Неоновые джунгли

Долгих три секунды Верн думал о возможных последствиях, а затем, как ему казалось, молниеносным движением руки попытался выхватить записку из бокового кармана пиджака, куда ее, аккуратно сложив, только что засунул Судья. Но не успели его пальцы даже коснуться плотной ткани, как сзади его сильно ударили по левому уху! Профессиональный удар моментально отправил его в серо-черный мир небытия, из которого он не сразу вернулся назад в реальный мир машины, чуть светящейся приборной панели и страшной боли над левым ухом... Противно дрожа и постанывая, Верн слегка нагнулся вперед.

– Мы оставим тебя здесь, Локтер, – тем же самым вкрадчивым тоном сказал ему Судья. А затем, чуть помолчав, продолжил: – С мясником Стассеном надо успеть разобраться до следующего понедельника. На обдумывание деталей в твоем распоряжении пять дней. «Несчастный случай» должен произойти вечером в субботу или в воскресенье.

– Вы, случайно, не хотите чуть поточнее объяснить мне, где, когда и даже как именно? – не скрывая горечи в голосе, произнес Верн.

– Я не придаю особого значения сарказму, – равнодушно заметил Судья.

Как только Верн вышел из машины. Судья тут же тронулся с места и, стремительно набирая скорость, помчался куда-то вдаль... Верн пошел вниз по улице, но не успел пройти и нескольких метров, как его начало тошнить... Чуть позже он оперся одной рукой на ближайшее дерево, другой тщательно вытер губы носовым платком и, скомкав его в грязный клубок, выбросил за низенькую ограду чьего-то крошечного дворика.

Его каблуки мерно постукивали по влажному ночному асфальту... Так случается везде и всегда. Одна, пусть даже совершенно случайная ошибка, один, всего один неверный поступок, и тебя повязывают на всю жизнь. Заставляют делать практически все, что им требуется. Отказаться уже невозможно. И хотя платят совсем не плохо, но ведь это всего лишь деньги, бумага. Не успеешь ими воспользоваться, как на тебя наваливается целая стая Ровелей: «Откуда у тебя столько денег?.. Где ты их взял?» И тебе уже некуда бежать! Если только...

Верн резко остановился. Эврика! Вот что превратит его записку в никому не нужный клочок бумажки. Как же он мог об этом забыть?! Стассена должен убить не он, а кто-то, находящийся в состоянии сильнейшего гнева, убить жестоко, совершенно не думая о возможных последствиях и не боясь признаться в совершенном преступлении. Старина Гас! Да, да, это должен быть именно он! В нем сейчас постоянно кипит скрытый гнев. Гнев на то, что случилось с его любимым сыном, на то, что произошло с его дочерью Тиной, на то, что в любую минуту может стать с Яной, его молодой женой, тело которой страстно требует ласки, в то время как он поглощен переживаниями о сыне и дочери. Яна, неосознанно следующая древним инстинктивным велениям, из всех наиболее уязвима, поскольку подчинение мужчине является неотъемлемой частью ее женской сути. И Верну вдруг стало предельно ясно, как это лучше всего сделать.

Глава 14

До слуха Яны вдруг донеслось тихое поскрипывание лестничных ступенек. Лежащий рядом с ней Гас сотрясал уютную тишину их комнаты руладами храпа. Затем послышалось журчание воды, бегущей из крана, Яна повернула голову, чтобы бросить взгляд на люминесцентный циферблат часов, стоявших на тумбочке у кровати. Двадцать пять минут первого ночи. Значит, это пришел Верн. Последний. Теперь все на месте, за исключением Тины, которая сейчас где-то в совершенно чужом месте – в белой постели и белой комнате с запахом абсолютной стерильности...

Ночи были долгими. Невыносимо долгими. Ибо утомить молодое упрямое тело, казалось, просто невозможно. Она с тоской вспоминала о тех давних временах, когда наступала пора собирать урожай. Мощный рев сноповязалок, пыль, жара, потные лица и тяжелейшая работа от зари до зари, так что к вечеру ноги начинали чуть ли не подгибаться. После такого дня жесткая постель кажется мягкой пуховой периной, и утро наступает в тот же самый момент, как только закроешь глаза.

А зажигательные танцы в амбарах! Мощное притопывание ног в грубых фермерских башмаках, громкие аккорды гитары и банджо, прыжки и скачки, переплетенные руки, ласковые и грубые, и многозначительные прикасания друг к другу... Как же давно это было! В том далеком, давно утраченном мире все тогда казалось золотым – скудно освещенные амбары, бескрайние поля, багровые лучи заходящего солнца и застенчивый мальчик Питер, живший в симпатичном домике у дороги. В один из октябрьских дней, оказавшись на куче свежего сена в стойле пустой конюшни, они оба забыли о застенчивости. И потом уже никогда не упускали удобного случая снова побыть наедине... Они вообще говорили и думали только об одном – как бы им еще раз побыть вместе. Но затем в ужасный августовский день все вдруг закончилось во время пикника.

Тогда они с Питером на небольшом грузовичке его отца поехали в соседний лес к озеру, чтобы отдохнуть, ну и хорошо провести время. Здоровенные сандвичи, вино из одуванчиков и почти половина еще не засохшего шоколадного торта... По крутой извилистой тропинке они спустились к берегу, а оттуда прошли к своему месту – небольшой зеленой лужайке в глубине густых зарослей, откуда уже не видели своей машины, но и их никто не мог увидеть.

К тому времени, когда солнце стало садиться, они уже вдоволь насладились любовными утехами, а потому жадно набросились на принесенную еду и съели все до крошки. Потом выпили вина, и Питер, надев купальные трусы, пошел к озеру, а она, растянувшись на подстилке, наслаждалась блаженной усталостью полностью удовлетворенного тела. Наконец, почувствовав, что вполне отдохнула, тоже натянула купальник и спустилась к воде. Но Питера там почему-то не оказалось. Впрочем, он всегда был большим шутником и очень любил всякого рода розыгрыши. Яна громко позвала его, думая, что, услышав звуки ее шагов, он просто спрятался. Но сколько ни кричала, он так и не появился. Даже когда, разозлившись, во весь голос пригрозила, что немедленно сядет в грузовичок и уедет домой одна, а его оставит здесь до утра, Питер не отозвался. Тем временем солнце зашло за большую тучу, ветерок стал заметно холоднее, а озеро из ярко-голубого превратилось в свинцово-серое... И тогда злость на слишком затянувшийся розыгрыш Питера уступила место растущему чувству тревоги...

Его нашли ближе к рассвету, когда яркий свет мощных прожекторов начал становиться все бледнее и бледнее. Яна наотрез отказалась уехать домой и, завернувшись в принесенное ей одеяло, молча сидела на склоне холма, наблюдая за медленным движением огней спасательного катера. Ее отец сидел рядом, правой рукой обняв дочь за плечи.

Тело Питера вытащили, когда уже полностью рассвело. Несколько катеров причалили к берегу рядом с ними, остальные уплыли к своим докам и пристаням.

Яна спустилась с холма вниз и, подойдя вплотную к носилкам, бросила на него прощальный взгляд. Она ожидала увидеть на его лице выражение страха или хотя бы боли, но лицо Питера было неузнаваемо распухшим, почерневшим, лишенным какого-либо выражения...

Она твердо знала, что рано или поздно они поженятся, и в этом ни у кого, включая их родителей, не было сомнений... Похороны для нее прошли относительно безболезненно, потому что казалось, что все это происходит в кино. Больше всего в тот момент Яна искренне сожалела, что там, на зеленой лужайке у озера, они даже не попробовали заглянуть в будущее, не постарались зародить внутри ее новую жизнь. Тогда у нее осталась бы копия худощавого загорелого лица Питера, а значит, и он сам не умер бы до конца. Яне было предельно ясно: теперь ей придется отсюда уехать. Ведь нельзя же жить там, где на тебя буквально отовсюду будут смотреть эти глаза! Поэтому желание переехать в Джонстон и пойти там, например, в школу бизнеса в тот момент показалось ей более чем разумным. И еще Яна знала, что никого другого в ее жизни больше никогда не будет. Никогда!

Покойной жене Гаса Яна приходилась дальней родственницей. И хотя он по-прежнему тяжело переживал ее смерть, что-то в Яне постоянно напоминало ему о том, какой была его жена в те далекие времена, когда они оба были такими же молодыми... Года полтора назад однажды вечером все куда-то ушли, и они остались в доме одни. Яна в тот день решила лечь спать пораньше. Но, выйдя из ванной комнаты, увидела Гаса, стоящего в холле у нее на пути. Смотрел он на нее весьма странно, совсем не так, как всегда... А когда она проходила мимо него, вдруг схватил ее сильными руками, крепко прижал к себе и часто-часто задышал в копну ее густых волос... На какое-то время Яна застыла и похолодела, а затем вдруг отчетливо ощутила не только его болезненное одиночество, но и свое собственное тоже.