Страница 124 из 138
Я вошел во двор через один из проемов. Толстяк в полотняных брюках и грязном свитере оливкового цвета направился в мою сторону.
— Что вы желаете?
— Здесь живет Джордж Чисс?
— Грек? — он показал грязным пальцем внутрь двора. — Вон его лачуга...
Этой лачугой оказался сарай, покрытый гофрированным железом. Вход и окно были закрыты занавесками. Ни электрических, ни телефонных проводов.
— Он дома? — спросил я.
— Да.
Я перебрался через пространство, загроможденное картонными коробками, старыми покрышками, ломаными игрушками и прочей рухлядью.
Дверь в сарай принадлежала когда-то какой-то конторе и на ней сохранилась потертая табличка.
Я постучал, и хриплый голос ответил:
— Войдите!
Я открыл дверь и вошел. Помещение было однокомнатным, отапливалось работающей на нефти печкой. Освещалось оно двумя масляными лампами, прикрепленными к стене. Полосатая бело-синяя занавеска прикрывала угол, где, очевидно, находился санузел.
В комнате стояла большая кровать, кухонный столик, комод, платяной шкаф и маленькая кухонная печурка. В комнате было удивительно чисто.
Не успел я закрыть дверь, как увидел нечто, от чего сразу похолодел: из громадной позолоченной рамы, висевшей на стене, на меня смотрел портрет Франка Лека.
Джордж Чисс сидел на единственном в комнате стуле и раскрашивал колеса детской коляски. Он был без пиджака в рубашке с закатанными рукавами. В остальном же он выглядел так же, как и в «Черепахе», — худощавый мужчина с редкими волосами, животиком, бледным лицом, которое раньше было, видимо, красивым, а сейчас покрыто щетиной двухдневной давности. Рядом с его правой ногой на полу стояла бутылка, в свободной руке он держал наполовину наполненный стакан.
При моем появлении его темные глаза изменились: исчезло бессмысленное пустое выражение. Взгляд сразу стал упрямым и проницательным.
— Долго же вы искали меня, — сказал он.
— Вы, что же, ожидали меня?
— Конечно! Для этого не нужно быть провидцем.
— Тем не менее, вы, кажется, не очень рады меня видеть?
— Теперь вы мой лучший друг. — Он отпил немного и с отвращением посмотрел на остаток в стакане.
— Почему вы стали считать меня своим лучшим другом?
— Конечно, из-за Марти!
— Но я не убивал его.
Чисс улыбнулся и пожал плечами.
— Это не имеет значения. Фрэнк Лека считает, что это ваша работа и намеревается вас убить. Мне хотелось бы присутствовать, когда он будет это делать...
— И поэтому я ваш лучший друг?
— Вот именно... — Он допил вино и поставил пустой стакан на пол. После этого вернулся к своей работе. — Позвольте мне закончить, потом поговорим.
Я кивнул в знак согласия. Орудовал он кистью так уверенно и ловко, что, глядя на него, я поневоле вспомнил, как он уложил Хаги одним ударом.
— Здорово у вас получается, — сказал я. — А материал подбираете из рухляди?
— Да... Знаете, что это будет?
— Детская коляска?
— У вас нет фантазии? Это будет скамеечка на колесах... Нет, скорее портативный бар. Для игрового зала или патио. Когда краска засохнет, я укреплю здесь полированную полочку для бутылок и ведерка со льдом... Неплохая мысль?
Слегка повернув голову, Чисс посмотрел в мою сторону.
— Вы верно думаете, что я ненормальный? Но это не так. Многим нравятся оригинальные безделушки, вроде этой. А я этим зарабатываю на жизнь... в некотором роде. Выбрав на свалке какую-нибудь рухлядь, я делаю из нее новую вещь. Владельцы лавок случайных вещей и антиквариата на Второй и Третьей улицах берут их у меня и продают любителям... Почему вы не присядете?
Единственным местом, где можно было присесть, была кровать, и я сел на нее. Чисс продолжал раскрашивать колеса.
— Сначала это было моим хобби, — сказал он, не поднимая глаз. — Это было давно... Когда еще жила моя жена. И тогда я совсем не думал, что это может стать моим основным заработком. Такую работу можно выполнять в любое время: и днем, и ночью, и она не мешает другим моим занятиям.
— Каким?
— Пить и заниматься личностью Фрэнка Лека и всем, что с ним связано.
Он наложил на колесо последний мазок, поднялся и выкатил поделку на улицу. Через некоторое время он вернулся, закрыл дверь и сказал:
— У вас ко мне, очевидно, много вопросов. Спрашивайте.
— Вы знаете, что меня интересует.
Чисс кивнул, взял бутылку и вновь наполнил стакан.
— Выпьете?
Я покачал головой. Он поставил бутылку.
— Противное вино, но зато дешевое.
— Напиваться — это не лучшее занятие для человека, который занимается личностью Фрэнка Лека.
Чисс отпил глоток и вытер рот тыльной стороной руки.
— Я пью не для того, чтобы напиться, а чтобы взбодриться. Это — единственная моя возможность сохранить терпение. Вы знаете, что меня уволили из полиции за неоказание помощи пострадавшей?
— Да.
— Это было четыре года назад. И все это время я выжидаю. А ждать очень тяжело...
Он направился к комоду и поставил на него стакан. Потом наклонился и, открыв ящик, достал из него что-то. Когда он вновь повернулся в мою сторону, в руке у него был пистолет.
Глава 10
Это был кольт «кобра» калибра 38 с коротким стволом. Чисс не направлял его на меня, а просто держал его в руке. Пройдя через всю комнату, он остановился перед портретом Лека в позолоченной раме.
— Я обзавелся этим пистолетом, когда вышел из тюрьмы, — сказал он тихим голосом. — Это было первое, что я сделал. Потом каждую ночь я проводил, ожидая Лека перед его домом в Нью-Йорке или перед его конторой в Манхэттене. Вскоре случай мне представился. Я поджидал Лека в переулке, когда он вышел из конторы с тремя подручными. Четыре-пять секунд его фигура четко вырисовывалась на фоне прозрачной входной двери. Стрелять было очень удобно, и я мог вышибить из него мозги, прежде чем его прихвостни смогли бы вмешаться... — Чисс отошел от портрета. — Но я не сделал этого. Мне вдруг пришла в голову мысль, что смерть Лека от моей руки — это не совсем та месть, которой я хочу. Он должен умереть от чужой руки. И я его отпустил... А чтобы у меня больше не появилось желание воспользоваться пистолетом, я снял с него мушку и забросил ее в воду с Бруклинского моста.
— Но сам пистолет вы сохранили, — заметил я.
— Да, конечно... По натуре я — барахольщик. Не люблю выбрасывать вещи, которые могут пригодиться. — Он посмотрел на пистолет. — Возможно, я когда-нибудь сделаю из него настольную зажигалку.
Он бросил оружие обратно в ящик, задвинул его и снова глотнул вина. Потом сел на стул, держа полупустой стакан.
— Как видите, мои взаимоотношения с Лека восходят еще к тому времени, когда я был полицейским в отделе по расследованию убийств... Это было еще в то время, когда Лека убивал людей лично и еще не отказывался от грязной работы. Я занимался этим делом даже в свободные от работы часы, и Лека почувствовал, что я сажусь ему на пятки. Тогда у меня появился Виктор Рюннон и посоветовал мне бросить это дело. Я отказался...
— И тогда они подстроили, что вас выгнали из полиции?
Чисс кивнул.
— И вдобавок приговорили к 10-ти месяцам лишения свободы. Ну, как вы считаете, прав я, отказавшись от убийства Фрэнка Лека?
— Думаю, вы правы.
Он наклонился вперед и, глядя на меня сверкающими глазами, проговорил:
— Мне это не нужно! Я хочу, чтобы его судил закон! Хочу увидеть Лека в суде в качестве подсудимого. Сделать так же, как поступил со мной он. — Чисс откинулся назад и неприятно сощурился. — Месть сладка, но справедливость еще слаще!
— Но это трудно осуществить.
— К сожалению, трудно. С определенного времени Лека лично не совершает преступлений. И единственная возможность привлечь к суду за убийство такого человека, как Лека, — с его влиянием и связями — это поймать его на месте преступления с оружием в руках. Поэтому я и набрался терпения и... — он поднял стакан: — И дождался вас!