Страница 54 из 58
– Значит, он должен со мной поговорить.
– К тому же он еще гадает, о чем написала вам миссис Трескотт.
– И вы должны знать, что он мне скажет. Именно это нужно вам для продвижения расследования. А вдруг он решит смириться с поражением, забыть о потерянных деньгах и начать заново? Если сумеет выкрутиться с помощью своих финансовых связей?
– Как только начнется рабочий день, мистер Макги, я сделаю несколько конфиденциальных телефонных звонков нескольким крупнейшим бизнесменам Форт-Кортни, моим хорошим знакомым. Скажу, будто просто оказываю небольшую услугу. Скажу, будто мне любезно сообщили о возбужденном налоговым управлением против Пайка деле по поводу подачи ложных деклараций, так что, может быть, самое время выйти из игры, если они случайно играют с ним вместе. Думаю, он немедленно попадет в тяжкое положение. У вас, Макги, будет возможность это положение немножко усугубить. Полагаю, удастся таким образом поторопить Пайка.
– Хотите, чтоб я это сделал? Каким образом?
– По-моему, он скорей среагирует, лучше поймет, получив от вас предложение продать тело за сто тысяч долларов. Только я не хочу торопиться с этим, пока мы как следует не прижмем Бруна. Сначала хочу его видеть в камере. Это будет добавочное давление. Поэтому мы отвезем вас обратно в мотель. Прошу не отвечать ни на какие звонки и заказывать еду в номер до получения от меня дальнейших инструкций. Вы способны.., м-м-м.., подавить свою природную склонность к самостоятельным действиям?
– В данном случае уступаю более изощренному уму, мистер Гаффнер.
– Спасибо, – сказал он без тени юмора.
Глава 20
Я проспал без помех до полудня. Дверь была на цепочке, снаружи на ручке висела табличка: “Не беспокоить”.
Проснувшись, первым делом припомнил, как примерно за час до рассвета меня привезли к новому зданию Пайка. Рядом со мной сидел Гаффнер, за нами в другой машине следовал Лозье.
Меня подстегивала мысль, что она все еще там, под металлической плитой служебного люка, проводит первые часы вечности в ожидании, прильнув к внутренней решетке, плотно упакованная, аккуратно перевязанная.
Хелена, я не очень-то хорошо справился. Я старался, но дело пошло слишком быстро. Славный Том протиснулся вместе с ней мимо ящиков в маленьком кабинете, наверно, запечатлел на лбу нежный прощальный поцелуй, открыл пошире окно и сказал: “Посмотри, дорогая, какой очаровательный будет внизу ресторан”. Она по плечи высунулась в окно. Быстрый толчок – коленом под выпяченный зад, рукой в спину. Рука ее бросила сумочку, чтобы за что-нибудь ухватиться, ухватилась только за вечернюю пустоту, и она полетела, медленно переворачиваясь, как кошка.
Я принял душ, побрился, ослабевший и равнодушный. Мне казалось, все кончено. Странное чувство. Никакого горячего, яростного стремления отомстить за медсестру, отомстить за высокую, прелестную, светловолосую Морин. Может быть, потому, что любое тяжелое для нас событие для Пайка никогда не имело бы никакого значения.
Это неодушевленный предмет. Сердце – пустой бумажный мешок. Глаза из искусственного стекла.
Только я направился к телефону, раздался решительный стук На вопрос через дверь, кто там, откликнулся Стейнгер. Я впустил его. Вид у него был странный. Он как бы вплыл в номер, точно напился до полного счастья. Но он не был пьян. Улыбка скупая, задумчивая. Взглянул на часы и уселся.
– У нас есть немножко свободного времени.
– У нас? Как мило.
– Я организовал прослушивание разговоров мистера Тома Пайка удачнее, чем ваших. Клочок бумаги на полу нашли?
– Лейтенант, вы меня огорчаете. Прослушивать члена собственной команды! Какой позор!
– В моей команде один человек – я сам. Много думал о вас всякого разного. Среди прочего, и о том, не темните ли вы, может, это Пайк заслал вас сюда по той или иной причине. Так что насчет бумажки на полу?
Я объяснил и спросил:
– Так почему же вы мне не сказали об этом вчера вечером?
– Хотел, чтобы вы все осколки собрали, тогда у нас было бы больше шансов убедить Гаффнера. Вы с ним здорово справились.
– Вы потратили на меня дорогую штуковину, Эл. Муниципальная собственность?
– Личная. На чужого не хотел тратить. Знал, что получу жучок обратно. Вы вполне могли подумать на Бруна. Но это был не он. В последний раз его видели чуть раньше полудня в понедельник. Приехал в банковскую и трастовую компанию Кортни, открыл свой депозитный сейф, породив у меня нехорошее ощущение, что собрался навсегда исчезнуть. Поэтому было весьма приятно узнать, что нам предстоит встретиться.
– Вы все время поглядываете на часы.
– Верно. Но еще полно времени. Хотите узнать, как я организовал прослушивание старины Тома?
– Ведь вы все равно расскажете.
– Ну конечно! Кому же еще я могу рассказать? Пошел прямо к парню, который случайно оказался старшим из шести братьев Пенни Верц и который случайно работает в телефонной компании “Сентрал Флорида белл”. Объявил, что нуждаюсь в небольшом незаконном содействии, и, знаете, мы первым делом отлично прослушали обе частные незарегистрированные линии Пайка. Разумеется, ничего, что можно было бы предъявить в суде.
– Разумеется.
– Господи, ну и утречко у него выдалось! Пришлось ведь подгонять всех, кто ищет жену-беглянку, уговаривать пожелавших забрать свои деньги из синдикатов и корпораций, так что, могу поспорить, старик Дэйв Брун не раз дозванивался, пока не пробился. Примерно в десять минут одиннадцатого все-таки дозвонился. Выложил тридцать пять центов за три минуты.
– Ну?
– Ну, слава Богу, на предложение Тома встретиться в обычном месте Дэйв ответил отказом. Избавил нас от больших трудов. Место выбрал сам Брун. В шести милях к юго-западу от города. Я только что оттуда вернулся, проверил там все, кое-что приготовил. Очень приятное место для встречи. Большой кусок пастбища. Раньше принадлежал старику Гловеру. Пайк вместе с кем-то еще какое-то время назад купил его, чтобы превратить в так называемое ранчетто. Два акра земли. Ближе к западной стороне ворота с барьером для скота, большое открытое пространство и всего один большой старый тенистый дуб прямо в центре, приблизительно в четверти мили от ближайшей ограды.
– Когда они встретятся?
– В два тридцать. Я оставил на посту Наденбаргера. Можно обойти кругом, пройти сзади кратчайшим путем. Меньше шансов наткнуться на одного из них.
– Похоже, вы необычайно довольны, мистер Стейнгер.
– Еще бы. Брун велел Пайку захватить большую сумму денег. Поторговались немножко. Пайк назвал абсолютный предел – тридцать тысяч. Брун согласен считать это лишь частью. Предупредил не выкидывать фокусов. Кругом пусто – мошки, жаворонки да канюки. Сойдутся под деревом, мило поговорят.
– А на дереве вы жучков понатыкали. Он помрачнел и скривился:
– Вы просто ничему не даете порадоваться, Макги. Я уже пожалел, что решил прихватить вас с собой для забавы.
– Очень жаль, что испортил вам удовольствие. Я еще ничего не ел. Время есть?
– Пятнадцать минут.
Стейнгер быстро, уверенно вел полицейский седан головоломным обходным путем по узким грязным дорогам. Наконец остановился в каком-то месте, ничем не отличавшемся от других, вышел, вытянул антенну рации.
– Лью, ты слышишь меня?
– Слышу, Эл. Пока ничего. Совсем. Слушай, захвати снадобье от комаров из машины.
– Ладно. Мы уже идем. Сообщи, если кто-то появится раньше нас.
Он сказал, что оставил Наденбаргера на посту с биноклем, карабином и приемно-передающим устройством, соединенным с установленным на дубе микрофоном, и не хочет бросать машину на дороге – вдруг Брун или Пайк решат объехать вокруг ранчо, проверить, все ли чисто. Нам пришлось пролезть под одной оградой и перелезть через другую. Было жарко и душно, но любой ветерок нес прохладу. На первый взгляд Стейнгер шагал вяло, но продвигался неожиданно быстро.
Вышли к грязной дороге, пересекли ее, перепрыгнули на другой стороне через лужу. Вслед за Стейнгером я вошел в купу небольших сосен, густых, высотой в восемь-десять футов. Он сделал мне знак пригнуться, и последний десяток футов до Наденбаргера мы преодолели ползком. Наденбаргер лежал на животе рядом с оградой, глядя в бинокль, оглянулся, с некоторым отвращением посмотрел на меня и доложил: