Страница 25 из 69
— Не продаюсь!
— Болтают, что тебя за два обеда купили эпилептики! Но я не верю!
На Тину напал истерический смех.
— За два обеда? С компотом?
— Безусловно.
— Надо подумать!
— И думать нечего! Я тебе предложу кое‑что получше!
Мысли участников сексуальной потасовки были об Игреке.
Судаков находил оправдание разгулу низменных инстинктов в том, что измена потаскухи отвратит мальчика от нее, а Тина не сомневалась в обратном: что только через любовную интрижку можно покончить с пагубной дружбой голубоглазого Ангела и черноокого беса.
— Что же ты можешь мне предложить? — Тина каталась от смеха.
Судаков сдернул с себя штаны и трусы. Таким образом, любовное предложение было сделано. Но своенравная шлюха не желала опускать глаза, чтобы узреть мужское великолепие полковника Судакова.
— Американский протез! — коварно солгал Сергей Павлович. Уловка, не раз позволявшая ему добиться благосклонности милых дам.
Алевтина невольно опустила глаза. Медленно подняла их, встретившись с победоносным взглядом самца.
— Только не здесь!
Привычная к переменчивости судьбы, Кукушка была изгнана из своей клетки на волю.
Любовные перипетии на скрипучей койке отразились в мыслях Тины:
«У старикана мания величия. Древняя развалина мнит себя обалденным самцом! Дамы из сострадания делают ему комплименты, а козел принимают их за чистую монету!»
Излечить душевнобольного от мании величия Ведьма могла бы одним взглядом, но гуманность не позволила ей это сделать.
Впрочем, суетливый любовник не особенно мешал Алевтине достичь неземного блаженства. Обычно попадались самцы, неустанно демонстрировавшие свою мужскую доблесть. Обделенную любовью женщину они считали нимфоманкой. Тина ждала лишь сладостного мига, когда останется в одиночестве. Никто не любил Тину больше, чем она сама. Разве что Ангел.
Обосновавшись в теле старого распутника, Ведьма покинула любовное ложе. В этом вместилище ей было отвратительно все: руки и ноги, как плохо подогнанные протезы — скрипят и ноют. Голова — деревянная, хуже любого протеза, похрустывая, держится на шее еле — еле, на соплях. О, спина вообще не гнется! Стиральная доска! Гениталии — позор нации, а не предмет гордости. Не дай бог остаться в этом теле навсегда!
Алевтина прошлась по палате, поскрипывая и пощелкивая суставами. Музыка старости нагнала на девушку меланхолию.
«Неужели и мне суждено стать когда‑нибудь старой каргой!»
Ответ Тина знала давно, но мнимая печаль из‑за тленности всего сущего приятно ее щекотала.
Ведьмы бессмертны! Когда станет немощным тело, данное ей Богом или дьяволом, Тина найдет себе молодую красивую плоть и поселится в ней. Ее бессмертная душа привыкнет к новой оболочке. Стоит состариться новому вместилищу сатанинского духа, как Тина найдет что‑нибудь подходящее. И вовсе не обязательно это будет женщина. Глупо отказываться от возможности прожить жизнь мужчины. Или несколько жизней. Ведьминым избранником может стать какая‑нибудь знаменитость или даже монарх.
«В любом случае это будет не полковник Судаков! — заключила Аля, натягивая одежду чекиста. — Жаль, конечно, терять время в таком паршивом теле, но ведь у меня в запасе вечность!»
Первым, кого увидела Алевтина, покинув палату, была верная Кукушка, страж чужой любви. Свернувшись клубочком в кресле, она дремала.
Дар небес не обогатил Кассандру, один застиранный халат она чередовала с другим. Свои стоптанные туфли Кукушка не променяла бы и на королевские, украшенные бриллиантами, если для этого пришлось бы покривить душой. Шарлатаны, предсказывавшие новоиспеченным богачам разные приятности, от них в ответ получали материальные блага. А Кукушку за ее трагические прогнозы, случалось, и поколачивали. Но ясновидящая не могла изменить своему предназначению.
Ведьма в ее пророчества не верила. Получалось, что за одно вранье платили деньги, а за другое — лупили. Какое предпочесть? Нищенка выбрала свое.
Наклонившись к уху Кукушки, Ведьма шепнула:
— Тина уснула. Не нужно ее беспокоить.
Кукушка с недоумением воззрилась на Брокгауза.
Она не догадывалась, что ее подружка старпера предпочла Игреку.
— Это наш секрет! — угадав ход мыслей пророчицы, прошептала Алевтина.
— Какой секрет?
— Что я у нее был. Девочка спит без задних ног. Она очень устала.
Кукушка посмотрела на Брокгауза, как на монстра. Он же расцвел под ее взглядом, принял горделивую осанку. От мужского самодовольства чуть не лопался.
— Стыдно вам, Иоанн Васильевич! — сокрушенно покачала головой Кукушка. — Не молоденький уже…
— А молоденькую могу затрахать до смерти! — шепнул Брокгауз. И громыхнул сатанинским хохотом.
Так ему показалось. Вернее, ей.
«Что это со мной? — опомнилась Алевтина. — Поддалась дурному влиянию Судакова».
Зато увидев через минуту понурого Игрека, Аля сразу забыла о том, что она Брокгауз, несмотря на тело — протез.
Ангелу, наверно, уже нашептали про ее неверность.
Жалость толкнула Алевтину к мальчишечке. Она прижалась к нему и присосалась: губы — в губы.
Ангел отшатнулся от Брокгауза. Такие нежности не были у них в ходу.
— Иоанн Васильевич, не смейте так делать!
Ведьма вспомнила себя. Не для того она надела старомодный, скрипучий наряд, чтоб лобызаться с Игреком!
«Хотя… почему бы разом не покончить с дурацкой мужской дружбой!»
Схватив Игрека за руки, Тина жарко зашептала ему на ухо:
— Маленький! Ты мой! Отдайся мне!
Ангел с мученическим ликом испуганно задергался, пытаясь освободиться от рехнувшегося друга.
— Больше не смей подходить к Ведьме! Она откусит твою пипиську! А нам с тобой она еще пригодится! — рука Брокгауза, погладив Игрека по ягодицам, скользнула в промежность.
Всхлипнув от отчаянья, Долговязый отпихнул Иоанна Васильевича изо всех сил.
Старикан брякнулся на пол и пополз вверх по ноге Игрека. Стряхнуть бывшего друга, как гадину, мальчик не мог.
И поплатился за свое малодушие. Брокгауз с нежностью любящей девушки завладел гениталиями Игрека.
— Ты весь мой! Значит, и пися — моя!
Удар по лицу опрокинул блудодея на пол. Чужой головы не жалко. Но удовольствия от нокаута Алевтина не получила.
Испуганное лицо Ангела повисло над Ведьмой, внеся успокоение в ее мятежную душу.
— Иоанн Васильевич, простите меня!
— Бог простит… А я всего лишь полковник! Старый педераст!
— Вы не старый…
Глава восьмая
Капитан Мухортых был изрядно удивлен, когда полковник Судаков явился на службу в спортивном костюме.
— Сергей Палыч, что-то случилось?
— Безусловно, — загадочно ответил полковник. — Что с Мухиным?
— Вступил в контакт с призраком Андропова.
Очень интересно!
Мухортых смущенно помялся.
— Не особенно…
Сергей Павлович заподозрил неладное.
— Юрий Владимирович дал какую-то информацию?
Вместо ответа адъютант шумно выдохнул.
— Про меня?
— Сообщение лейтенанта Мухина требует проверки…
— Вы отправитесь на тот свет, капитан? — Судаков презрительно посмотрел на мямлю. — Что товарищ Андропов сказал про меня?
— Якобы он жалеет, что не отправил вас в отставку!
Больше ему на том свете пожалеть не о чем? Давайте сюда Мухина!
У Алевтины было искушение покопаться в секретных документах контрразведчика. Наверняка тот затевает какую‑нибудь гадость, но беспомощная плоть на койке в дурдоме, принадлежавшая Ведьме, требовало защиты.
В кабинет ввели человека, которому физическое тело мешало достичь гармонии, поэтому он обходился с ним весьма небрежно: был небрит, нестрижен; чего доброго, давно не мыт. Возможно, и условия содержания в тюрьме Службы безопасности способствовали появлению у заключенного враждебности к своему телу — как к источнику разнообразных страданий.