Тайна жертвенных ягнят

Я отыскал нужный мне сектор вылета — квадратный зал с дьюти-фри по продаже парфюмерии в центре него, но здесь еще было пусто, и я, чтобы скоротать время, стал шататься по галерее, заглядывая в магазины. Между прочим, в одном из залов ожидания заметил блондинку и брюнетку, с которыми вместе ехал в аэроэкспрессе. Они сидели рядом, та, что помоложе, брюнетка, наяривала на клавиатуре планшетника, ее спутница листала какой-то гламурный журнал. Рядом с нею чинно восседал полноватый мужчина лет под пятьдесят, одетый в летний бежевый костюм с рисунком из мелких геометрических фигур, бежевые летние туфли и сетчатую шляпу. Мужик был колоритной личностью — полноватый, с квадратным лицом, с черными блестящими глазами, густыми черными бровями, крупным носом, мощной челюстью и аккуратной бородкой «а-ля Владимир Ленин», которая была до того черной, что возникало подозрение: а не красит ли он ее в радикально черный цвет.

Пошатавшись еще немного по аэропорту, я подошел к своему сектору вылета. Народ потихоньку собирался, и я, прекратив бесцельное шатание по аэропорту, остался здесь. Наконец объявили о посадке, и к стойке у двери к телескопическому трапу вмиг образовалась очередь. И вот, когда в зале началось всеобщее движение и хвост очереди, огибающий тот самый дьюти-фри с парфюмом, все увеличивался и увеличивался, вырастая на глазах, прозвучал вскрик, а потом раздался звук удара упавшего на пол тела. Толпа шарахнулась в сторону, образовав полукруг, в котором на полу, выложенном крупной, с зеркальным блеском, кафельной плиткой, лежала полноватая женщина в темно-синих брюках, матерчатых туфлях и черной блузке. Рядом с нею валялась дорожная сумка. Женщина лежала на животе, полубоком, одна нога подтянута к животу, вторая откинута в сторону, правая рука неестественно вывернута, левая — будто выброшена вперед и вверх в приветствии кого-то. Под головой женщины с одутловатым лицом с выпученными от ужаса и боли глазами быстро растекалась лужица темной густой крови. Зрелище было страшно неприглядным и в то же время завораживающим, притягивающим взгляд. Она непроизвольно двигала руками и ногами, отчего напоминала выползшего из моря краба.

Вдруг из разом притихшей толпы вышла невысокая худощавая женщина лет шестидесяти с морщинистым злым лицом и зорким взглядом, одетая для своего возраста весьма несуразно, хотя для перелета или туристки в самый раз — легинсы зеленого цвета, кроссовки, рубашка навыпуск и зеленая бейсболка. Она быстрым шагом направилась к пострадавшей.

А с другого конца загнувшейся в полукруг очереди отделился здоровый, лысоватый мужик лет сорока семи, с вытянутым лицом, обвисшими щеками, кустистыми бровями и умными глазами, одетый, как и многие в аэропорту, по-дорожному — в джинсы синего цвета, спортивную обувь и голубую рубашку, и двинулся наперерез женщине. От него веяло мощью, уверенностью и спокойствием.

— Майор Бурмистров, полиция Москвы! — проговорил он громко, на ходу доставая удостоверение из кармана рубашки и раскрывая его. — В чем дело?

Злая старуха, поджав тонкие губы, бросила:

— Я врач!

Майор отступил, а доктор присела рядом с лежащей на полу несчастной женщиной и стала ощупывать ее. Я стоял в центре очереди, и толпа постепенно начала сжимать кольцо вокруг полицейского, врача и пострадавшей. Задние напирали на передних, всем было интересно посмотреть, что там случилось, и меня против моей воли стали теснить к центру троицы.

Какой-то мужчина негромко произнес:

— Она вон оттуда, сверху упала.

Я поднял глаза: там на уровне второго этажа шел балкон, огороженный металлическими перилами, виднелось кафе, которое было закрыто, и вообще весь второй этаж будто вымер. Несколько человек, стоявших справа и слева от меня, как по команде подняли кверху головы.

— Там же ограждение, — заметил мужской голос. — Как она могла упасть?

— Кто знает, — философски произнес другой мужской голос. — Может быть, столкнул кто.

— А может быть, самоубийца, — предположил третий.

— Уважаемые пассажиры, — громко проговорил Бурмистров и, растопырив руки, пошел в мою сторону, делая руками такие движения, будто сгонял в курятник цыплят. — Отодвиньтесь, пожалуйста, дальше, дальше… Вы же видите, здесь несчастье случилось! Дальше, дальше! Женщине нужно больше воздуха, отойдите!

Стоявший на противоположной стороне живого кольца высокий, худой, одетый во все черное и в дурацком сомбреро мужчина, некогда красивый, а ныне с потасканным лицом постаревшего ловеласа, неожиданно развернулся лицом к толпе и громко сказал:

— Действительно, господа, негоже стоять и смотреть на то, как умирает человек. Разойдитесь, дайте женщине покой! — и двинулся прочь из толпы.

«Селадон», как я сразу окрестил мужика, словно в воду глядел — лежащая на полу женщина вдруг задергалась, засучила ногами, хаотично и судорожно задвигала руками, затем с какой-то неизбывной тоской глянула на толпу затуманившимся взглядом. Она явно доживала свои последние минуты, и ей никто и ничем уже не мог помочь. Действительно, амплитуда ее движений стала реже, потом несчастная выгнулась, на несколько мгновений замерла, и неожиданно ее напряженное тело обмякло, распласталось на полу, взгляд начал стекленеть, а из приоткрытого рта потекла струйка крови.

Сухощавая женщина-врач быстро поднялась и, разведя руками, как-то виновато и негромко сказала Бурмистрову то, что и так было понятно:

— Увы, ничего нельзя было сделать.

«Все, отмучилась», — невольно констатировал я про себя, а за моей спиной вдруг раздался негромкий мелодичный женский голос с печальными нотками:

— Да-а, отлично отпуск начинается.

Собираясь уходить, я обернулся и увидел стоявшую за моей спиной ту самую черноволосую красавицу, с которой вместе ехал в аэроэкспрессе. Вид у нее был удрученный, но не испуганный. Неподалеку стояла напарница брюнетки, отличавшаяся холодной красотой. Чуть в стороне и сзади от нее пристроился мужик с ленинской бородкой. Его вытянутое лицо приобрело скорбное выражение. Впрочем, скорбное выражение было у всех людей, находившихся в толпе. Сейчас мне представилась возможность завести с понравившейся мне девицей разговор, но момент больно неподходящий. Не место рядом с трупом заводить шашни — счастья не будет.

— Да уж, — невесело проговорил я и прошел мимо девушки.

Спустя пару минут к месту трагедии скорым шагом подошли двое работников аэропорта и полицейский с погонами капитана, а затем с каталкой прибежали два эскулапа в зеленых медицинских костюмах. Однако, когда они, бросив каталку, подбежали к трупу, капитан полиции запретил к нему прикасаться. Он, со слов старушки-врача, уже знал, что женщина скончалась. Мертвое тело накрыли простыней, взятой с каталки. Контролеры аэропорта — парень и девушка, стоявшие у двери, ведущей к телескопическому трапу, — потоптались немного на месте и ушли. А по очереди прошел слушок, что наш рейс Москва — Доломан задерживается. Как выяснилось позже, погибшая женщина должна была лететь на нашем самолете. Началась долгая и утомительная процедура опроса свидетелей, в которой участвовали капитан и еще двое полицейских, присоединившиеся к нему. Прибыла и оперативная бригада, начавшая проводить свои мероприятия — фотосъемку, осмотр трупа, сумки женщины, но что там конкретно происходило, мы уже не видели. Всю очередь перегнали к другому сектору, а место трагедии огородили красно-белой лентой. 

Прибытие

Нас промариновали в аэропорту более трех часов. Наконец объявили посадку, и натянуто улыбающиеся контролеры пропустили нас в самолет. Полчаса спустя «Боинг» взлетел, и почти все пассажиры облегченно вздохнули. Каждый постарался выбросить из головы мысли о произошедшей в аэропорту трагедии — впереди ждал отдых. Я не оговорился, сказав «почти все облегченно вздохнули», потому что сидевший рядом со мной в кресле белобрысый, конопатый, с приличным брюшком мужчина лет за пятьдесят никак не мог успокоиться. Явно не из бедных, одетый в дорогую светлую рубашку, брюки и туфли, он выказывал беспокойство, был суетлив и занудлив.