Знак ведьмы

«Накорми ее кровью жертвенник Эрлика!» – нашептывал чужой голос, и его рука вновь непроизвольно потянулась к ножу. Но любовь к Гюнеш еще не остыла, и, громко заговорив, она заглушила голос чужого. Ему захотелось забыть обо всем, уйти с Гюнеш далеко-далеко, где они могли бы построить новую жизнь, где были бы только вдвоем. Но, взглянув на свои искалеченные руки, которыми он не мог даже как следует обнять девушку, вспомнив об ужасном шраме на месте глаза, он позволил чужому голосу пересилить нежность и любовь, чудом сохранившиеся в очерствевшем сердце черного шамана.

Раздираемый противоречивыми чувствами, Кайсым отстранился от Гюнеш, отступил на два шага и резко отдернул руку от рукоятки ножа. Гюнеш, не понимая, что происходит с любимым, недоуменно посмотрела на него и хотела было подойти, но встретила ненавидящий взгляд единственного глаза Кайсыма.

– Мне удалось бежать через три дня после того, как нас поймали, – виновато улыбнулась Гюнеш. – Все эти годы я разыскивала тебя, была уверена, что ты жив. У меня не было мужчины – я ждала встречи с тобой.

– Ты видишь, что со мной сделали. – Кайсым был хмур и зол. – Кривой, хромой, и моя рука больше не может удержать акинак.

– Всего этого я не вижу – для меня ты прежний. Душа твоя…

– Моя душа теперь иная. Она черна, как подземелье Эрлика. Неужели ты ничего не слышала обо мне?

– Люди многое болтают, но я всему этому не верю. Теперь мы вместе, и нам ничто не помешает: оставим прошлое прошлому. До меня дошли известия, что мой отец умер и теперь во главе улуса стоит мой старший брат. Вспомни, как вы дружили, были как братья.

– Он участвовал в погоне за нами и не попытался помешать, когда меня убивали.

– Я уверена, что он раскаивается в этом. Вернемся, и он встретит тебя как брата.

– Тойлош мне не брат, а один из тех, кто сделал меня калекой.

– Не пускай ненависть в сердце – она подобна змее, и ее яд не менее губителен.

– Уходи. В моей юрте нет места женщине, я посвятил себя служению Эрлику. Его духи служат мне.

– Ты заблуждаешься. На самом деле ты их прислужник и делаешь то, что они желают. Я ведь вижу, что ты рад мне, но темное, поселившееся в твоей душе, не дает ей раскрыться мне навстречу. Изгони темное, и мы будем счастливы. Обними меня, и я растоплю лед в твоей душе!

Гюнеш шагнула к нему, он раскрыл объятия… и в следующий миг его пальцы сомкнулись на ее горле. Искалеченные, они вцепились в нее мертвой хваткой. Гюнеш захрипела, не в силах разомкнуть его руки. Теряя сознание, она опустилась на колени. Он оказался за ее спиной и, схватив правой рукой за волосы, потянул книзу, а левой достал нож и приставил лезвие к ее горлу.

– Ты умрешь, посвященная Эрлику! – И нож надрезал кожу до крови.

Гюнеш, находясь в полуобморочном состоянии, почувствовала, что Кайсым убрал нож. Он тащил ее, держа за волосы, через всю юрту, и через несколько мгновений она уже была снаружи – лежала на земле.

– Уходи и больше не попадайся мне на глаза! В следующий раз я не остановлюсь и накормлю Эрлика твоей кровью. Больше нет Кайсыма, которого ты знала, – есть черный шаман. Ты просила, чтобы я вернулся? Я вернусь, но не один, и тогда весь улус содрогнется от моей мести! Земля, озера, реки станут алыми от крови. Моим именем будут пугать детей и коленопреклоненно просить милости. Но ее не будет!

Кайсым махнул рукой людям, ожидающим встречи с ним.

– Эй, вы, там! Гоните ее прочь от моей юрты, и подальше! А если она попытается вернуться – убейте ее!

Сразу несколько человек бросились к Гюнеш, ошеломленной происходящим, обезоружили ее и погнали плетьми.

Кайсым вернулся к юрту, подошел к онкону с изображением ухмыляющегося лика Эрлика и тихо сказал:

– Прости меня, повелитель, что я не принес ее в жертву тебе. Подобное больше не повторится. Клянусь!

Звуки нежные и волнующие пробились сквозь сон. Казалось, что капли теплого летнего дождя мягко, ласково обволакивают меня. Два голоса: мужской и женский, и их переплетение порождает видение обнаженных тел, горящих страстью и желанием. Дрожь пробежала по моему телу и задержалась на пупке. Тело напряглось, прислушиваясь не к словам, а к сладостному чувству, невольно ими вызванному. Горячая волна нахлынула и начала подниматься от кончиков повлажневших пальцев ног все выше и выше, учащая дыхание и заставляя сердце биться сильнее. Сладостная нега и ощущение счастья постепенно заполняют все мое естество, разрастаясь до вселенских пределов и обещая вылиться в полное и всепоглощающее блаженство. Я хочу распрямиться и ощутить его всем своим телом, но не могу. Я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой, потому что слишком крепки его объятия!

– Егор, ты задушишь меня любовью, – шепчу я, и рвусь всем телом ему навстречу, и… окончательно просыпаюсь.

На большой двуспальной кровати я – ОДНА! Ворочаясь во сне, я обмоталась простынями и не могу свободно двигаться. То, что представлялось страстным шепотом, оказалось приглушенными звуками популярной мелодии. С легким разочарованием, недоумевая, я освобождаюсь от своего горячего влажного кокона.

Песня завораживает и зовет за собой, хочется унестись куда-то ввысь, где есть только любовь. В женском голосе звучит горечь расставания, мужской меня заводит до предела: «Королева вдохновения!» Тело не мое: оно горит и томится острым желанием. Мое разгоряченное тело трепещет, еще немного – и я застучу зубами от возбуждения. Не помню, чтобы со мной происходило подобное. В сторону анализ, воспоминания – я хочу ЕГО!

Егор обнаруживается в углу комнаты за компом. В голове словно возникает бегущая строка: «Ему завтра в командировку! Нет, уже сегодня! Он готовит материалы! Я хочу его!» Встаю, сбрасываю с себя ночнушку и тихо, как кошечка, на цыпочках подкрадываюсь к нему сзади. Излишняя предосторожность: когда он погружен в работу, то отрешается от всего, и единственный способ привлечь его внимание – забрать ноутбук. Прильнув всем своим горячим телом к его спине, я наклоняюсь к его уху, и мой язык выразительней всех слов говорит ему о моем желании.

– Любо-ко-ко! – нежно мурлычу я и убираю его руки с клавиатуры.

– Извини, – шепчет он, – я тебя разбудил…

– Все чудесно! Удивительная ночь, прекрасная песня, и мы вдвоем. – Я пытаюсь увлечь его за собой, заставить встать из-за стола. Это непросто.

– Мне завтра надо уезжать…

– Я знаю! – Мои руки бесцеремонно выискивают уязвимые места на его теле. Еще немного – и он будет только мой. Чувствую, как он напрягся.

– От результатов этой командировки многое зависит.

– Ты говорил… – Я щекочу ему ушко языком.

– Мне еще надо подготовить много материалов.

– Я тебе помогу… – Чувствую, что еще немного, и я потеряю сознание от желания, а он словно прилип к стулу.

– Иванна, дай мне поработать, а потом я приду к тебе. – Голос его сух и холоден, так могла бы говорить мраморная статуя. – Рано утром придет редакционная машина, чтобы отвезти меня в аэропорт.

Меня будто облили ледяной водой, выставили голышом на снег, и я ощутила, что, несмотря на лето, из открытой форточки потянуло морозом и иней покрыл наши отношения. Песня закончилась, очарование ночи исчезло, и ведущие радиостанции начали нести всякую чушь. Моя рука ложится на «мышку» и отключает звук. Я резко отстраняюсь от него, намереваясь вернуться в постель, но он ловит меня за руку.

– Обиделась? Ты же знаешь, как важна для меня эта поездка! – В его голосе слышатся нотки раздражения. – Ты сама воркоголик и знаешь, что это такое. – Я наклоняюсь, рассыпавшиеся волосы прячут мое горящее лицо, и он сбавляет тон: – Ну, прости, пожалуйста.

Я отворачиваюсь, чтобы он не видел, как карета превращается в тыкву.

– Все, все, не обижаюсь. Езжай ты… в свою командировку. – Я стараюсь говорить беспечно, без напряжения. И не важно, что у меня творится в душе.

– Ты это серьезно?!

– Серьезнее не бывает.

– Я знал, что ты меня поймешь. – Он не может сдержать вздох облегчения. – Ты необыкновенная женщина!