настенной росписи. Ее заменил витраж. Огромные оконные проемы собора сверху донизу заполнялись оправленными в свинец цветными или раскрашенными окнами.
Витраж не просто заменил фреску. Он открыл новые возможности для цветовых эффектов, в которых средневековые живописцы видели конечную цель своего искусства. Игра света и цвета, то торжественная, сверкающая, то приглушенная в час заката, рождала под головокружительными готическими сводами волнующе сказочное настроение, увлекавшее молящихся от земного, конкретного, к небесному, неосязаемому, но лучистому.
Свет, льющийся с неба через цветные стекла витража, означал идущий от бога свет, наделенный всеми чарами цвета. В период своего расцвета, приходящегося на XIII век, витражная живопись, монументальная по своей сути, не стремится передать пространственную глубину, которая в ней не более, чем фор. Четкие контуры изображения прежде всего лишь отделяют один цвет от другого. Рисунок выполнял только подсобную функцию.
Позднее подражание картине, смешение тонов, поиски светотени вместе с перерождением самой готики привели и к перерождению витражного искусства.
Из дошедших до нас витражных ансамблей один из самых замечательных в Сен Шапель в Париже, включающий 146 окон с 1359 различными сюжетами, тематика и стиль которых близки миниатюрам того времени, но витражи более лаконичны по художественным средствам.
Высочайшим живописным произведением, созданным в Западной Европе до Джотто, считается витраж Шартрского собора «Богоматерь с младенцем». По звучности и насыщенности цветовой гаммы этот витраж — великое произведение живописи, в котором цвет явился решающим средством художественного выражения.
Высокого расцвета достигло в XIV веке искусство миниатюры, искусство средневековой книги. Их развитие было вызвано усилением светских тенденций в культуре. Различен характер украшаемых рукописей: это небольшого размера псалтыри и часословы для домашнего употребления, рыцарские романы, басни, переводы античных авторов.
Все большее место в художественном творчестве занимает любовная тематика. Переплетение культа девы Марии и культа «Прекрасной дамы», рыцарские романы и воспевания любви как тонкой «куртуазной» игры служили изящным украшением придворной жизни.
Многочисленные мастерские, главным образом парижские, обслуживают преимущественно светских лиц. В «Псалтыри Людовика Святого» архитектурные мотивы и пестрый клетчатый фон играют значительную роль в декоративном оформлении листа. Фигуры приобретают большую живость, их пропорции готически удлиненны, умело и правдиво запечатлены сложные ситуации.
В XIV — XV веках значительно расширяется тематика, иллюстрации дополняют и комментируют текст. Появляется динамичный стилизованный орнамент, сливающийся в одно целое со шрифтом, инициалами и страничными иллюстрациями.
Эти черты типичны для «Бельвильского бревиария» Жана Пюселя. Во второй половине XIV века в связи с возросшим интересом к историографии создаются «Большие французские хроники» с иллюстрациями. Их авторы стремились точнее и полнее отразить описываемые события, сохраняя в целом художественные приемы миниатюры — орнаментальный фон, обилие золота, плоскостность.
В миниатюрах «Псалтыри герцога Беррийского» заметны попытки придать фигурам объем. Это связано со знакомством французских мастеров с достижениями итальянских художников.