Страница 27 из 49
— И вот мы снова вернулись к тому, с чего начали, — ответил Реймонд.
— Ну да. А ты на что рассчитывал?
Он помолчал, а потом, встав с постели, произнес:
— Не знаю. Давай не будем больше об этом. Лучше поговорим о сексе. Тебе со мной понравилось?
— Скажу так, — Кэролайн оглядела его с ног до головы, — все прошло примерно так, как я и представляла.
18
Мэри Элис уверяла Реймонда, что он никого не любит и думает только о себе.
Боб Херцог как-то сказал ему:
— Знаешь, что мне в тебе нравится? Независимость суждений. Тебя ничто не смущает. На основании того, что увидишь, ты и принимаешь решения.
Норб Брил удивился, когда Круз выложил целых двести десять баксов за костюм синего цвета.
Уэнделл Робинсон говорил:
— Не подумай, что я к тебе подлизываюсь, но мне часто кажется, что никакой ты не белый.
Джерри Хантер неоднократно спрашивал его:
— Что с тобой творится? Ты постоянно молчишь.
Корреспондентка из «Ньюс» во время интервью предположила:
— Мне кажется, вы боитесь женщин. В том-то все и дело.
Кэролайн Уайлдер, адвокат, сказала:
— Все прошло примерно так, как я и представляла.
Реймонд надел свой синий костюм и, поскольку ему нечего было сказать, ушел. По дороге домой он пытался придумать язвительные, остроумные ответы, от которых Кэролайн бы опешила. Но в голову ему ничего не приходило. Придя домой, он лег спать, а проснувшись среди ночи, опять стал вспоминать разговор с Кэролайн. В конце концов внутренний голос сказал ему: «Реймонд, ты что, совсем спятил? Какая разница, что там у нее в мозгах?»
Он думал о деле, стараясь забыть об оскорбленном самолюбии.
Утром, поднявшись с постели, Реймонд вошел в гостиную и, посмотрев в разбитое окно, вдруг понял, что́ должен был сказать Кэролайн. Его удивило, что это лично к нему никакого отношения не имело.
Не мудрствуя лукаво и не пытаясь показаться ей очень умным, он должен был сказать, что если она не прекратит покрывать своего клиента, то Клемент ее в конце концов убьет. Все стало ему ясно как день. Он не верил, что Кэролайн могла вести закулисные переговоры с судьей Гаем. Она не отвергала слова Мэнселла, но только потому, что не видела в этом нужды. Из всех членов коллегии Кэролайн Уайлдер была самым честным и принципиальным адвокатом. Так что ни с кем, особенно с Гаем, вступить в сговор она не могла.
Круз выковырнул из стены гостиной сплющенный кусочек свинца. Осмотрев его, он понял, что стреляли в него не из пистолета тридцать восьмого калибра. Когда пришла домовладелица и испуганно посмотрела на разбитое окно, Реймонд сказал: наверное, окно разбили проходившие по парку мальчишки. Судя по ее лицу, женщина не очень-то и поверила; она спросила, сообщил ли он о происшествии в полицию. Круз напомнил ей, что он сам служит в полиции. В таком случае, сказала домовладелица, вам придется заплатить, чтобы вставили новое стекло.
В то утро Реймонд сидел за столом в спортивном сером твидовом пиджаке, который с весны не надевал. Он стал придерживаться диеты и заниматься спортом и похудел на два размера.
Он просматривал заключение дисциплинарной комиссии, в котором то и дело мелькали знакомые ему имена. Фамилия Кэролайн Уайлдер повторялась несколько раз.
О том, что в него стреляли, когда он находился дома, Круз сослуживцам не рассказал — не потому, что считал это своим личным делом, а просто не хотел, чтобы все утро было потрачено на обсуждения. Видя, что лейтенант сегодня не очень разговорчив, все решили его расспросами не донимать. Его подчиненные, занимаясь другими делами, то и дело звонили по телефону. Разглядывая порнографические фотографии, найденные полицейскими в доме жертвы, они восклицали и присвистывали. Уэнделл притворялся, что его мутит.
— Ты со своими женщинами такое же вытворяешь? — спросил Уэнделл Хантера, который разглядывал особенно «горячий» снимок.
— Бог ты мой! — воскликнул тот. — Ты что же, думаешь, я извращенец?
— А как же! Еще тот извращенец, рост метр восемьдесят, рыжие усы, рубашка в зеленую полоску…
Ровно в полдень Реймонд сказал своим подчиненным, что пора перекусить. Как только сотрудники разошлись, он снял пиджак, отпер фанерный шкафчик и повесил в него свой короткоствольный пистолет тридцать восьмого калибра. Взамен он достал девятимиллиметровый кольт, сунул его в кобуру под мышкой и снова надел пиджак. Теперь он во всеоружии.
19
Сэнди проснулась оттого, что в поясницу ей упиралось что-то твердое. Выгнув шею, она увидела лежавшего рядом Клемента.
— Ты так рад меня видеть или просто хочешь в туалет? — спросила она.
Клемент ничего ей не ответил. Она не слышала, как он накануне ночью вошел в квартиру. Девушка перевернулась на спину и посмотрела на «оклахомского дикаря». Тот, не открывая глаз, поморщился и раздраженно пробурчал:
— Отстань!
— А я к тебе и не пристаю. У тебя что, был трудный день?
В ответ молчание.
— Не думай, что я весь день просидела дома. У меня тоже были дела.
Физиономия у Клемента была красная, раздутая; от него несло перегаром.
— Что, перетрудился? Где ты шлялся, гад?
Клемент открыл глаза, несколько раз моргнул, посмотрел на окно, в которое светило солнце, затем перевел взгляд на разметавшиеся по подушке светлые локоны Сэнди.
— Я ездил туда… на то место. В Вудворд… Как там было хорошо — как будто домой вернулся.
Он едва шевелил губами, поскольку ртом упирался в подушку. Он говорил так, словно у него сильно болели зубы или он только что разжевал стручок жгучего перца.
— Что? — переспросила Сэнди. — Какое место?
Клемент пошевелил одеревеневшими губами.
— Давай займемся твоим албанцем, — сказал он. — Я уже готов. Пусть ведет тебя в бар, и, когда я войду, ты меня с ним познакомишь.
— В какой бар?
— К «Дядюшке Дино».
— Бог ты мой, он же албанец! — воскликнула Сэнди. — Он не любит музыку в стиле кантри. Ему подавай диско.
Клемент, ожидая, что она еще что-то скажет, удивленно посмотрел на нее. Но девушка молчала.
— Дорогая, — наконец произнес он, — я же хочу с ним поговорить, а не танцевать.
— Да, а если он туда не пойдет?
— Ты не знаешь, чем его туда завлечь? — сказал Клемент и сунул свою руку между стройных ножек Сэнди. — Да неужели?
— Отвали.
— Почему же так? — вкрадчиво спросил Клемент и, почувствовав легкое головокружение, закрыл глаза. — Сердишься на меня?
— Отстань. Ты делаешь мне больно.
— Больно? Но это же так приятно. А если я вот так? Прямо туда. Тебе уже лучше?
Сэнди перевернулась на бок лицом к Клементу и отодвинулась от него.
— Мы не будем этим заниматься, пока ты не почистишь зубы.
— Да ладно тебе, — ответил Клемент. — Хорошо, целоваться не будем, будем делать только это.
Остаток дня Клемент бесцельно слонялся по квартире, валялся в кровати и задумчиво вглядывался в панораму Детройта. Сэнди сидела за столом и писала письмо матери, жившей во Френч-Лик, штат Индиана. Письмо начиналось словами: «Дорогая мамочка, погода у нас для октября стоит необычайно теплая. Но мне нравится. Страсть как не люблю холода. Бр-р-р».
Здесь Сэнди прервалась и принялась задумчиво постукивать ручкой по передним зубам. Клемент выругался и велел ей прекратить. Сэнди поднялась из-за стола и включила телевизор.
— Эй, да это же «По дороге в Нэшвилл»! — воскликнула она. — Бог ты мой! Кстати, тебе кто-нибудь говорил, что ты вылитый Марти Роббинс? Вы с ним могли бы оказаться близнецами.
Клемент ничего ей не ответил. Спустя пару минут Сэнди вновь повернулась к нему.
— Хотя это полная ерунда, — сказала она. — Правда? Марти спрашивает: «Не споете ли вы для нас еще?» А Донна Фарго… Ты слышишь ее? Она отвечает: «От такого предложения не откажусь». Господи, от какого предложения? Ведь Марти же ей ничего не предложил.