Страница 33 из 49
— Тома говорит, с его кузеном произошел несчастный случай, — сказал Херцог. — Может, так оно и было.
Реймонд помотал головой:
— Не думаю. Я обязательно выясню, но это не был несчастный случай.
— У тебя всегда наготове куча версий, но большинство из них оказываются неверными, — проворчал инспектор.
Он бросил взгляд на доску с вырезками из газет, освещавших расследование убийства судьи Гая.
— Добрая половина того, что пишут газетчики, чистейшей воды вымысел, предположения. Интересно, кто сливает им информацию? Кстати, ты заметил, в их репортажах почти не упоминается Адель Симпсон. Для них она — фигура второстепенная. Все внимание уделено судье и тому, каким он был негодяем. Мы ведь очень осторожно делимся с газетчиками сведениями. В большинстве случаев они остаются довольными и оставляют нас в покое. Далее они публикуют интервью с людьми, которые говорят: «Да, я близко знал судью, и то, что с ним произошло, меня совсем не удивляет». Их даже не интересует, найдем ли мы убийцу или нет, поскольку материалов для публикации у них уже достаточно.
Реймонд, погруженный в свои мысли, молчал.
— Кстати, та репортерша из «Ньюс», Сильвия Маркус, оказалась единственной, кто проявил интерес к Мэнселлу, — продолжил инспектор. — Если мы его подозреваем в совершении двойного убийства, то почему он еще не арестован? Вот такой вопрос она мне задала.
— А я ее что-то в управлении не видел, — сказал Круз.
— Да она у нас каждый день бывает. Ей что-то стало известно о Мэнселле. Может, по крупицам собрала кое-какую информацию. Увидела лежавшую на столе открытую папку с его делом. Сильвия очень умная девушка.
— Ты так думаешь? — спросил Реймонд.
— Во всяком случае, она задает вопросы не в бровь, а в глаз, — ответил Херцог. — Кое-какие ее вопросы я и сам себе задавал. Например, о черном «бьюике». Похоже, мы недостаточно внимания уделяем этой машине.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — кивнул Реймонд. — А знаешь, сколько мы расследуем убийство судьи? Всего-то семьдесят два часа. Сэнди вернулась от Мистера Свити, и с того момента на «бьюике» никто из них не ездил. Прошлой ночью мы тщательно все там перетряхнули. В салоне не только отпечатков пальцев не нашли, но даже пыли не обнаружили. Можно было подумать, что все двенадцать тысяч миль на нем ездили в перчатках. Сейчас Клемент разъезжает на «монтего» семьдесят шестого года, но выследить его никто не может. Сегодня утром на квартиру Дела Уимза он не вернулся. Сэнди не было всю ночь; она вернулась только под утро. Вчера, пока их обоих не было, мы обыскали квартиру, но оружия не нашли. Никаких вещей, принадлежащих судье Гаю, тоже.
— Значит, от пистолета Клемент избавился, — заключил Херцог.
Реймонд промолчал.
— Так что следствие ни на шаг не продвинулось, а действовать напролом вы не хотите. А тем временем, как ты говоришь, ваш подозреваемый разъезжает на «монтего» и, возможно, сломал кому-то ногу. Если же вы не можете найти у Мэнселла орудие убийства, то на каком основании вы собираетесь его арестовать?
— Скорее всего, он где-то спрятал пистолет, — ответил Круз. — Но вы правы, мы топчемся на месте и ведем себя чересчур вежливо в расчете на то, что преступники забудут об одном из главных принципов работы полицейских.
Херцог согласно кивнул.
— Главное — взять их за задницу…
— Вот именно. Как только возьмешь их за задницу, они тут же с испугу признаются в содеянном, — сказал Реймонд.
Кто-то из их родни недавно скончался, и потому все албанцы были в трауре. Увидев их в коридоре больницы, Реймонд поначалу принял их за священников. Медсестра, пытаясь выставить албанцев из палаты, уговаривала их подождать в вестибюле. Здесь Круз и увидел Тома Синистая.
Узнав Реймонда, Тома что-то сказал своим родственникам, и те черной толпой двинулись по больничному коридору.
Лицо Тома напоминало отчеканенный на монете мужской профиль. Албанца можно было принять за дипломата из какой-нибудь балканской страны или за бегуна на длинные дистанции. Он был в синей рубашке, узком черном костюме и при галстуке. В свои тридцать восемь лет он выглядел гораздо старше. Его черные глаза оставались всегда спокойными и никогда не бегали. Реймонд встречался с ним каждый раз, когда между албанцами возникали вооруженные конфликты. Насколько Реймонд помнил, у Тома было несколько ресторанов, имелась лицензия на ношение оружия — он никуда не выходил без «беретты» и пейджера.
На больничной койке, на которой лежал Скендер, была установлена металлическая рама, перетянутая проволокой. К раме была притянута загипсованная нога албанца, похожая на белую скульптуру, которую так и можно было бы назвать: «Нога».
Глаза Скендера оставались закрытыми.
— Как его самочувствие? — тихо спросил Круз.
— Он пролежит еще долго и останется калекой на всю жизнь, — ответил Тома. — Знаете, почему это случилось? Потому что он захотел взять в жены девушку, с которой познакомился на дискотеке. Она приняла его предложение, но поставила условие: сначала он должен был встретиться с ее братом.
— Он ей не брат, — сказал Реймонд.
— Я так и подумал. Они долго это планировали.
— Сколько они у него забрали?
— Какая разница? — отмахнулся Тома. — Мне все равно, как вы назовете то, что случилось: недоразумением или уголовщиной. Но вот что я вам скажу: тот, кто оскорбил Скендера, оскорбил меня. Мне очень хочется взглянуть этому типу, Мэнселлу, в глаза…
— Все не так просто, — заметил Реймонд.
— Почему же? — спросил Тома. — Конечно, я понимаю, вы беспокоитесь, потому что вам придется меня арестовать. — Он пожал плечами. — Хорошо, арестуйте, если докажете, что Мэнселла убил я. Давайте договоримся: вы будете делать свои дела, а я — свои.
— Нет, все не так просто по другой причине. Он нужен мне самому, — объяснил Реймонд. — А вы будете вроде как путаться у меня под ногами. После того как мы его возьмем, он получит срок за убийство и нанесение тяжких телесных повреждений, но он все же останется в живых. Разницу понимаете?
— Ясно, вы хотите привлечь его за убийство судьи, — кивнул албанец. — Я некоторое время провел на том самом пятом этаже, общался со своими знакомыми и прекрасно понимаю, почему он вам так нужен. Но если только вы не родственник и не близкий друг судьи, более того, при жизни его терпеть не могли, какое вам дело, кто прикончит его убийцу? Вот как я расцениваю происходящее. Вы уверяете, будто я путаюсь у вас под ногами. А я, в свою очередь, хочу посоветовать вам следующее: если он вам так нужен, ловите его быстрее, иначе его убьют.
— Перед тем как убить человека, вы смотрите ему в глаза? — спросил Реймонд.
— Если позволяет время, — едва заметно усмехнувшись, ответил Тома.
— Мэнселл убил девятерых.
— Ну и что? — Тома пожал плечами. — А если вам известно, что он серийный убийца, то почему позволяете ему гулять на свободе? Я приехал в Штаты, когда мне было всего шестнадцать; на родине я тоже успел убить с десяток человек, а может, и больше. В основном русских. Но среди моих жертв были и албанцы, мои сородичи. Еще до прихода на нашу землю турок у нас на родине существовал священный обычай кровной мести. Если вы о нем не слышали, то ничего обо мне не знаете.
— Я думал, мы друзья. — Крузу хотелось, чтобы Тома знал: он прекрасно его понимает.
— Да, вы всегда держите слово, — кивнул албанец. — Вам известно, что такое честь, и вы не будете против, если мы о ней поговорим. Слово «честь» для вас не пустой звук. Возможно, это вам даже иногда мешает. Предположим, убивают полицейского, вашего напарника. Неужели вам не захочется пристрелить того, кто это сделал?
— Да, — согласился Реймонд. В общем, так оно и было.
— Но в тот момент вами будет двигать не желание защитить свою честь. Ваш коллега, полицейский, вам не брат и не родственник — просто вы угощали его сигаретами, приглашали в гости… У меня по-другому. Если такого человека оскорбили, то я считаю, что оскорбили и меня. Если же его убивают, то я должен за него отомстить — убить еще до того, как убийца предстанет перед судом. А теперь, прошу вас, ничего не говорите. Только представьте себе: подонок ломает ногу вашему кузену, доверчивому, очень доброму человеку, который для вас все равно что родной брат, и крадет у него деньги. Чего требует от вас честь?