Страница 6 из 63
— Интересно, чтобы вы подумали о Киркландском Веселье.
— Я уверена, что мне бы там понравилось. Дом ведь, наверное, очень старинный? Меня всегда интересовали по-настоящему старинные дома.
Он кивнул.
— «Веселье»… — пробормотала я. — Мне так нравится это название. Тот, кто так назвал поместье, наверное, рассчитывал на жизнь, полную удовольствий.
Он невесело засмеялся, и после недолгого молчания начал говорить:
— Дом был построен в середине XVI века. Когда Киркландское аббатство было распущено, его, вместе со всеми землями, отдали в собственность моих предков. Они разобрали аббатство на камни и построили дом. Ну и по контрасту с аббатством, они и назвали его Киркландским Весельем. Руины аббатства существуют до сих пор. С моего балкона видны остатки стен и каменные арки. В сумерках можно легко представить себе, что это вовсе не развалины… Иногда так и кажется, что среди камней бесшумно разгуливают монахи в рясах.
— Как я вам завидую! Это должно быть так интересно жить рядом со средневековым аббатством!
— Да, эти руины притягивают всех, кто хоть раз увидит их. Ведь старина всегда привлекает нас, не правда ли? Представляете, дому всего каких-нибудь триста лет, но камни, из которых он построен, были обтесаны еще в двенадцатом веке. Ничего удивительного, что это всех впечатляет. Вы тоже, когда…
Он вдруг замолчал, и на его губах появилась улыбка.
Я не выдержала и спросила:
— Вы хотите сказать, что я могу увидеть ваш дом?
— Я несколько раз был гостем в вашем доме, и я хотел бы пригласить вас в свой.
И вдруг он выпалил:
— Мисс Кордер, мне пора возвращаться домой.
— Вам ведь не хочется уезжать отсюда, правда?
— Мы стали друзьями, — сказал он. — Во всяком случае, мне так кажется.
— Мы знакомы всего три недели.
— Да, но обстоятельства, при которых мы познакомились, были весьма неординарными. Кстати, пожалуйста, называйте меня Габриэль.
Я засмеялась.
— «Что есть имя?» — процитировала я. — То, как я буду вас называть — по имени или по фамилии — не повлияет на нашу дружбу. Что вы на это скажете, Габриэль?
— Кэтрин, — он почти прошептал мое имя, повернувшись на бок, чтобы видеть меня. — Вы правы, я не хочу уезжать.
— Почему вы боитесь возвращаться домой?
Он снова отвернулся от меня.
— Боюсь? Кто сказал, что я боюсь?
— Значит, это мне показалось.
Воцарилось молчание, и через некоторое время он сказал:
— Мне хотелось бы, чтобы вы увидели мой дом и аббатство.
— Расскажите мне о них, Габриэль. Если, конечно, хотите.
— Я хотел бы рассказать вам о себе, Кэтрин.
— Так расскажите.
— Вы знаете, эти три недели были самыми счастливыми и интересными в моей жизни — и все благодаря вам. Я не хочу уезжать, потому что не хочу расставаться с вами.
— Может быть, мы еще встретимся, — сказала я.
Он резко повернулся ко мне.
— Когда? — почти сердито спросил он.
— Когда-нибудь.
— Когда-нибудь! Откуда мы знаем, сколько нам отпущено времени.
— Как странно вы говорите… Словно вы думаете, что кто-то из нас может вдруг умереть.
На его щеках вспыхнул слабый румянец, а глаза как-то странно заблестели.
— Кто знает, когда придет смерть?
— Что за мрачные мысли! Мне девятнадцать лет. Вам, как вы сказали, двадцать три. В нашем возрасте люди не говорят о смерти.
— Смотря кто. Кэтрин, вы выйдете за меня замуж?
У меня, наверно, был такой изумленный вид, что он рассмеялся и сказал: — Вы так смотрите на меня, будто я сумасшедший. Неужели так странно, что кто-то хочет на вас жениться?
— Но я не могу принимать это всерьез.
— Вы должны принять это всерьез, потому что я не шучу.
— Но как же можно серьезно говорить о браке при таком коротком знакомстве?
— Мне оно не кажется коротким. Мы с вами встречались каждый день, и я понял, что вы — это то, что мне нужно, и для меня этого достаточно.
Я молчала. Несмотря на подмигивания и косые взгляды Фанни, я вовсе не думала о том, чтобы выйти замуж за Габриэля. Мы действительно стали хорошими друзьями, и мне будет очень грустно, когда он уедет, но одно дело дружить с малознакомым человеком, а другое — выйти за него замуж. Да, он возбуждал мое любопытство и притягивал меня своей неординарностью и таинственностью, но вплоть до этого момента я думала о нем просто как о человеке, которого в нужный момент послала мне судьба, чтобы скрасить мое одиночество. Я по-прежнему почти ничего не знала о нем, я не встречала никого из его родных. Причем, когда о них вообще заходила речь, Габриэль всегда старался перевести разговор на другую тему, как будто его семью окружала некая тайна, которой он не хотел делиться со мной. Ввиду всего этого было очень странно, что он вдруг предложил мне стать его женой.
— Так что же вы ответите мне, Кэтрин? — спросил он, выждав паузу.
— Я отвечу «нет», — сказала я. — Мы так мало знаем друг о друге.
— Вы хотите сказать, что вы мало знаете обо мне.
— Да, возможно, именно это я и хочу сказать.
— Но что вы хотите знать? Мы оба любим лошадей и собак, нам доставляет радость общество друг друга, когда я с вами, я смеюсь и чувствую себя счастливым. Чего еще я могу желать?
— А разве с вашими родными, когда вы у себя дома, вы не можете смеяться и чувствовать себя счастливым?
— Я ни с кем никогда не смогу быть таким счастливым, как с вами, и ни с кем я не чувствую себя так легко.
— Мне кажется, это не очень крепкий фундамент для создания семьи.
— Вы осторожничаете, Кэтрин. По-вашему, я поторопился с предложением?
Я знала, как одиноко и грустно мне будет, когда он уедет, и я подхватила его слова:
— Да, вы поторопились, в этом все дело.
— По крайней мере, мне не нужно опасаться соперника. Прошу вас, Кэтрин, не говорите «нет». Подумайте о том, как я желал этого, и постарайтесь хоть чуть-чуть захотеть этого сами.
Я встала. Мне не хотелось дольше оставаться на пустоши. Он не возражал, и мы молча доехали до деревни, где он попрощался со мной.
У конюшни меня ждал Пятница. Когда я слезла с лошади и вручила поводья конюху, он бросился ко мне и я подхватила его на руки. Ни одно живое существо никогда так не радовалось моему появлению, как эта несчастная дворняга, вдруг обретшая дом. Прижав к себе Пятницу, который норовил лизнуть меня в лицо, я вошла в дом. Наш разговор с Габриэлем не давал мне покоя, и я волей-неволей задумалась о том, какой может быть супружеская жизнь с ним. И чем больше я думала об этом, тем больше понимала, что на самом деле меня эта перспектива не пугает.
Что меня пугало, так это мысль о том, как я буду жить, когда Габриэль уедет. Я буду по-прежнему ездить верхом, гулять с Пятницей, но ведь проводить все время вне дома невозможно. Тем более, что рано или поздно наступит зима, а зимы в наших краях суровые, и иногда по несколько дней кряду нельзя выйти из дома, не рискуя заблудиться во время метели и замерзнуть насмерть. Значит, мне предстоит длинная вереница безрадостных, ничем не отличающихся друг от друга дней, проводимых в обществе вечно недовольной мной Фанни и погруженного в свои мрачные мысли отца. Конечно, рано или поздно должен возвратиться из плавания дядя Дик, но ведь он никогда не задерживается у нас надолго, а после его отъезда жизнь кажется еще тоскливее.
Думая об этом, я поняла, что должна вырваться из дома и что предложение Габриэля для меня ничто иное, как вариант спасения, освобождения из моей «темницы». Если я отвергну его, не буду ли я сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь?
Габриэль несколько раз ужинал с нами, и в такие дни мой отец вел себя как вполне гостеприимный хозяин Я видела, что Габриэль не вызывает у него антипатии. Что касается Фанни, то она молчала, но ее насмешливая улыбка в его адрес была достаточно красноречива. Я знала, что по ее мнению он просто пользуется нашим гостеприимство, пока живет вне дома, а как только уедет, сразу о нас забудет. Фанни не верила в бескорыстие людей, главным мотивом их поведения в ее глазах была материальная выгода. Я ее убеждений не разделяла и с каждым днем чувствовала себя все более и более чужой этому дому и его обитателям. Одновременно с этим меня все больше притягивал Габриэль.