Обреченные

Билл следил за лодчонкой, подплывающей к берегу. Будь честен с самим собой! Признай, что она ближе всего соответствует той идеальной картинке, которую услужливо рисовало твое воображение; она очень походит на девушку, которую ты никогда в жизни не встречал, идеал, составленный из кусочков разных девушек, близких знакомых и не очень.

Билл спустился к воде, вытянул плоскодонку за нос на берег и протянул Линде руку. Выйдя из лодки, ступив на серую, потрескавшуюся землю, она спокойно сообщила ему, что ее свекровь умерла. И вдруг губы у нее искривились, лицо исказилось, как у маленькой девочки. Обняв девушку за плечи, он повел ее прочь от вереницы машин, на вершину холма. Она достала из сумочки платочек. Билл поспешил отпрянуть. Она еще всхлипывала временами. Наконец ей удалось справиться с собой. Линда остановилась и высморкалась.

– Как глупо, – сказала она прерывающимся голоском, пытаясь улыбнуться.

– Вовсе не глупо. Представляю, какое это было для вас потрясение.

– Да, верно, только я разревелась не из-за нее. Я ее толком и не знала. Мы поженились всего несколько недель назад; она все время пыталась отговорить его от женитьбы, пока не поняла, что все равно проиграет, и тогда стала просто душечкой. Прилетела в Мехико, чтобы вернуться вместе с нами в Рочестер. Я была потрясена, потому что... Словом, она была очень сильной личностью. На свой лад.

Тропинку перегораживало дерево, давным-давно поваленное наводнением. Ствол совершенно высох и побелел на солнце. Она присела, поставила локти на колени и подперла щеки ладонями.

Билл вспомнил ее молодого мужа. Просто мальчишка. Эта девушка уже взрослая, а ему пока не удалось повзрослеть. Он присел рядом с ней и протянул ей сигареты.

– Спасибо, у меня свои, – ответила она.

– Знаете, вы лучше говорите, рассказывайте что-нибудь. От разговора полегчает. Я хорошо умею слушать.

– Мистер Дэнтон, не хочу рыдать у вас на плече.

– Зовите меня просто Биллом. Я слышал, ваш муж называл вас Линдой. Можно и мне?

– Конечно, Билл. Сегодня ненормальный день. Как будто мир перевернулся. Иногда мне кажется, будто я сплю. Врач дал мне что-то выпить, и теперь все как в тумане. Если я начну рассказывать, то уже не остановлюсь. Я чувствую это. И наговорю лишнего, а потом буду раскаиваться.

– Ведь так называемая сыворотка правды – тоже всего лишь успокоительное. Не помню названия. Похоже на соду... Пентотал натрия?

– Кому известно, в чем она, правда?

– Знаете, я не рассуждал о высоких материях с тех пор, как пару лет проучился в сельскохозяйственном и машиностроительном колледжах. Постараюсь что-нибудь припомнить. Кажется, некоторые утверждают, что истина – величина непостоянная. Она меняется в зависимости от индивида, времени и места. Словом, что вчера было истинным, то завтра будет ложным.

– Может, я найду свое место в жизни, когда изменю представления о том, что такое истина... С вами такое бывало?

– Конечно, Линда. Мне пришлось в корне менять все мои взгляды. В детстве. Моя мачеха – мексиканка. Когда меня отправили в частную школу в Штаты, у меня был жутчайший акцент. Меня дразнили «мексиканцем», и мне приходилось драться. Я без конца дрался. Но однажды задумался: а ради чего, собственно, я так кипячусь? Когда очередной мальчишка обозвал меня мексиканцем, я сказал, что я и есть мексиканец. И мне стало легче, потому что на меня перестали навешивать ярлык. Люди обожают раскладывать все по полочкам и навешивать друг на друга ярлыки. В Вашингтоне, например, куча людей обзывает друг друга коммунистами.

– Билл, у вас, наверное, хорошая, крепкая семья. Вы женаты?

– Нет, я живу с родителями. А почему вы решили, что у меня хорошая семья?

– У вас такой вид... Не знаю. Защищенный. Когда я была маленькая, у нас была хорошая семья. Потом папа умер, и мир раскололся пополам; кажется, с тех самых пор я стремилась выйти замуж и снова обрести счастливую семью, как в детстве. А вот мой муж не счастлив. Мне кажется, я хотела дать ему то, что было у меня, но чего он был лишен.

– Мы хорошо ладим. У нас большая каменная гасиенда недалеко от Манте. В доме всегда кто-то поет. Бывает, мы скандалим, но стоит кому-то постороннему обидеть одного из наших, и все Дэнтоны объединяются, сплачиваются.

– Так и должно быть.

Он нахмурился:

– Может, в моей жизни все идет слишком уж гладко. Сегодня я много размышлял. Бывало, я раздражался, сердился на своих стариков, но мне ни разу и в голову не пришло отделиться и жить самостоятельно.

Она опустила глаза. Земля под ногами спеклась в плотную серую корку. Он посмотрел на Линду и увидел, что в уголках глаз у нее снова скапливаются слезы.

– Ну, ну, не надо! – ласково произнес он.

– Ничего... не могу с собой поделать. Мы одни. Я вас больше никогда не увижу. Если я сейчас выпущу пар, то, может быть... перестану реветь каждую минуту.

– Я ведь вам уже говорил. Я умею слушать.

– Но это настолько личное дело, черт побери. – Она вытащила еще один платок и промокнула глаза. – Как можно знать заранее? Я влюбилась в своего мужа. Мне казалось, я буду любить его до гроба, трудно любить сильнее. Сладкие грезы! Скрипки и розы. А сегодня я поняла, что на самом деле он... мелкий и ничтожный. Я пытаюсь уговорить себя снова полюбить его, но пока что-то не получается.

– Наверное, он сильно расстроился. Он ведь сущий ребенок.

Она вскинула на него взгляд, полный удивления и ярости:

– Детей я люблю. Я хочу родить много детей и вырастить их. Своих детей. Но в мои планы не входило перевоспитывать чужих детей.

– Может быть, то, что произошло сегодня, заставит его повзрослеть?

– Сомневаюсь. Билл, но что мне остается делать? Что предпринять? Продолжать жить с ним как ни в чем не бывало, потратить на него еще лет пять... после того, как он украл у меня всю радость жизни? Или бросить его прямо сейчас? Узы брака для меня священны. Я хотела, чтобы мой брак был на всю жизнь. Если относиться к браку как... к машине, которую можно продать, когда она вам надоела, тогда само понятие теряет всякий смысл. Мне трудно обвинять Джона Картера Герролда в том, что он сделал. Вина лежит на его матери. Хотите, я расскажу вам, как отличить скучного человека от интересного? Меня научил папа.

– Конечно.

Она развела руки в стороны, словно рыбак, который хвастается пойманной рыбой. Подняла вверх оба указательных пальца. Помахала пальцем на левой руке.

– Вот видите, это – то, что вы думаете о себе. – Она покачала указательным пальцем на правой руке. – А это – то, чем вы на самом деле являетесь. Если две эти дефиниции далеко друг от друга, как сейчас, то перед вами скучный тип, который не способен взглянуть на себя со стороны. Чем ближе руки друг к другу, тем вы более интересный человек для окружающих. Если вы на самом деле такой, каким кажетесь себе, значит, скорее всего, вы – замечательное существо. Папа любил повторять, что у большинства из нас расхождение незначительное, но если расхождений вовсе нет, значит, вы, скорее всего, вовсе лишены гордыни.

– Наверное, ваш папа был чертовски умным парнем.

– Да. И я все время думаю о том, что могла бы применить его способ, чтобы объяснить произошедшее. Вон там – мое представление о Джоне. А здесь – то, какой он на самом деле. Я здорово обманулась, но сегодня у меня открылись на него глаза. Я поняла, какой он на самом деле. И этот новый человек мне совсем не нравится. С таким я жить не хочу. Интересно, может, я... как это называется... перфекционистка?

– Мне трудно судить, ведь я человек посторонний.

– Я знаю, почему он на мне женился. Наверное, угадал во мне такую же сильную личность, как его мать. Я чувствую в себе силу. А ему... нужен рядом кто-то сильный. Он так устроен: ему необходимо от кого-то зависеть, на кого-то опираться. Самого себя он считает умнее и сообразительнее прочих; он всегда уверял, что отличается повышенной чувствительностью и ранимостью.

– Чем он зарабатывает на жизнь?